Едва он вышел, как в приемные покои явился Паппакода.
— Прикажете говорить с ним? — спросил он Бону. Только тут Бона дала волю своему гневу.
— Что за человек! — воскликнула она. — Непреклонный, твердый, дерзкий! Посмел прервать меня! Королеву! Любую мысль на лету ловит. Опытный игрок, а с какими амбициями! Но так же, как и брат, о собственном благе помышляет, хотя вроде бы о шляхетских свободах печется.
— Стало быть, затевать беседу с ним не стоит?
— Разумеется, нет. Ах, если бы был жив Алифио! Разговор с ним требует большого искусства. Санта Мадонна! Литовский кравчий... Гляди, как бы он тебе самому череп не раскроил. И все же, черт побери, это человек, с которым беседовать стоит! И не скучно. Уговори его взять староство в Тыкоцине. Я хотела бы, чтобы кравчий был в моих руках... Минуту спустя раздосадованный Паппакода громко жаловался Марине:
— Хватит! Это невыносимо! Она то и дело вспоминает Алифио, будто я ничего не делаю. С утра до вечера у нее на побегушках! Посол Ланг упрекал меня за это. Того и гляди получу нахлобучку из Вены.
— Тут никогда нет покоя, — сетовала Марина. - Ходишь, будто по раскаленной жаровне. Да еще в замках здешних вечно сырость да холод. Когда мы вернемся в Бари?
— Пока это время не настало. Но, клянусь, настанет. Доктор ди Матера говорит — у нее болезнь, которую могут излечить только италийские воды.
— Южное небо. Солнце Бари... — вздохнув, добавила камеристка.
Сигизмунд Август нашел время для свидания с матерью только на третий день после ее приезда. Он был с ног до головы в черном. Черным были завешены стены в его покоях, всюду на столах и скамьях лежали черные, с серебряной нитью покрывала. Август стоял перед матерью исхудавший, стройный, со скорбно сжатым ртом. Молча поклонился ей, и тогда она первая начала разговор.
— Перед вашим отъездом в Краков я хотела повидаться с вами. Разделяю с вами вашу печаль...
— Полно! — прервал король.
— Скорблю о вашем одиночестве, — закончила она, не дав себя сбить. — Анна тоже от имени всех сестер хотела обнять и поцеловать вас еще здесь, в Вильне.
— Весьма рад этому, — ответил он холодно.
— Мы с вами всем сердцем, всеми помыслами своими, — уверяла Бона.
И снова услышала одно лишь слово:
— Спасибо.
— Но это не все, есть еще и дела, — ничуть не смутившись, продолжала королева. - Анна, - обратилась она к дочери, — ты можешь идти.
— Дела? Разумеется, в этом я ничуть не сомневался, -ядовито заметил Август.
Они сели, помолчали минутку.
— Хорошо, — сказала наконец королева. — Я хотела спросить, ведомо ли вам, что войско Грозного на границах с нами крепости воздвигает? Неподалеку отсюда?
— Знаю, — отвечал он, — и велел, чтобы не спускали глаз.
— Ах, не об этом речь, — прервала она. — Люди мои до-
несли, что Иван ищет поддержки у Габсбургов и у папы. Добивается присвоения ему титула царя всея Руси.
— Ну, нет! — воскликнул Август. — Я пока еще жив и, несмотря на страдания мои, нахожусь в добром здравии. Король Литвы и Руси.
— Жаль только, что Габсбурги не делают больше ставки на Ягеллонов, — заметила она с притворной грустью.
— Это тоже сообщили вам ваши люди? — удивился король. — Отчего вдруг в Вене поставили на нас крест?
Она решила быть твердой и искренней и потому сказала:
— Династия угасает. У польского короля нет наследника. По лицу короля пробежала тень, но он сохранил спокойствие.
— Вам, государыня, должно быть известно, какие обещания дал царь Иван Риму?
— Не знаю, поверите ли, но он уверял, будто готов отказаться от заблуждений схизмы. Отдать Литву и Русь под покровительство святого престола.
— Поверю ли я? — спросил король, рассмеявшись каким-то ненатуральным смехом. — Должно быть, государыня, вы ни в грош не ставите моих послов и королевскую канцелярию, где еще не перевелись умные и зоркие люди. Разумеется, мне все это ведомо. Тайные посланники молодого Ивана желают единения папы с Габсбургами. Твердят, что я сторонник религиозных новшеств, и клянутся, будто, приняв католицизм, русский царь не допустит реформы церкви.
— Значит, ты все знаешь, — шепнула Бона. — Так чего же ты ждешь?
— Какое упущение! — усмехнулся король. — Неужто лазутчики ваши еще не донесли вам, что я делаю, видя, как Грозный с Фердинандом ведут против меня интригу?
— И в самом деле не донесли, — отвечала она, злясь на него, на себя, на нерасторопность Паппакоды.
— Бог мой! — вздохнул король. — Эти столь ненавистные вам Габсбурги... А ведь я им нужен, хотя бы потому, что у них есть смертельный враг - Турция. И в случае войны только польское войско, только Тарновский может спасти Вену...
— Но пока что Вене еще не грозит осада, — прервала его Бона, — а царь Иван уже просит Фердинанда снестись с папой, обещает сменить веру.
— Чтобы не прогневить Фердинанда, я не настаиваю на законных правах сестры Изабеллы на венгерский престол, — ответил он, словно предупреждая вопрос Боны.
— А что делаешь ты, чтобы не прогневить Ивана? — спросила она.
— Выжидаю. Держу Рим в страхе. Если, желая обратить Грозного в католичество, ему пообещают отдать всю Русь... Тогда! О, Санта Мадонна!.. Я им пригрожу. Пригрожу папе моей готовностью порвать со святой верой предков.
— Сигизмунд! - крикнула она с отчаянием в голосе.
— Да, я это сделаю, непременно, — спокойно отвечал он. — Как когда-то король Англии Генрих Восьмой. Наши иноверцы...
— Богохульники, еретики, - подхватила Бона.
— Да, но среди них есть и епископы, ну, скажем, Ухань-ский. Они все ждут не дождутся нашего разрыва с папой. Пусть же Рим и Вена подумают хорошенько, какой им сделать выбор, они получат короля-еретика во главе польского костела, королеву Изабеллу в Венгрии, союз Польши с Францией, а коли не хотят этого, тогда...
— Что тогда? — спросила она, предчувствуя недоброе.
— Тогда пусть откажут Ивану. Тотчас же, немедленно. Взамен за отказ папы я готов издать еще один закон против иноверцев, как это сделал мой батюшка. И даже готов обещать Габсбургам...
— Не давай им никаких обещаний!
-И все же...-настаивал Август. - Радзивилл Черный советовал мне...
— Он Опять он? — бросила она с презрением. — Что же он тебе советует?
— Для блага династии вступить в третий брак, чтобы сын мой, Ягеллон, занял сперва великокняжеский, а потом и польский престол.
Бона облегченно вздохнула.
— Наконец-то! Ну что же. Следует как можно скорее отправить послов - просить руки французской принцессы.
— Французской только в том случае, если папа и римский король послушают Ивана. Если Литва окажется под ударом. Но если царь Иван с папой не сговорится, тогда, хочешь не хочешь, краковский престол займет дочь...
Она отгадала его мысль и испугалась.
— Дочь Габсбургов? Только не это! Только не это!
— Видит бог, мне сама мысль о новом браке противна, — с горечью отвечал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155