Отправилась с этим, как его... с преподавателем. Может, знаете, такой хиленький, черномазый.
Хайдар бросился на улицу, вахтерша успела ввернуть вдогонку:
— Просто удивляюсь! При таком джигите-беркуте мотаться с этим заикой!..
Солнце уже село. И хотя еще было светло, площадь вокруг огромного цветника с потрескивающим фонтаном посредине и утонувшие в листве улицы, днем многолюдные, почти опустели. Лишь на чугунных крашеных скамейках под сенью деревьев сидели парочки, слышался тихий говор, негромкий смех...
Хайдар зашагал к цветнику рядом с общежитием. Плотно сжал губы. Нет, он, конечно, не ревнует Латофат. Да и не такая она. Легкомыслие и ветреность ей вовсе не свойственны. Могла бы даже быть чуточку шаловливее, веселее.
В компаниях Хайдар не раз встречал девушек, которые приехали в город из далеких кишлаков. К ним очень подходило выражение: вырвались. Действительно, вырвавшись из-под строгой опеки родителей, они очертя голову бросились в вихрь городской жизни. Как необузданный поток — прорвал плотину и летит себе, не разбирая пути. Однажды Хайдара не на шутку увлек один такой поток. Подумывал даже порвать с Латофат — устал от ее странностей. Но узел оказался слишком тугим. Скрутила их вместе непонятная сила — не разорвать.
Отец вот посчитал его размазней. Находит, что Хайдар робок с прекрасным полом. Какое там «робок»! Раньше скольким кружил, бывало, голову. А вот встретился с Латофат, и что-то приключилось с ним. Прямо болезнь какая-то.
Этот хилый заика, о котором говорила вахтерша,— ну что может в нем найти Латофат? Конечно, кандидат наук, но ведь мужчине за тридцать. Занимается на биофаке какими-то насекомыми, паутинными клещами. Мечтатель-дервиш! И надо же, вскружил голову ей высокими речами, теперь она жить не может без его букашек-мукашек — уму непостижимо!
Хайдар понимал: эти букашки — предмет их науки, и уж наверно там могут быть интересные находки. Но этот кандидат вон куда загнул — сумел придать их работе некий романтический ореол. Труд их будто бы имеет всемирное значение! Вот какой подход! И ведь не сбить спесь с этого дервиша. Заикнуться даже нельзя, не то что открыть ей всю беспочвенность его хвастовства. Латофат терпеть не может шуток на его счет. Забудешься, ляпнешь — побледнеет, замолчит, и не вытянешь из нее больше ни слова.
В молодежном кафе за общежитием вздыхал и постанывал джаз. Хайдар прислушался. Модная в последнее время песня «Яли-яли»... Она напоминала недавний неприятный случай. Произошло все в этом же кафе, в день защиты диплома Латофат.
Собрались не только подруги и друзья-однокурсники Латофат. Пришли и ее брат Кадырджан, и Хайдар, и Тахира. И — что было для Латофат неожиданностью — пришел ее отец Джамал Бурибаев. Латофат ведь так и не помирилась с отцом, вела себя с ним отчужденно.
После защиты направились «обмывать» в это самое кафе, откуда сейчас доносится мерное постукивание джаза.
Когда компания шумно подошла к кафе, оттуда выпорхнула... нынешняя супруга Джамала Бурибаева: в руках цветы, на лице улыбка. Но, видно, не легко этой сравнительно молодой, холеной женщине давалась улыбка. Лицо ее как бы застыло, а букет, предназначенный падчерице, слегка дрожал в руке. С заледеневшей улыбкой женщина приблизилась к Латофат и нерешительно подставила губы для поцелуя. Только что смеявшаяся Латофат побледнела. Протянутые мачехой цветы взяла, но подставленных губ не поцеловала, прошла мимо нее в кафе. Мачеха так и осталась стоять в неловкой позе, с протянутыми для поцелуя губами. Опомнившись, жалобно заморгала, подняла глаза на мужа. Джамал Бурибаев сделал вид, будто ничего не случилось, взял жену под руку, повел к столикам. Но торжество уже дало трещину. Даже залихватский танец, предпринятый Тахирой и Кадырджаном, чтобы сгладить «инцидент», не смог развеять холод. Мачеха выждала для приличия немного времени и вскоре поднялась — ушла, прихватив с собой и мужа. Друзья и преподаватели тоже почувствовали неловкость, начали прощаться. Лишь главнокомандующий всеми мошками и букашками Сакиджан Абидов ничего не замечал. Пил себе, ел, наслаждался. И, удивительное дело, захмелев, перестал заикаться! То и дело вскакивал, чтобы провозгласить тост в честь Латофат. Пел ей гимны: какая она умница! Не увлекается парнями, у которых снаружи все блестит, а внутри пустота, вакуум. Разрушила общепринятое представление о красивых девушках: о ней ведь никак не скажешь — «птичка» или «мотылек». В общем, да здравствует жрица науки Латофат! Хайдар терпел-терпел, а под конец не выдержал, вскочил с места, попросил преподавателя Абидова «выйти на минуточку». Эта выходка, собственно, и положила начало размолвке с Латофат. Впрочем, размолвка началась раньше, в тот день он только подлил масла в давно тлевший очажок. Но что это там?
