А пожалуй, надо было разобраться...
Шукуров помрачнел.
— Спасибо, я не смогу,— ответил тестю.— Мне еще в «Сельхозтехнику».
— Тем более надо ехать в ресторан! — рассмеялся Вахид Мира-бидов.— Туда непременно приедет и Джамал Бурибаев, а он один из столпов этой самой «Сельхозтехники». Вот случай познакомиться с ним — пригодится. Человек с головой. Недаром Атакузы хочет породниться с ним...
— Да, да... Атакузы-ака рассказывал о нем. Поразительная история...
— Какая же?
— Что-то там произошло во время войны между этим... Джама-лом Бурибаевым и сыном домлы Шамурадова. Раис говорил как-то неопределенно.
— А-а... Вы об этом! С кем не бывает в молодости! — Вахид Мирабидов украдкой метнул взгляд в сторону летней кухни и заговорщически подмигнул зятю.— Жила там в кишлаке девушка неописуемой будто бы красоты. Ну, сын этого самого... моего закадычного друга Нормурада Шамурадова любил ее. Да уехал на фронт. Появляется Джамал Бурибаев — молодой, горячий, собой видный. Ну и... не устояла... Вы же знаете женщин... Нагрянул этот самый парень. Да еще со звездой на груди. Другой махнул бы рукой. Мало на свете красивых
1 «Ленин юлы» — «Ленинский путь».
девушек? А этот, видно, был такой же гордец, что и папаша,— полез, понимаете, в драку! Даже стрелял, говорят, в Бурибаева. Не попал, к счастью!
Шукуров занялся разливанием чая — неловко было смотреть на возбужденно-раскрасневшееся лицо Вахида Мирабидова. Рассказ тестя неприятно удивил его. Даже не столько сам рассказ, сколько ужимки, тон Мирабидова и то, как маслянисто блестели его глаза. А как он отозвался о сыне Шамурадова! Шукурову вспомнилась прямая, откровенная речь домлы Нормурада и кроткие, печальные глаза его жены. Слова тестя показались мелкими, недостойными. Шукуров чуть было прямо и не выложил ему это. Но осекся. Он же гость в этом так приветливо встретившем его доме. Но почему-то даже счастливый смех жены, доносившийся до него, покоробил. Запала в душу та же грусть, что окутала дом старика Шамурадова. А здесь — здесь с избытком всего: и достатка, и веселья. Сам тесть цветет, задает всему тон. Какая разница между той, меченной бедами, семьей и этой — счастливой и беззаботной. И еще было что-то, в чем Шукуров не мог разобраться, но что говорило о скрытой несправедливости судьбы.
Вахид Мирабидов стукнул пиалой о стол, поставил ее верх дном — кончил чаепитие! — испытующе глянул на зятя.
— Вы, я слышал, были у моего друга...— при слове «друг» он широко осклабился и сделал паузу,— у Нормурада Шамурадова?
— Да, заходил вместе с Атакузы-ака.
— Ну и о чем же беседовали?
— О разном,— Шукурову не хотелось продолжать этот разговор.— В основном о проблемах экологии. Домла, оказывается, очень интересуется этими вопросами...
Вахид Мирабидов состроил кислую мину:
— Чем только этот домла не интересуется! Слыхал я, даже пишет книгу о горной арче. Утверждает, будто стоит покрыть все горы Средней Азии арчой, как было в древности, и проблема воды решится сама собой! И переброской сибирских рек ни к чему заниматься. Ну разве не дилетантство!
И была в словах Мирабидова такая неожиданная неприязнь, таким железом зазвучал обычно мягкий голос, что Шукурова вдруг осенило: «Не его ли имел в виду домла, когда говорил об авторе чуть не сгубившей его статьи?»
Эта догадка была неприятна, Шукуров попытался быстрее отмахнуться от нее.
— Я видел у него карту предполагаемой трассы будущего канала...
— Ну и что?
— Работает над ней, всюду понаставил вопросы и восклицательные знаки, заметки.
— Вот-вот! — нервно рассмеялся Вахид Мирабидов.— Вопросительные знаки! Он только и знает, что ставит их везде. Как говорится, один дурак может задать столько вопросов, что и сто мудрецов не ответят. Между прочим, прочли вы мою книгу о переброске сибирских рек в Среднюю Азию?
— А она уже вышла?
— Вышла! О ней уже говорят! — Раздражение мигом покинуло Мирабидова, и круглое, розовое лицо его засияло почти детской радостью, счастьем.— Пойдемте, пойдемте, дорогой! Сейчас я подарю вам ее с автографом!
