— обратился король к Острожскому, самому старшему по возрасту.
Неожиданно для всех гордый вельможа встал, преклонил колено и сказал хриплым от волнения голосом:
— Умоляю, государь, отступись от своего решения.
При виде коленопреклоненного Острожского король вовсе не смягчился.
— Отступиться?! — воскликнул он в гневе. — Мы удивлены вашим непостоянством! Когда у нас не было потомка, вы молили, чтобы он как можно скорее появился на свет. А теперь, как погляжу, не благоволите ни нам, ни сыну нашему. Не хотите возведения его на престол великокняжеский. Но отчего? Отчего?
Острожский отвечал, вставая:
— Мы желаем выполнить вашу волю, государь, не нарушив Городельской унии. Заручившись согласием не только литвинов, но и вельмож польских.
— А ежели... — король заколебался, но закончил: — Ежели мы согласием литовских вельмож довольны будем?
Польный гетман Радзивилл обменялся с Гаштольдом взглядами и переспросил:
— Не ослышался ли я, ваше величество?
— Одних литовских вельмож? — повторил Гаштольд слова короля.
— Я все сказал, — недовольно ответил король.
— О боже! — воскликнул Радзивилл. — С трудом верится... Кому эти слова могут быть милее, чем нам?
Гаштольд словно бы невзначай добавил:
— Его величество справедливо напомнил, что здесь, в Литве, мы с нетерпением ждали рождения наследника великокняжеского престола. В жилах которого течет кровь Ягелло-нов.
— Сегодня, на тайном Совете, — вмешался в разговор гетман Острожский, — мы можем лишь дать обещание на будущее.
— Этого довольно, — сказал король.
— Не столько обещание, сколько предварительное поручительство, что в свое время Сигизмунд Август займет великокняжеский престол. Возведение на трон подтвердит литовский сейм.
— И не сейчас, — сказал Острожский.
— Разумеется, —неожиданно легко согласился король.— Хоть мне уже шестой десяток пошел, я, слава богу, на здоровье не жалуюсь. Вы даете свое согласие на то, чтобы сын наш Август занял великокняжеский престол?
Король смотрел на Радзивилла, но тот на сей раз молчал.
— Я спрашиваю вас, почтеннейший каштелян.
— Каштелян? Вы меня так назвали, ваше величество? — удивился Радзивилл.
— Да, именно вас.
Гетман сначала покраснел, потом побледнел. За одно слово "да" наконец-то исполнится его тайное желание. Не глядя на Острожского, он повторил через минуту:
— Выступаю за возведение Августа на престол при согласии литовского сейма.
Сигизмунд внимательно глядел на остальных вельмож, представлявших здесь Совет.
— Виленский епископ Ян уже ранее, в разговоре со мною, выразил свое согласие. Стало быть, великий гетман Острожский один против всех. Что вы скажете на это, милостивый гетман?
— Я не привык проигрывать битв, ваше величество. Король ожидал чего угодно, но не столь независимого ответа. Он чуть подался назад и сказал:
— Ах, так...
Но Острожский, словно бы одумавшись, добавил уже тише:
— А посему ухожу от борьбы. Вы, ваше королевское величество, лучше знаете, что делать надобно.
— Это значит, вы сказали "да"? — переспросил король. Острожский молча склонил голову, но не проронил ни единого слова.
— Не слышу.
Король явно требовал от подданного ответа, но того, что произошло, не ждал никто. Старый, прославленный полководец был так взволнован, что невольно перешел на язык своих отцов. Тихо, охрипшим голосом он объяснял:
— Я слуга вашей милости. А будучи вашим верным слугою...
Волнение не позволило ему говорить дальше, но король поспешно прервал его:
— Не утруждай себя так, почтенный гетман. И знай, что великий князь Литовский Сигизмунд Август будет с малых лет
почитать славные подвиги полководца, одержавшего победу под Оршей, и никогда о них не забудет. Я от его имени буду неуклонно наблюдать за соблюдением всех привилегий, данных нашими предшественниками Литве. Стало быть, как я вижу, согласие, воцарившееся среди нас, можно считать единодушным? - И хотя в ответ последовало молчание, король продолжал: - Я весьма доволен, что именно таким, а не иным было решение тайного заседания Совета...
Вернувшись после Совета в свои покои, король долгое время никого не хотел видеть. Он расхаживал взад и вперед, словно к чему-то примеряясь, останавливался, глядел в раскрытое, несмотря на мороз, окно. Чувствовал усталость и недовольство неполной своею победой. Как потомственный великий князь, он привык к слепому послушанию, и, случись такое прежде, он иначе разговаривал бы со здешними вельможами. А теперь... Гаштольда привлекли на сторону Августа богатые дары и посулы королевы, гетман польный тоже не устоял перед искушением, получив за свое согласие трокское каштелянство. Неподкупным оставался лишь один доблестный муж, князь Острожский... Король так надеялся на его полное и искреннее согласие, данное безо всякого принуждения, но этого он не дождался. Король сердито захлопнул окно и велел позвать к себе канцлера королевы. Алифио, находившийся в соседней комнате, тотчас же явился.
— Отдайте распоряжения. Завтра возвращаемся в Краков. Оторопевший от неожиданности Алифио попытался было
возразить:
— Но, государь! Сейчас зима, декабрь месяц. Все дороги замело...
— Замело? Что из этого?
— Всюду снег.
— Прикажите расчистить. Я спешу рассказать королеве о решении Совета. Хочу провести Рождество дома. Первое Рождество вместе с великим князем. Теперь все поняли?
Алифио, услышав новость, вздохнул свободно.
