Нечаев-то с кем?
– Михаил Гаврилович, на мой взгляд, совершил непоправимую ошибку: он забыл, что коней на переправе не меняют. Вряд ли Михеев мог простить ему измену.
– Даже так? – удивился Турецкий.
– Я не утверждаю, – заторопился Холодилин, – но Потапов уже потирал ручки. Это известно.
– А кто дал указание питерскому Михайлову выставлять на аукцион этого вашего монстра?
– Разумеется, Нечаев. Это же его епархия!
– А из последних решений на этот счет есть что-нибудь подобное?
– Как не быть, – снова вздохнул Холодилин. – Новороссийский порт, и ничуть не меньше. Как вы понимаете, в том регионе столкнутся интересы таких сил, что, по-моему, добром там никак не кончится. Это ж нефть! А вокруг нее всегда столько хищников!
– Извините, что я некоторым образом перевожу стрелку: а что это за девица, с которой что-то там намечалось у Нечаева?
– А, вы Айну имеете в виду? Ту, что убили в тот же день?
– Разве есть еще жертвы?
– Там действительно было нечто вроде романа. Вы не поверите, но именно я на свою голову познакомил их на сочинском кинофестивале. Мы там по делам оказались. Так что весьма бурный роман развился буквально на моих глазах. Но я не думаю, что здесь есть какая-то связь.
– Вы – пока единственный. А меня как раз практически все стараются уверить в том, что гибель обоих – это акт чьей-то мести. Чьей, вы не можете предположить?
– На мой взгляд, эта идея попросту абсурдна. Сводить счеты таким образом? Да это же смешно!
– Вы не были в квартире этой Дайкуте?
– Нет, никогда.
– Это кое-что объясняет.
– В каком смысле?
– В том, что некто может позволить себе и не гнушаться, как вы говорили. Казнили и за меньшие потери. А тут – одним ударом, да сразу двух зайцев.
– Что-то вы загадками заговорили, уважаемый Александр Борисович. – Показалось, что Холодилин даже готов обидеться.
– Просто вы находитесь в кругу своих забот, а мне приходится сопоставлять все, включая даже то, что к вам не имеет ни малейшего отношения. Значит, пока третья сила остается загадкой?
– Я бы не хотел ее называть. Спросите коренных сибиряков, они наверняка подскажут, а меня – увольте…
Михеев принял Турецкого минута в минуту. Поднялся из-за стола, крепко – раньше это называлось: по-рабочему – пожал руку и опустился в свое кресло. Александр Борисович присел сбоку напротив.
– Прежде всего, позвольте мне выразить вам свое сочувствие в связи с потерей хорошего помощника. Так, во всяком случае, все считают.
Михеев молча кивнул и уставился на Турецкого в ожидании продолжения.
– Следствию было бы желательно знать ваше мнение по поводу причины происшедшего. Можно считать нашу беседу частным разговором. Это ни в коем случае не допрос.
– Для частных бесед у меня нет времени, – жестко ответил Михеев.
– Хорошо, – Турецкий достал из папочки бланк протокола допроса свидетеля и авторучку. – Прошу вас. Итак, Михеев Виталий Сергеевич…
Формальности не заняли и минуты из отведенных десяти. И далее премьер предельно ясно, скупыми и немного резкими фразами изложил свое понимание факта убийства вице-премьера. От женщины он просто отмахнулся. Это – не причина. За это в худшем случае морду бьют.
– Среди самых разных версий, – стараясь быть спокойным, сказал Турецкий, – имеется и та, по которой, извините, в устранении Нечаева были якобы заинтересованы и вы. Естественно, версия непроверенная.
– Слухами не пользуюсь, – жестко ответил Михеев. – И вам не советую. Я знаю немало достаточно цивилизованных способов отстранения несправившихся с делом сотрудников. Но никак не уст-ранения. И я бы не советовал сталкивать лбами Потапова, скажем, и Михеева. Об этом, разумеется, говорят, и даже в этом доме. Но я уже говорил о своем отношении к слухам. Извините, время.
Михеев внимательно прочитал записанные Турецким свои показания.
– Вы можете спросить меня, зачем все это? – Он ткнул своей авторучкой с большим золотым пером в два листа протокола. – А затем, чтобы каждое слово было зафиксировано предельно точно. Чтобы были исключены двоякие толкования. В моем положении это недопустимо.
Михеев поднялся, снова пожал Турецкому руку и, провожая его к двери, вдруг остановился посреди кабинета и сказал:
– Есть такая компания – «Русская нефть», попробуйте обратить на нее внимание. Примите это как дружеский совет, но постарайтесь не лезть на рожон. Всего доброго! – и вернулся к своему столу.