3
Кабинет Мирабидова просторный, очень светлый, огромные окна распахнуты в тихую, малолюдную улицу. Как и кабинет домлы Нор-мурадова, уставлен книжными шкафами. Первое, что бросилось сейчас в глаза Шукурову, когда он вслед за тестем вошел сюда,— огромная, закрывшая полстены карта. Такая же самая, что лежит на столе у домлы Шамурадова, с теми же красными и синими четкими линиями, струящимися сверху вниз — от зеленых лесов до желтых песков, окруживших синь Аральского моря. Однако здесь не было ни вопросительных, ни восклицательных знаков, ни мелкой арабской вязи на полях. Прямо на карте висел двухструнный дутар из коричневого урюкового дерева, искусно инкрустированный слоновой костью. Шу-куров знал: тесть часто берет его в руки. Виртуоз. Но как не вязалась эта затейливо украшенная игрушка с проблемной картой! Шукуров невольно улыбнулся.
Вахид Мирабидов прошел к старинному квадратному столу меж окон, заваленному ворохом папок и рукописей. Взял из высокой стопки одну не слишком толстую, но и не тонкую книгу в твердом, черном переплете. Молча, все с той же улыбкой показал ее и, не садясь, настрочил надпись. Был он в этот миг внушителен, исполнен достоинства.
— Вот. Надеюсь, будет время перелистать! — и удовлетворенно опустился в глубокое вертящееся кресло. С мягкой улыбкой выжидающе посмотрел на зятя.
Книга называлась «Жажда и надежда древней земли». На первой странице крупным, небрежно-размашистым почерком тесть начертал:
«Дорогому сыну моему Абрарджану с надеждой, что и вы, и ваши дети, мои любимые внуки, увидят претворенными в жизнь идеи, заключенные в этом скромном труде».
Шукуров с детства привык смотреть на книгу как на чудо. Люди, творящие это чудо, всегда казались ему особенными, он невольно склонялся перед ними. И сейчас, держа в руке книгу, да еще с такой надписью, Шукуров почувствовал внезапную теплоту.
— Спасибо, дада! Новых творческих удач вам!
- Благодарю, сынок! — Вахид Мирабидов задорно крутанулся и кресле и спросил: — А все же что наговорил вам мой друг по поводу ной проблемы?—он показал пальцем на книгу.
Шукуров украдкой взглянул на часы — оставалось еще минут фидцлть до семи — и присел на кожаный диван. Да ничего особенного...
— Но все же?
— Помнится, говорил, что необходимо глубоко изучить возможные последствия переброски рек. Тревожится: что станет с окружающей средой на севере, на юге...
— Общие слова! Чтобы сказать такое — не надо быть большим мудрецом. Еще?
Шукуров озадаченно потер лоб.
— Ну, словом, он считает, что спешить здесь нельзя. Что это тот случай, когда надо семь раз отмерить...
— Обычные доводы перестраховщика!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Шукуров помрачнел.
— Спасибо, я не смогу,— ответил тестю.— Мне еще в «Сельхозтехнику».
— Тем более надо ехать в ресторан! — рассмеялся Вахид Мира-бидов.— Туда непременно приедет и Джамал Бурибаев, а он один из столпов этой самой «Сельхозтехники». Вот случай познакомиться с ним — пригодится. Человек с головой. Недаром Атакузы хочет породниться с ним...
— Да, да... Атакузы-ака рассказывал о нем. Поразительная история...
— Какая же?
— Что-то там произошло во время войны между этим... Джама-лом Бурибаевым и сыном домлы Шамурадова. Раис говорил как-то неопределенно.
— А-а... Вы об этом! С кем не бывает в молодости! — Вахид Мирабидов украдкой метнул взгляд в сторону летней кухни и заговорщически подмигнул зятю.— Жила там в кишлаке девушка неописуемой будто бы красоты. Ну, сын этого самого... моего закадычного друга Нормурада Шамурадова любил ее. Да уехал на фронт. Появляется Джамал Бурибаев — молодой, горячий, собой видный. Ну и... не устояла... Вы же знаете женщин... Нагрянул этот самый парень. Да еще со звездой на груди. Другой махнул бы рукой. Мало на свете красивых
1 «Ленин юлы» — «Ленинский путь».
девушек? А этот, видно, был такой же гордец, что и папаша,— полез, понимаете, в драку! Даже стрелял, говорят, в Бурибаева. Не попал, к счастью!
Шукуров занялся разливанием чая — неловко было смотреть на возбужденно-раскрасневшееся лицо Вахида Мирабидова. Рассказ тестя неприятно удивил его. Даже не столько сам рассказ, сколько ужимки, тон Мирабидова и то, как маслянисто блестели его глаза. А как он отозвался о сыне Шамурадова! Шукурову вспомнилась прямая, откровенная речь домлы Нормурада и кроткие, печальные глаза его жены. Слова тестя показались мелкими, недостойными. Шукуров чуть было прямо и не выложил ему это. Но осекся. Он же гость в этом так приветливо встретившем его доме. Но почему-то даже счастливый смех жены, доносившийся до него, покоробил. Запала в душу та же грусть, что окутала дом старика Шамурадова. А здесь — здесь с избытком всего: и достатка, и веселья. Сам тесть цветет, задает всему тон. Какая разница между той, меченной бедами, семьей и этой — счастливой и беззаботной. И еще было что-то, в чем Шукуров не мог разобраться, но что говорило о скрытой несправедливости судьбы.
