холодная и внешне неприступная в вавельских покоях, она тем жарче, страстнее была в домике на Флорианской, который недавно купила, получив наследство из Испании, по боковой линии рода ди Кордона. Это гнездышко, столь неожиданно обретенное и
никому не известное, он навещал реже, чем ему хотелось бы, и всегда после вечерней прогулки, которую вот уже много лет совершал в сопровождении одного Остои. Но сейчас, когда тот решил жениться на Анне, ему нелегко будет найти столь же преданного, доверенного слугу. А может, Лясота? Он моложе и также готов за него в огонь и в воду. К тому же Остоя был под влиянием королевы. Как хорошо, что мать наконец оставила его в покое, не вмешивается в его любовные дела, скорее даже поощряет участие в маскарадах, празднествах и танцах! Такая проницательная и ни о чем не ведает?.. И не узнает никогда. Домик на Флорианской сумеет сохранить свою тайну...
Август подарил Диане прелестную брошь, украшенную бриллиантами, сверкающими, словно блестящий от росы цветок папоротника. Город почти обезлюдел, все направились к Висле, по реке плыли освещенные заревом костров венки. Дым стлался и от разведенных за городскими воротами, на лугах и в дубравах костров.
В эту ночь Диана обнимала и ласкала его так горячо, что, когда они лежали, уже утомленные, на широком ложе, он спросил, не следует ли ему почаще срывать для нее цветок папоротника?
Она рассмеялась, но через мгновение, положив ему голову на грудь,спросила:
— Надеюсь, сегодня вы принесли этот бриллиантовый цветок не в знак прощания перед валашским походом?
— А почему бы и нет? — простодушно спросил Август. Диана обняла его еще нежнее.
— Потому что об этом мне сказали бы звезды. А они молчат. Напротив, они сулят нам еще несколько дней счастья и только потом...
— Что потом? — спросил он.
— Боюсь повторить... — шепнула Диана.
— Какая-нибудь беда? — встревожился Август. — Дурное расположение созвездий?
— Весьма дурное. Поберегись, Август! Ты можешь — о боже, я без ужаса не могу и подумать об этом — и вовсе не вернуться. Или вернуться и больше не увидеть меня здесь, в этом доме.
Он не понимал.
— Помилуй, бог! Но почему же, почему?
— Не знаю! Я сама не очень понимаю. Но звезды никогда не лгут. Они говорят, что я могу остаться одна, но тогда должна буду уехать... Обещай мне: ты отложишь этот отъезд на три недели. На две. А потом я снова спрошу мага. Может, расположение звезд будет уже иным? Может, астролог...
— Ты веришь в его ворожбу? — прервал он.
— Я верю в тебя. Ты будешь когда-то великим королем. Если...
— Доскажи! - приказал он.
— Если не погибнешь юношей...
— А... значит, именно это предсказали мне звезды? Почему же ты молчишь? Скажи, именно это?
Осыпая поцелуями его лицо, глаза, шею, она сказала:
— Да, именно это. А впрочем... Несколько дней счастья — это так немного. Такая малость. А потом поступай, как захочешь.
— Конечно, — произнес он, немного поколебавшись.
— Ох! Камень у меня свалился с груди. Ты даже не можешь себе представить, как сильно я люблю тебя. Как ты мне нужен...
приближался июль, и, следуя совету Тарновского, король Сигизмунд Старый двинулся со своей свитой и вооруженными отрядами на войну с Валахией. Созванная в ополчение шляхта сперва собиралась очень вяло, медля и с сожалением взирая на желтеющие нивы, а потом стала спорить, какие бы условия и требования поставить перед королем, когда тот появится подо Львовом. Не ведая о буре, которая его ожидает, Сигизмунд велел молодому королю следовать за ним. Бона прощалась с сыном со слезами на глазах, Диана снова предостерегала его, сообщая о роковом сочетании созвездий. Август отправился в поход не с тем пылом, который так неудержимо владел им еще несколько месяцев назад, вдобавок ко всему среди избранного рыцарства и приставленных к нему военачальников он чувствовал себя не королем, а каким-то непрерывно муштруемым юнцом. В самом деле, по указанию гетмана сопровождавшие Августа каштеляны устраивали во время стоянок военные совещания, обучали его борьбе врукопашную, вынуждали участвовать в конных поединках с выбранными для этой цели бывалыми рыцарями.
Об этой муштре и неудобствах похода незамедлительно уведомил Бону находившийся в свите короля Остоя, и королева решила воспротивиться и воле мужа, и гетмана. Она тут же села сочинять письмо, которое должно было быть доставлено сыну еще до прибытия во Львов.
