— Я себе не наврежу, а вот письмо это принесет вред всем нам, - возмутилась Бона. - Торжественные крестины без короля, восседающего на троне во всем своем величии? Никто не прибудет на такое скромное торжество. Ни один король, ни один влиятельный князь! Пришлют своих людей, своих представителей, послов, графов. Опять все не так, не так! Великого триумфа не получится, только...
Подавая ей снова младенца, Марина начала перечислять:
- Ведь родился Ягеллон, родич императора и короля Чехии и Венгрии, наследник трона Польши, Литвы, Руси, Пруссии, а также наследник герцогств Бари и Россано.
- Замолчи! - оборвала ее Бона. — Я сама знаю, кто мой сын...
— Сигизмунд, — неосторожно добавила камеристка.
- Август! Август! - закричала королева. - Санта Мадонна! Почему я здесь, а он там? Все это не по мне. Почему я сама не воюю? Почему не могу быть королем?
Она успокоилась не скоро и после долгих раздумий велела позвать к себе канцлера, который внимательно выслушал ее наставления и наконец сказал:
— Правильно ли я понял? Крестины должны быть пышными и как можно скорее?
— Да. В честь наследника трона будет торжественное богослужение, колокольный звон, величественное шествие и гулянье.
— Первого сентября? — спросил Алифио.
— Да. Чем раньше, тем лучше.
— Всемилостивая госпожа, вы хотели, просили...
— Я переменила решенье, — перебила она сердито. Алифио не верил своим ушам.
— Но... Ведь мы не успеем предупредить дружественные державы.
— Вот именно потому, что не успеем.
— Но, ваше величество, ведь к нам никто не приедет.
— Все к лучшему. Не увижу злобных рож, не буду приветствовать ничьих послов. Кого попало. Впрочем... Я все еще чувствую сильную слабость.
— Можно послать гонца хотя бы в Бари, - продолжал Алифио, — и через месяц, через два герцогиня,..
Никаких возражений! "Хотя бы в Бари"? А почему "хотя бы", а не "даже"? Почему бы не "даже короля Франции" или "монарха Англии"? Если бы я захотела, на крестины нашего сына мог бы приехать сам Генрих Восьмой. Ведь он получил в подарок мою любимую верховую лошадь. Не помните? Это был дар герцогини.
— Всемилостивая госпожа... — прошептал Алифио удрученно.
— Я все сказала. Крестины будем справлять через две недели.
— Вы не будете ждать распоряжений короля?
— Вот слова из письма - "велите при крестинах дать имя Сигизмунд". Я и велю. И на этот раз будет так, как я хочу.
Алифио низко склонил голову.
— Еще один вопрос: краковский епископ спрашивал вчера об имени новорожденного.
— Его имя? Август.
— Август? - протянул он удивленно.
Бона тут же поправилась, но бросила на него исполненный упрека взгляд.
— Я хотела сказать — Сигизмунд... Сигизмунд Август.
Заремба приехал в замок только несколько месяцев спустя, на сей раз Бона приняла его официально, в присутствии епископа Джевицкого, Анджея Кшицкого и королевского банкира Северина Бонера. Воевода привез вести на удивление добрые: крестоносцы были разбиты, великий магистр убрался восвояси в Крулевец, попросил прекратить боевые действия и предложил перемирие сроком на четыре года.
— Срок слишком короткий, — заметила Бона, — но этого уже не изменишь. Главное, что его величество вернется. Он не был на Вавеле почти полтора года. Я считала дни, недели. И за это время в замке ничего не делалось. Понимаю, война. Но когда он здесь был — разговаривал с итальянскими скульпторами, смотрел планы, определил сроки. А сегодня? Часовня, усыпальница первой супруги короля еще не готова! Санта Мадонна! Злые языки могут сказать, что я медлю нарочно, из-за неприязни к ней и к своей падчерице, королевне Ядвиге.
— Но, всемилостивая госпожа, кто бы это посмел? — запротестовал епископ Джевицкий.
— Обвинить? Ох! Завистников хватает. Дело ясней ясного: король возвращается, нужны деньги. Казна как всегда пуста. Неужто ничего нельзя изменить?
— Я уже внес большие средства для продолжения работ, — заверил Бонер.
Спасибо. Но я думала о другом. Разве нельзя издать указ о податях? — спросила королева, внимательно глядя на Бонера.
— То есть как это? Без согласия шляхты и сейма? — удивился тот.
— Да. До возвращения короля. Сейчас.
Бонер промолчал, но Джевицкий осмелился пояснить:
— Ваше величество, у нас без согласия сейма и шляхты никаких новшеств не бывает.
— Значит ли это, что король сам не может определять налогов и пошлин? — продолжала допытываться королева.
— Не может навязать их своим подданным, ваше величество.
— Ах так? Хотела бы я раз и навсегда узнать, чего еще не может польский король?
— Назначать самовольно наследника престола, вступать в брак без согласия сената, а также заново делить земельные владения в Короне.
— Хотя он при этом и верховный судья, и главнокомандующий и обладает правом назначать высших сановников, даже епископа и настоятелей?
— Таковы законы Речи Посполитой, ваше величество, — отвечал Джевицкий.
— Ну что же! Тогда увидит замок таким, каким его оста- вил. Казна пуста, пушек нет, часовня недостроена. О чем еще, кроме нашего здоровья, спрашивал король? — обратилась Бона к Зарембе.
— Он спрашивал про большой колокол, что отлит из трофейных пушек. По воле нашего государя колокол сей будет называться его именем.
— Его именем?
— Спрашивал, какая надпись будет выбита внутри колокола?
Джевицкий опередил ее с ответом:
— Принадлежащая перу находящегося среди нас поэта пана Анджея Кшицкого. Можно напомнить, коли угодно.
Кшицкий не заставил себя долго просить и продекламировал:
"Если ты, путник, найдешь, что велик я не в меру, Скажи, разве я не под стать делам своего короля".
— Надпись удачная, — признался Заремба. — Жаль только, что на польском языке. Прибывающим в Краков из чужих земель она будет непонятна.
— Пан Кшицкий сочинил эти строки на языке Горация. — объяснила Бона. — Латинский текст начинается словами... Прошу вас, напомните, —обратилась она к поэту, и тот процитировал :
— Да, да, именно так, — подхватила Бона. — Колокол будет поднят на колокольню сразу же после триумфального прибытия короля в Краков значит, удастся выполнить пожелание нашего короля, — добавил епископ.
Поход был закончен благополучно, великий магистр дорого заплатил на нарушение Торуньского перемирия и признал себя побежденным. Когда-то принадлежавшая ему Королевская Пруссия с Мальборком не только осталась за победителями, но дальнейшее сопротивление вообще ставило существование Ордена крестоносцев под угрозу. Пришлось ему пойти на переговоры, и он выбрал путь, которого до последнего момента никто не предвидел. А пока что медлил, памятуя, что годы перемирия - это время и для размышлений, и для подсчета добычи и потерь.
Краков радовался возвращению доблестного войска во главе с королем, но больше всех радовалась королева и ее двор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155