Вахид Мирабидов стукнул пиалой о стол, поставил ее верх дном — кончил чаепитие! — испытующе глянул на зятя.
— Вы, я слышал, были у моего друга...— при слове «друг» он широко осклабился и сделал паузу,— у Нормурада Шамурадова?
— Да, заходил вместе с Атакузы-ака.
— Ну и о чем же беседовали?
— О разном,— Шукурову не хотелось продолжать этот разговор.— В основном о проблемах экологии. Домла, оказывается, очень интересуется этими вопросами...
Вахид Мирабидов состроил кислую мину:
— Чем только этот домла не интересуется! Слыхал я, даже пишет книгу о горной арче. Утверждает, будто стоит покрыть все горы Средней Азии арчой, как было в древности, и проблема воды решится сама собой! И переброской сибирских рек ни к чему заниматься. Ну разве не дилетантство!
И была в словах Мирабидова такая неожиданная неприязнь, таким железом зазвучал обычно мягкий голос, что Шукурова вдруг осенило: «Не его ли имел в виду домла, когда говорил об авторе чуть не сгубившей его статьи?»
Эта догадка была неприятна, Шукуров попытался быстрее отмахнуться от нее.
— Я видел у него карту предполагаемой трассы будущего канала...
— Ну и что?
— Работает над ней, всюду понаставил вопросы и восклицательные знаки, заметки.
— Вот-вот! — нервно рассмеялся Вахид Мирабидов.— Вопросительные знаки! Он только и знает, что ставит их везде. Как говорится, один дурак может задать столько вопросов, что и сто мудрецов не ответят. Между прочим, прочли вы мою книгу о переброске сибирских рек в Среднюю Азию?
— А она уже вышла?
— Вышла! О ней уже говорят! — Раздражение мигом покинуло Мирабидова, и круглое, розовое лицо его засияло почти детской радостью, счастьем.— Пойдемте, пойдемте, дорогой! Сейчас я подарю вам ее с автографом!
3
Кабинет Мирабидова просторный, очень светлый, огромные окна распахнуты в тихую, малолюдную улицу. Как и кабинет домлы Нор-мурадова, уставлен книжными шкафами. Первое, что бросилось сейчас в глаза Шукурову, когда он вслед за тестем вошел сюда,— огромная, закрывшая полстены карта. Такая же самая, что лежит на столе у домлы Шамурадова, с теми же красными и синими четкими линиями, струящимися сверху вниз — от зеленых лесов до желтых песков, окруживших синь Аральского моря. Однако здесь не было ни вопросительных, ни восклицательных знаков, ни мелкой арабской вязи на полях. Прямо на карте висел двухструнный дутар из коричневого урюкового дерева, искусно инкрустированный слоновой костью. Шу-куров знал: тесть часто берет его в руки. Виртуоз. Но как не вязалась эта затейливо украшенная игрушка с проблемной картой! Шукуров невольно улыбнулся.
Вахид Мирабидов прошел к старинному квадратному столу меж окон, заваленному ворохом папок и рукописей. Взял из высокой стопки одну не слишком толстую, но и не тонкую книгу в твердом, черном переплете. Молча, все с той же улыбкой показал ее и, не садясь, настрочил надпись. Был он в этот миг внушителен, исполнен достоинства.
— Вот. Надеюсь, будет время перелистать! — и удовлетворенно опустился в глубокое вертящееся кресло. С мягкой улыбкой выжидающе посмотрел на зятя.
Книга называлась «Жажда и надежда древней земли». На первой странице крупным, небрежно-размашистым почерком тесть начертал:
«Дорогому сыну моему Абрарджану с надеждой, что и вы, и ваши дети, мои любимые внуки, увидят претворенными в жизнь идеи, заключенные в этом скромном труде».
Шукуров с детства привык смотреть на книгу как на чудо. Люди, творящие это чудо, всегда казались ему особенными, он невольно склонялся перед ними. И сейчас, держа в руке книгу, да еще с такой надписью, Шукуров почувствовал внезапную теплоту.
— Спасибо, дада! Новых творческих удач вам!
- Благодарю, сынок! — Вахид Мирабидов задорно крутанулся и кресле и спросил: — А все же что наговорил вам мой друг по поводу ной проблемы?—он показал пальцем на книгу.
Шукуров украдкой взглянул на часы — оставалось еще минут фидцлть до семи — и присел на кожаный диван. Да ничего особенного...
— Но все же?
— Помнится, говорил, что необходимо глубоко изучить возможные последствия переброски рек. Тревожится: что станет с окружающей средой на севере, на юге...
— Общие слова! Чтобы сказать такое — не надо быть большим мудрецом. Еще?
Шукуров озадаченно потер лоб.
— Ну, словом, он считает, что спешить здесь нельзя. Что это тот случай, когда надо семь раз отмерить...
— Обычные доводы перестраховщика!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85