Между тем на лугах, где собиралось посполитое рушение, творилось нечто невообразимое: каштелян Петр Зборовский и краковский судья Миколай Ташицкий в окружении других шляхтичей столь же благородного происхождения вели подстрекательские речи среди собиравшейся на войну шляхетской братии. Зборовский, взобравшись на перевернутую пивную бочку, ораторствовал:
— Паны-братья! Пора вступить в совсем иное сражение, не за Валахию, а за наши попираемые права. Должности сенаторов, назначенных на последнем краковском сейме, надобно отобрать, ибо служат они не Короне, а королеве. Король, нарушив извечные наши права, навязал Польше еще при жизни своей иного правителя. Принятые на сеймах законы не исполняются. Казна пуста, и на войско наемное денег нет. И вот нас созывают в ополчение. И когда же? В самую жатву! Паны-братья! Как же это так?! На Вавеле королева делает все, что ей заблагорассудится. Доколе же терпеть будем эту ее ничем не ограниченную власть? Эту тиранию?
Ташицкий добавил еще и свои обвинения:
— Шляхту подати платить вынуждают! Как же так, ведь духовные лица от них свободны? Заплатим подати и пойдем в поход, коли и все духовные заплатят. А не захотят — отобрать у них угодья!
И тотчас со всех сторон посыпались выкрики, протесты, требования:
— Отменить духовный суд над светскими!
— Иначе не пойдем на войну!
— Записать все требования!
— Их будет двадцать, не меньше!
— Какое там — двадцать! Тридцати мало.
— Хватит с нас бабьего правления!
— Прекратить выкуп наших земель!
— Пусть не продает бенефиции!
— Не нарушает наших обычаев! Тут не Италия!
— Это точно! Возвела сына на трон, а на коронацию согласия нашего не было!
— Было, но нас к нему принудили. Не допустим больше элекции У1уеп1е ге§е. Не потерпим нарушения наших прав. Польских,давних!
Зборовский снова взял слово:
— Добавлю еще одно - какого короля готовит нам ко-
ролева? Юнец, воспитанный среди барышень, вдали от дел военных и политических, какой из него правитель? Ведомо вам, какие несчастья выпали многим государствам из-за неправильного воспитания принца?! Взять хотя бы Людвика Чешского...
- Сколько народов погибло по причине изнеженных нравов правителей! Мы ждали прибытия в лагерь молодого короля. Где же он, я спрашиваю? Где он?! — кричал во всю глотку Ташицкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
никому не известное, он навещал реже, чем ему хотелось бы, и всегда после вечерней прогулки, которую вот уже много лет совершал в сопровождении одного Остои. Но сейчас, когда тот решил жениться на Анне, ему нелегко будет найти столь же преданного, доверенного слугу. А может, Лясота? Он моложе и также готов за него в огонь и в воду. К тому же Остоя был под влиянием королевы. Как хорошо, что мать наконец оставила его в покое, не вмешивается в его любовные дела, скорее даже поощряет участие в маскарадах, празднествах и танцах! Такая проницательная и ни о чем не ведает?.. И не узнает никогда. Домик на Флорианской сумеет сохранить свою тайну...
Август подарил Диане прелестную брошь, украшенную бриллиантами, сверкающими, словно блестящий от росы цветок папоротника. Город почти обезлюдел, все направились к Висле, по реке плыли освещенные заревом костров венки. Дым стлался и от разведенных за городскими воротами, на лугах и в дубравах костров.
В эту ночь Диана обнимала и ласкала его так горячо, что, когда они лежали, уже утомленные, на широком ложе, он спросил, не следует ли ему почаще срывать для нее цветок папоротника?
Она рассмеялась, но через мгновение, положив ему голову на грудь,спросила:
— Надеюсь, сегодня вы принесли этот бриллиантовый цветок не в знак прощания перед валашским походом?
— А почему бы и нет? — простодушно спросил Август. Диана обняла его еще нежнее.
— Потому что об этом мне сказали бы звезды. А они молчат. Напротив, они сулят нам еще несколько дней счастья и только потом...
— Что потом? — спросил он.
— Боюсь повторить... — шепнула Диана.
— Какая-нибудь беда? — встревожился Август. — Дурное расположение созвездий?
— Весьма дурное. Поберегись, Август! Ты можешь — о боже, я без ужаса не могу и подумать об этом — и вовсе не вернуться. Или вернуться и больше не увидеть меня здесь, в этом доме.
Он не понимал.
— Помилуй, бог! Но почему же, почему?
— Не знаю! Я сама не очень понимаю. Но звезды никогда не лгут. Они говорят, что я могу остаться одна, но тогда должна буду уехать... Обещай мне: ты отложишь этот отъезд на три недели. На две. А потом я снова спрошу мага. Может, расположение звезд будет уже иным? Может, астролог...