В наш век гнушаться даже малой информацией – серьезный грех. Так думал Турецкий спускаясь в холл Белого дома. «А смотри, как интересно, Александр Борисович! Ведь Михеев-то, как и все остальные, тоже ищет свой фарт, свою удачу… хотя в его-то положении – зачем? И ведь тоже побаивается. Что ж это за сила такая?! Может быть, подсказка с „Русской нефтью“ имеет и свои далеко идущие цели?»
ПОТЕРИ И ПРИОБРЕТЕНИЯ
Юра Смирнов заканчивал допрос Анатолия Софроновича Афонина, то бишь Афони. С его предшественником разобрались быстро: Жора с трудом вспомнил, что зовут-то его Георгием Алексеевичем Кудриком. Что вообще-то он люберецкий, но в силу обстоятельств примкнул к таганским ребятам. Причину, как ни силился, назвать не мог. Словом, это был классический образец «быка» – вес девяносто килограммов, позади восьмилетка, «качалка» в Люберцах, затем два года исправительных работ по статье двести шестой, а через короткое время – трояк, по статье двести десятой: вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. Своего ума не хватило, пришлось самому в «быки» податься.
У Афони была биография почище, поспокойней, обошлось без отсидок. Пока все было впереди. Начиная допрос, Юра внимательно прослушал Афонину магнитофонную исповедь, отметил для себя несколько пунктов, по которым можно было углублять свои знания по части Афониной биографии, и чтобы у Анатолия Софроновича вдруг не появилось настойчивого стремления отрицать записанное на магнитофонную пленку, как выбитое из него под угрозой смерти, сделал этот текст достоянием протокола.
Говоря воровским языком, Афоня уже успел заложить своего хозяина, а теперь Юре оставалось лишь уточнять те или иные эпизоды. Важным моментом оказалось признание Афони, что таганские не раз сотрудничали с охраной фирмы «Юнона». И это было законным образом зафиксировано в протоколе допроса. Но, как ни старался следователь, все же не удалось добиться правды по поводу адресата, доставившего груз кокаина в Москву. Афоня готов был божиться, что ничего не знает. Ему было приказано подойти к седьмому вагону поезда «Дагестан», который приходит на Павелецкий вокзал, и забрать у пассажира, ехавшего в третьем купе, кейс. И больше ничего, никаких слов. Пассажир передаст посылку для Алексея. И все было бы нормально, но на самом выходе с вокзала Афоня вдруг заметил ментов с собаками, которые вполне могли совершать облаву на наркоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
– Михаил Гаврилович, на мой взгляд, совершил непоправимую ошибку: он забыл, что коней на переправе не меняют. Вряд ли Михеев мог простить ему измену.
– Даже так? – удивился Турецкий.
– Я не утверждаю, – заторопился Холодилин, – но Потапов уже потирал ручки. Это известно.
– А кто дал указание питерскому Михайлову выставлять на аукцион этого вашего монстра?
– Разумеется, Нечаев. Это же его епархия!
– А из последних решений на этот счет есть что-нибудь подобное?
– Как не быть, – снова вздохнул Холодилин. – Новороссийский порт, и ничуть не меньше. Как вы понимаете, в том регионе столкнутся интересы таких сил, что, по-моему, добром там никак не кончится. Это ж нефть! А вокруг нее всегда столько хищников!
– Извините, что я некоторым образом перевожу стрелку: а что это за девица, с которой что-то там намечалось у Нечаева?
– А, вы Айну имеете в виду? Ту, что убили в тот же день?
– Разве есть еще жертвы?
– Там действительно было нечто вроде романа. Вы не поверите, но именно я на свою голову познакомил их на сочинском кинофестивале. Мы там по делам оказались. Так что весьма бурный роман развился буквально на моих глазах. Но я не думаю, что здесь есть какая-то связь.
– Вы – пока единственный. А меня как раз практически все стараются уверить в том, что гибель обоих – это акт чьей-то мести. Чьей, вы не можете предположить?
– На мой взгляд, эта идея попросту абсурдна. Сводить счеты таким образом? Да это же смешно!
– Вы не были в квартире этой Дайкуте?
– Нет, никогда.
– Это кое-что объясняет.
– В каком смысле?
– В том, что некто может позволить себе и не гнушаться, как вы говорили. Казнили и за меньшие потери. А тут – одним ударом, да сразу двух зайцев.
– Что-то вы загадками заговорили, уважаемый Александр Борисович. – Показалось, что Холодилин даже готов обидеться.
– Просто вы находитесь в кругу своих забот, а мне приходится сопоставлять все, включая даже то, что к вам не имеет ни малейшего отношения. Значит, пока третья сила остается загадкой?
– Я бы не хотел ее называть. Спросите коренных сибиряков, они наверняка подскажут, а меня – увольте…
Михеев принял Турецкого минута в минуту. Поднялся из-за стола, крепко – раньше это называлось: по-рабочему – пожал руку и опустился в свое кресло. Александр Борисович присел сбоку напротив.
