– Именно поэтому! – воскликнул Меркулов. – Ты уверен? Наверняка! А вот они этого не знают!
– Нет, конечно… ты, как всегда, прав, Костя. Славке надо было не заниматься самодеятельностью, а просто пойти в эту Думу, построить депутатов в одну шеренгу и громко скомандовать: «Взяточники и бывшие уголовники! Два шага вперед!» Ну а дальше, как уж там получится. Ты куда катишься, Костя? Я ведь уже сказал сегодня Михееву, что убийцы схвачены. Так что самодеятельностью тут и не пахнет. А Виталий Сергеевич, к твоему высокому сведению, отреагировал просто: «Вот как надо работать!» Тебе мало этих аргументов? Тебе нравится ходить на поводу у этих… извини за выражение… А, ладно, не стану оскорблять твой слух эпитетами.
– Ты сказал! А ты сумел это доказать?
– Вообще-то ты немного прав. Но – самую малость. Потому что мне часа полтора назад позвонил Витя Пустовойт и сказал, что Садеков сделал чистосердечное признание. А теперь, Костя, можешь и ты не дрожать, слушая крики этих… деятелей. Успокойся, я же обещал не выражаться.
– Знаешь, хоть ты мне и друг, но позволяешь себе… Извини! Ну хорошо, убийцы. А остальные?
– Остальных тоже двое. Один проходит по разработке Борискина, это некто Пал Палыч Серафимов, осужден в Приднестровье, бежал из-под трибунала. А другой – может, ты помнишь, хотя вряд ли, – он проходил свидетелем по делу об убийстве лидера чеченской ОПГ Хаджи. Тогда удалось отвертеться. Но на этот раз у него обнаружены и наркота, и незарегистрированное оружие. Так что дело тут не в антипатриотизме, а в обычной уголовщине. Чеченцы, кстати, давно за ним охотятся. Это наш суд не сумел установить его вины, а они чикаться долго не будут. Я уж предложил ребятам такой вариант: будет наш патриот права качать, объявить ему, что переводим его с Петровки в «Бутырку», в ту камеру, где у нас чеченцы томятся. Вот и пусть сам принимает выгодное для себя решение.
– Господи Боже мой, – вздохнул Меркулов и потер ладонями лицо, будто правоверный мусульманин на молитве, – до чего же мы дошли!
– Я сочувствую твоим страданиям, Костя. Но ты сам знаешь, что там творится. И я полагаю, что, когда Николаеву придется стать перед выбором, он из двух зол выберет – что? Ну конечно, третье: продаст их всех с потрохами. Потому что от наркоты и оружия он станет отбрехиваться до конца, а все эти «бывшие» будут ему всячески помогать. В «Бутырке» же никто не спасет… Я думаю, что приднестровские ребятки тоже не откажутся принять у себя Серафимова, если мы скажем им, что он у нас. Я уже не говорю о молдаванах, которые вынесли ему свой смертный приговор. Да они после этого, Костя, на любой срок на милой родине пойдут, лишь бы – дома. А Бог тут, кстати, ни при чем. Утверди Дума нужные стране законы, а не базарь по любому случаю, не требовалось бы и нам и тому же Славке идти на жесткие меры… Так что, если тебя начнет терзать наше руководство, держи за пазухой эти аргументы.
Зазвонил телефон. Меркулов снял трубку, поздоровался и скосил глаза на Турецкого.
– Кто? – спросил «важняк» шепотом.
– Уже, – печально кивнул Меркулов, закрыв ладонью микрофон. – Сам вызывает… Хорошо, я сейчас подойду. Слушаюсь… Ну вот, как говаривала Шурочка, про вовка промовка, а вовк тут как тут. Сиди смотри в ящик, потом расскажешь, чем кончилось, а я, видно, на «ковер». Судя по тону. Кажется, его уже накачали сверху…
Ждать пришлось долго. Турецкий оставил Меркулову на столе записку: «Я у себя» и ушел знакомиться с показаниями: протоколы в девятом часу привез ему Пустовойт. Вид у Виктора Ивановича был измученный. Поэтому Турецкий пожалел его и отпустил спать: полутора суток хватит и не такого «богатыря» уложить. А сам засел за процессуальные документы.
Почти без всякого интереса прочитал о «покушении» на себя. Федя, он же Федор Васильевич Бураков, лицо временно нигде не работающее и проживающее на Пятнадцатой Парковой улице, выполнил поручение, данное ему его приятелем, – подвесить штуковину к выхлопу «жигуля», а конец лески закрепить у стены. В джип завело любопытство, красть не хотел, только посмотреть, за что сильно пострадал физически. Больше ничего сказать не может. Ниже была записана фамилия «приятеля», его домашний адрес.
Ну пусть переночует в СИЗО, а утром ему действительно надо будет дать под зад. Пользы никакой. А вот приятеля надо взять на крючок.
Иван Порфирьевич Синицкий, пересидев очередные сутки в тюрьме, пришел к выводу, что Гарика со шлюхой он все-таки видел.
Сразу после допроса Гарифа Виктор Иванович вызвал ее. Объявил о решении мужа, поразмышлял вслух на эту тему, посочувствовал людям, попавшим, помимо всяких обстоятельств, еще и по собственной вине в такую смертельную переделку. И постепенно почувствовал, что какой-никакой контакт, а налаживается вроде бы. Тогда стал зачитывать отдельные фрагменты из показаний Гарифа. Словом, наступил момент, когда женщина поняла: любая игра, как бы хитро ее ни пытаться выстраивать дальше, проиграна.
Показания свои Гариф, кстати, давал очень осмотрительно – это было заметно. Но и их можно было считать в прямом смысле слова грандиозной удачей. Не говоря уже о том, что киллеры вообще чрезвычайно редко попадаются в руки правосудия – по пальцам пересчитать можно, включая такого аса, как Александр Солоник, который все-таки сумел, в конце концов, убежать из-под стражи. Но это другой, как говорится, разговор. И даже когда они попадаются, вытянуть из них правду – задачка не для ленивых. А тут – практически раскол в течение одного дня.
Правда, тому необычайно помогло стечение обстоятельств. Захват произошел мгновенно, арестованные лишь знали друг о друге, но не виделись. Правильно Славка сделал, что сразу рассадил их по разным машинам, а Пустовойт выбрал верную интонацию при допросе. Другими словами, там правильно, тут хорошо, да еще почва порядком унавожена, – отчего ж не быть урожаю! Очень уместно, кстати, прозвучала и фраза о том, что адрес Мариам выдал оперативникам Серафим.
Наиболее существенным в показаниях женщины было единственное упоминание имени заказчика. Гариф никого не называл: он указания, как, впрочем, и немалый гонорар, получал лично от Пал Палыча. А затем, разработав технологию проведения «операции», знакомил со своим планом жену и опять-таки того же Пал Палыча. Будто без него – ни шагу. Но это Турецкому было понятно: Гариф брал основной груз на себя, чтобы хоть в чем-то облегчить участь жены.
А имя заказчика все-таки было названо. Он специально приезжал в Рязань для беседы с исполнителем. И не Гариф разговаривал с ним, а Мариам. Значит, и тут он берет вину на себя. Но имени заказчика однако не назвал. Саша, наверное, мог бы и сам угадать, но хотел узнать от них. И точно: дядю, который приезжал из Москвы и дал Мариам фотографии будущей жертвы, звали Толя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118