...У общежития остановилось такси. Из него показалась сначала толстая папка, а затем, несуразно извиваясь, вылез Сакиджан Абидов. И вслед за ним — Латофат!
Латофат и Абидов не заметили Хайдара. Сидел он недалеко — на лавке у цветника напротив общежития. Они продолжали какой-то разговор, увлекшись, будто во всем мире не существовало никого, кроме них. Впрочем, говорил один Сакиджан Абидов — горячо объяснял что-то, помогал себе свободной рукой и заикался, давясь словами. Латофат, слегка наклонив голову, мягко улыбаясь, внимала. Наконец она чему-то рассмеялась и протянула Абидову руку. Абидов, должно быть, испугался, что сейчас девушка уйдет, ухватился за ее локоть, забормотал:
— П-п-послушайте, Латофатхон! П-п-прошу вас...
Хайдару даже почудилось, будто этот рехнувшийся дервиш собрался обнять ее. «Латофат!» — крикнул и тут же выругал себя за малодушие.
Оба разом обернулись. Сакиджан Абидов нервно передернул костлявыми плечами, Латофат свела брови.
— А-а... это вы? — сказал Абидов.— Здравствуйте.
Латофат стояла с прижатым к губам букетом душистого базилика, чертила носком туфли по земле. Ее хмурый вид не предвещал ничего доброго. Видно, решила, что Хайдар выслеживает ее.
— Простите, домла,— сказал Хайдар.— У меня к Латофат дело. Абидов взглянул на девушку и криво усмехнулся:
— Что ж, до свидания...
Латофат едва заметно кивнула в ответ и молча направилась к скамейке, с которой только что встал Хайдар. Он невольно залюбовался ею.
Короткое яркое платье с крупными темно-синими и красными цветами при каждом шаге высоко открывало стройные ноги. А эти тупоносые туфли на высоких каблуках — в них ее маленькие ступни казались еще меньше. Была она среднего роста и довольно хрупкого сложения, но в этот вечер словно бы выросла. Может быть, за счет каблуков и высоко взбитой прически, в которую уложила свои мягкие каштановые волосы. А может быть, гнев, уязвленная гордость так выпрямили ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Хайдар бросился на улицу, вахтерша успела ввернуть вдогонку:
— Просто удивляюсь! При таком джигите-беркуте мотаться с этим заикой!..
Солнце уже село. И хотя еще было светло, площадь вокруг огромного цветника с потрескивающим фонтаном посредине и утонувшие в листве улицы, днем многолюдные, почти опустели. Лишь на чугунных крашеных скамейках под сенью деревьев сидели парочки, слышался тихий говор, негромкий смех...
Хайдар зашагал к цветнику рядом с общежитием. Плотно сжал губы. Нет, он, конечно, не ревнует Латофат. Да и не такая она. Легкомыслие и ветреность ей вовсе не свойственны. Могла бы даже быть чуточку шаловливее, веселее.
В компаниях Хайдар не раз встречал девушек, которые приехали в город из далеких кишлаков. К ним очень подходило выражение: вырвались. Действительно, вырвавшись из-под строгой опеки родителей, они очертя голову бросились в вихрь городской жизни. Как необузданный поток — прорвал плотину и летит себе, не разбирая пути. Однажды Хайдара не на шутку увлек один такой поток. Подумывал даже порвать с Латофат — устал от ее странностей. Но узел оказался слишком тугим. Скрутила их вместе непонятная сила — не разорвать.
Отец вот посчитал его размазней. Находит, что Хайдар робок с прекрасным полом. Какое там «робок»! Раньше скольким кружил, бывало, голову. А вот встретился с Латофат, и что-то приключилось с ним. Прямо болезнь какая-то.
Этот хилый заика, о котором говорила вахтерша,— ну что может в нем найти Латофат? Конечно, кандидат наук, но ведь мужчине за тридцать. Занимается на биофаке какими-то насекомыми, паутинными клещами. Мечтатель-дервиш! И надо же, вскружил голову ей высокими речами, теперь она жить не может без его букашек-мукашек — уму непостижимо!
Хайдар понимал: эти букашки — предмет их науки, и уж наверно там могут быть интересные находки. Но этот кандидат вон куда загнул — сумел придать их работе некий романтический ореол. Труд их будто бы имеет всемирное значение! Вот какой подход! И ведь не сбить спесь с этого дервиша. Заикнуться даже нельзя, не то что открыть ей всю беспочвенность его хвастовства. Латофат терпеть не может шуток на его счет. Забудешься, ляпнешь — побледнеет, замолчит, и не вытянешь из нее больше ни слова.