— Ты веришь в его ворожбу? — прервал он.
— Я верю в тебя. Ты будешь когда-то великим королем. Если...
— Доскажи! - приказал он.
— Если не погибнешь юношей...
— А... значит, именно это предсказали мне звезды? Почему же ты молчишь? Скажи, именно это?
Осыпая поцелуями его лицо, глаза, шею, она сказала:
— Да, именно это. А впрочем... Несколько дней счастья — это так немного. Такая малость. А потом поступай, как захочешь.
— Конечно, — произнес он, немного поколебавшись.
— Ох! Камень у меня свалился с груди. Ты даже не можешь себе представить, как сильно я люблю тебя. Как ты мне нужен...
приближался июль, и, следуя совету Тарновского, король Сигизмунд Старый двинулся со своей свитой и вооруженными отрядами на войну с Валахией. Созванная в ополчение шляхта сперва собиралась очень вяло, медля и с сожалением взирая на желтеющие нивы, а потом стала спорить, какие бы условия и требования поставить перед королем, когда тот появится подо Львовом. Не ведая о буре, которая его ожидает, Сигизмунд велел молодому королю следовать за ним. Бона прощалась с сыном со слезами на глазах, Диана снова предостерегала его, сообщая о роковом сочетании созвездий. Август отправился в поход не с тем пылом, который так неудержимо владел им еще несколько месяцев назад, вдобавок ко всему среди избранного рыцарства и приставленных к нему военачальников он чувствовал себя не королем, а каким-то непрерывно муштруемым юнцом. В самом деле, по указанию гетмана сопровождавшие Августа каштеляны устраивали во время стоянок военные совещания, обучали его борьбе врукопашную, вынуждали участвовать в конных поединках с выбранными для этой цели бывалыми рыцарями.
Об этой муштре и неудобствах похода незамедлительно уведомил Бону находившийся в свите короля Остоя, и королева решила воспротивиться и воле мужа, и гетмана. Она тут же села сочинять письмо, которое должно было быть доставлено сыну еще до прибытия во Львов.
Между тем на лугах, где собиралось посполитое рушение, творилось нечто невообразимое: каштелян Петр Зборовский и краковский судья Миколай Ташицкий в окружении других шляхтичей столь же благородного происхождения вели подстрекательские речи среди собиравшейся на войну шляхетской братии. Зборовский, взобравшись на перевернутую пивную бочку, ораторствовал:
— Паны-братья! Пора вступить в совсем иное сражение, не за Валахию, а за наши попираемые права. Должности сенаторов, назначенных на последнем краковском сейме, надобно отобрать, ибо служат они не Короне, а королеве. Король, нарушив извечные наши права, навязал Польше еще при жизни своей иного правителя. Принятые на сеймах законы не исполняются. Казна пуста, и на войско наемное денег нет. И вот нас созывают в ополчение. И когда же? В самую жатву! Паны-братья! Как же это так?! На Вавеле королева делает все, что ей заблагорассудится. Доколе же терпеть будем эту ее ничем не ограниченную власть? Эту тиранию?
Ташицкий добавил еще и свои обвинения:
— Шляхту подати платить вынуждают! Как же так, ведь духовные лица от них свободны? Заплатим подати и пойдем в поход, коли и все духовные заплатят. А не захотят — отобрать у них угодья!
И тотчас со всех сторон посыпались выкрики, протесты, требования:
— Отменить духовный суд над светскими!
— Иначе не пойдем на войну!
— Записать все требования!
— Их будет двадцать, не меньше!
— Какое там — двадцать! Тридцати мало.
— Хватит с нас бабьего правления!
— Прекратить выкуп наших земель!
— Пусть не продает бенефиции!
— Не нарушает наших обычаев! Тут не Италия!
— Это точно! Возвела сына на трон, а на коронацию согласия нашего не было!
— Было, но нас к нему принудили. Не допустим больше элекции У1уеп1е ге§е. Не потерпим нарушения наших прав. Польских,давних!
Зборовский снова взял слово:
— Добавлю еще одно - какого короля готовит нам ко-
ролева? Юнец, воспитанный среди барышень, вдали от дел военных и политических, какой из него правитель? Ведомо вам, какие несчастья выпали многим государствам из-за неправильного воспитания принца?! Взять хотя бы Людвика Чешского...
- Сколько народов погибло по причине изнеженных нравов правителей! Мы ждали прибытия в лагерь молодого короля. Где же он, я спрашиваю? Где он?! — кричал во всю глотку Ташицкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155