– Прежде всего, позвольте мне выразить вам свое сочувствие в связи с потерей хорошего помощника. Так, во всяком случае, все считают.
Михеев молча кивнул и уставился на Турецкого в ожидании продолжения.
– Следствию было бы желательно знать ваше мнение по поводу причины происшедшего. Можно считать нашу беседу частным разговором. Это ни в коем случае не допрос.
– Для частных бесед у меня нет времени, – жестко ответил Михеев.
– Хорошо, – Турецкий достал из папочки бланк протокола допроса свидетеля и авторучку. – Прошу вас. Итак, Михеев Виталий Сергеевич…
Формальности не заняли и минуты из отведенных десяти. И далее премьер предельно ясно, скупыми и немного резкими фразами изложил свое понимание факта убийства вице-премьера. От женщины он просто отмахнулся. Это – не причина. За это в худшем случае морду бьют.
– Среди самых разных версий, – стараясь быть спокойным, сказал Турецкий, – имеется и та, по которой, извините, в устранении Нечаева были якобы заинтересованы и вы. Естественно, версия непроверенная.
– Слухами не пользуюсь, – жестко ответил Михеев. – И вам не советую. Я знаю немало достаточно цивилизованных способов отстранения несправившихся с делом сотрудников. Но никак не уст-ранения. И я бы не советовал сталкивать лбами Потапова, скажем, и Михеева. Об этом, разумеется, говорят, и даже в этом доме. Но я уже говорил о своем отношении к слухам. Извините, время.
Михеев внимательно прочитал записанные Турецким свои показания.
– Вы можете спросить меня, зачем все это? – Он ткнул своей авторучкой с большим золотым пером в два листа протокола. – А затем, чтобы каждое слово было зафиксировано предельно точно. Чтобы были исключены двоякие толкования. В моем положении это недопустимо.
Михеев поднялся, снова пожал Турецкому руку и, провожая его к двери, вдруг остановился посреди кабинета и сказал:
– Есть такая компания – «Русская нефть», попробуйте обратить на нее внимание. Примите это как дружеский совет, но постарайтесь не лезть на рожон. Всего доброго! – и вернулся к своему столу.
В наш век гнушаться даже малой информацией – серьезный грех. Так думал Турецкий спускаясь в холл Белого дома. «А смотри, как интересно, Александр Борисович! Ведь Михеев-то, как и все остальные, тоже ищет свой фарт, свою удачу… хотя в его-то положении – зачем? И ведь тоже побаивается. Что ж это за сила такая?! Может быть, подсказка с „Русской нефтью“ имеет и свои далеко идущие цели?»
ПОТЕРИ И ПРИОБРЕТЕНИЯ
Юра Смирнов заканчивал допрос Анатолия Софроновича Афонина, то бишь Афони. С его предшественником разобрались быстро: Жора с трудом вспомнил, что зовут-то его Георгием Алексеевичем Кудриком. Что вообще-то он люберецкий, но в силу обстоятельств примкнул к таганским ребятам. Причину, как ни силился, назвать не мог. Словом, это был классический образец «быка» – вес девяносто килограммов, позади восьмилетка, «качалка» в Люберцах, затем два года исправительных работ по статье двести шестой, а через короткое время – трояк, по статье двести десятой: вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. Своего ума не хватило, пришлось самому в «быки» податься.
У Афони была биография почище, поспокойней, обошлось без отсидок. Пока все было впереди. Начиная допрос, Юра внимательно прослушал Афонину магнитофонную исповедь, отметил для себя несколько пунктов, по которым можно было углублять свои знания по части Афониной биографии, и чтобы у Анатолия Софроновича вдруг не появилось настойчивого стремления отрицать записанное на магнитофонную пленку, как выбитое из него под угрозой смерти, сделал этот текст достоянием протокола.
Говоря воровским языком, Афоня уже успел заложить своего хозяина, а теперь Юре оставалось лишь уточнять те или иные эпизоды. Важным моментом оказалось признание Афони, что таганские не раз сотрудничали с охраной фирмы «Юнона». И это было законным образом зафиксировано в протоколе допроса. Но, как ни старался следователь, все же не удалось добиться правды по поводу адресата, доставившего груз кокаина в Москву. Афоня готов был божиться, что ничего не знает. Ему было приказано подойти к седьмому вагону поезда «Дагестан», который приходит на Павелецкий вокзал, и забрать у пассажира, ехавшего в третьем купе, кейс. И больше ничего, никаких слов. Пассажир передаст посылку для Алексея. И все было бы нормально, но на самом выходе с вокзала Афоня вдруг заметил ментов с собаками, которые вполне могли совершать облаву на наркоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118