В молодежном кафе за общежитием вздыхал и постанывал джаз. Хайдар прислушался. Модная в последнее время песня «Яли-яли»... Она напоминала недавний неприятный случай. Произошло все в этом же кафе, в день защиты диплома Латофат.
Собрались не только подруги и друзья-однокурсники Латофат. Пришли и ее брат Кадырджан, и Хайдар, и Тахира. И — что было для Латофат неожиданностью — пришел ее отец Джамал Бурибаев. Латофат ведь так и не помирилась с отцом, вела себя с ним отчужденно.
После защиты направились «обмывать» в это самое кафе, откуда сейчас доносится мерное постукивание джаза.
Когда компания шумно подошла к кафе, оттуда выпорхнула... нынешняя супруга Джамала Бурибаева: в руках цветы, на лице улыбка. Но, видно, не легко этой сравнительно молодой, холеной женщине давалась улыбка. Лицо ее как бы застыло, а букет, предназначенный падчерице, слегка дрожал в руке. С заледеневшей улыбкой женщина приблизилась к Латофат и нерешительно подставила губы для поцелуя. Только что смеявшаяся Латофат побледнела. Протянутые мачехой цветы взяла, но подставленных губ не поцеловала, прошла мимо нее в кафе. Мачеха так и осталась стоять в неловкой позе, с протянутыми для поцелуя губами. Опомнившись, жалобно заморгала, подняла глаза на мужа. Джамал Бурибаев сделал вид, будто ничего не случилось, взял жену под руку, повел к столикам. Но торжество уже дало трещину. Даже залихватский танец, предпринятый Тахирой и Кадырджаном, чтобы сгладить «инцидент», не смог развеять холод. Мачеха выждала для приличия немного времени и вскоре поднялась — ушла, прихватив с собой и мужа. Друзья и преподаватели тоже почувствовали неловкость, начали прощаться. Лишь главнокомандующий всеми мошками и букашками Сакиджан Абидов ничего не замечал. Пил себе, ел, наслаждался. И, удивительное дело, захмелев, перестал заикаться! То и дело вскакивал, чтобы провозгласить тост в честь Латофат. Пел ей гимны: какая она умница! Не увлекается парнями, у которых снаружи все блестит, а внутри пустота, вакуум. Разрушила общепринятое представление о красивых девушках: о ней ведь никак не скажешь — «птичка» или «мотылек». В общем, да здравствует жрица науки Латофат! Хайдар терпел-терпел, а под конец не выдержал, вскочил с места, попросил преподавателя Абидова «выйти на минуточку». Эта выходка, собственно, и положила начало размолвке с Латофат. Впрочем, размолвка началась раньше, в тот день он только подлил масла в давно тлевший очажок. Но что это там?
...У общежития остановилось такси. Из него показалась сначала толстая папка, а затем, несуразно извиваясь, вылез Сакиджан Абидов. И вслед за ним — Латофат!
Латофат и Абидов не заметили Хайдара. Сидел он недалеко — на лавке у цветника напротив общежития. Они продолжали какой-то разговор, увлекшись, будто во всем мире не существовало никого, кроме них. Впрочем, говорил один Сакиджан Абидов — горячо объяснял что-то, помогал себе свободной рукой и заикался, давясь словами. Латофат, слегка наклонив голову, мягко улыбаясь, внимала. Наконец она чему-то рассмеялась и протянула Абидову руку. Абидов, должно быть, испугался, что сейчас девушка уйдет, ухватился за ее локоть, забормотал:
— П-п-послушайте, Латофатхон! П-п-прошу вас...
Хайдару даже почудилось, будто этот рехнувшийся дервиш собрался обнять ее. «Латофат!» — крикнул и тут же выругал себя за малодушие.
Оба разом обернулись. Сакиджан Абидов нервно передернул костлявыми плечами, Латофат свела брови.
— А-а... это вы? — сказал Абидов.— Здравствуйте.
Латофат стояла с прижатым к губам букетом душистого базилика, чертила носком туфли по земле. Ее хмурый вид не предвещал ничего доброго. Видно, решила, что Хайдар выслеживает ее.
— Простите, домла,— сказал Хайдар.— У меня к Латофат дело. Абидов взглянул на девушку и криво усмехнулся:
— Что ж, до свидания...
Латофат едва заметно кивнула в ответ и молча направилась к скамейке, с которой только что встал Хайдар. Он невольно залюбовался ею.
Короткое яркое платье с крупными темно-синими и красными цветами при каждом шаге высоко открывало стройные ноги. А эти тупоносые туфли на высоких каблуках — в них ее маленькие ступни казались еще меньше. Была она среднего роста и довольно хрупкого сложения, но в этот вечер словно бы выросла. Может быть, за счет каблуков и высоко взбитой прически, в которую уложила свои мягкие каштановые волосы. А может быть, гнев, уязвленная гордость так выпрямили ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85