— Пусть святой Николай, покровитель Бари, возьмет будущего владыку Литвы под свою опеку, — сказал он. — Я тотчас же велю людям готовиться в путь.
Он поспешно вышел и, увидев епископа Мендзылеского, передал ему решение тайного Совета, не добавив к этому ни слова.
— И король не сказал, что знает, кому обязан? — удивился епископ.
— Нет. Меня удивило, что он ни единым словом не выразил свою благодарность за столь хорошо подготовленные Нами переговоры. Но у меня есть и еще одна новость: хотя дороги страшные, выезжаем завтра. Его величество спешит поделиться новостями с королевой.
Мендзылеский ничего не ответил на это и они разошлись. Только после нескольких дней тяжелого путешествия канцлер королевы вспомнил про этот разговор и должен был признать, что королева Бона куда лучше умела благодарить своих посланников и клевретов.
— Наконец-то! Наконец-то! Сигизмунд Август — великий князь! Через Вильну лежит его путь к короне. В этом я уверена, — оживленно говорила она, глядя на своего канцлера.
Алифио, зная, какое сопротивление было оказано королю, отвечал весьма осторожно.
— Август пока младенец, ему всего два года. Не надо спешить еще и потому, что и вельможи и духовенство в Короне наверняка противиться будут. Их мнения никто заранее не спрашивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Неожиданно для всех гордый вельможа встал, преклонил колено и сказал хриплым от волнения голосом:
— Умоляю, государь, отступись от своего решения.
При виде коленопреклоненного Острожского король вовсе не смягчился.
— Отступиться?! — воскликнул он в гневе. — Мы удивлены вашим непостоянством! Когда у нас не было потомка, вы молили, чтобы он как можно скорее появился на свет. А теперь, как погляжу, не благоволите ни нам, ни сыну нашему. Не хотите возведения его на престол великокняжеский. Но отчего? Отчего?
Острожский отвечал, вставая:
— Мы желаем выполнить вашу волю, государь, не нарушив Городельской унии. Заручившись согласием не только литвинов, но и вельмож польских.
— А ежели... — король заколебался, но закончил: — Ежели мы согласием литовских вельмож довольны будем?
Польный гетман Радзивилл обменялся с Гаштольдом взглядами и переспросил:
— Не ослышался ли я, ваше величество?
— Одних литовских вельмож? — повторил Гаштольд слова короля.
— Я все сказал, — недовольно ответил король.
— О боже! — воскликнул Радзивилл. — С трудом верится... Кому эти слова могут быть милее, чем нам?
Гаштольд словно бы невзначай добавил:
— Его величество справедливо напомнил, что здесь, в Литве, мы с нетерпением ждали рождения наследника великокняжеского престола. В жилах которого течет кровь Ягелло-нов.
— Сегодня, на тайном Совете, — вмешался в разговор гетман Острожский, — мы можем лишь дать обещание на будущее.
— Этого довольно, — сказал король.
— Не столько обещание, сколько предварительное поручительство, что в свое время Сигизмунд Август займет великокняжеский престол. Возведение на трон подтвердит литовский сейм.
— И не сейчас, — сказал Острожский.
— Разумеется, —неожиданно легко согласился король.— Хоть мне уже шестой десяток пошел, я, слава богу, на здоровье не жалуюсь. Вы даете свое согласие на то, чтобы сын наш Август занял великокняжеский престол?
Король смотрел на Радзивилла, но тот на сей раз молчал.
— Я спрашиваю вас, почтеннейший каштелян.
— Каштелян? Вы меня так назвали, ваше величество? — удивился Радзивилл.
— Да, именно вас.
Гетман сначала покраснел, потом побледнел. За одно слово "да" наконец-то исполнится его тайное желание. Не глядя на Острожского, он повторил через минуту:
— Выступаю за возведение Августа на престол при согласии литовского сейма.
Сигизмунд внимательно глядел на остальных вельмож, представлявших здесь Совет.
— Виленский епископ Ян уже ранее, в разговоре со мною, выразил свое согласие. Стало быть, великий гетман Острожский один против всех. Что вы скажете на это, милостивый гетман?
— Я не привык проигрывать битв, ваше величество. Король ожидал чего угодно, но не столь независимого ответа. Он чуть подался назад и сказал:
— Ах, так...
Но Острожский, словно бы одумавшись, добавил уже тише:
— А посему ухожу от борьбы. Вы, ваше королевское величество, лучше знаете, что делать надобно.
— Это значит, вы сказали "да"? — переспросил король. Острожский молча склонил голову, но не проронил ни единого слова.
— Не слышу.
Король явно требовал от подданного ответа, но того, что произошло, не ждал никто. Старый, прославленный полководец был так взволнован, что невольно перешел на язык своих отцов. Тихо, охрипшим голосом он объяснял:
— Я слуга вашей милости. А будучи вашим верным слугою...
Волнение не позволило ему говорить дальше, но король поспешно прервал его:
— Не утруждай себя так, почтенный гетман. И знай, что великий князь Литовский Сигизмунд Август будет с малых лет
почитать славные подвиги полководца, одержавшего победу под Оршей, и никогда о них не забудет. Я от его имени буду неуклонно наблюдать за соблюдением всех привилегий, данных нашими предшественниками Литве. Стало быть, как я вижу, согласие, воцарившееся среди нас, можно считать единодушным? - И хотя в ответ последовало молчание, король продолжал: - Я весьма доволен, что именно таким, а не иным было решение тайного заседания Совета...
Вернувшись после Совета в свои покои, король долгое время никого не хотел видеть. Он расхаживал взад и вперед, словно к чему-то примеряясь, останавливался, глядел в раскрытое, несмотря на мороз, окно. Чувствовал усталость и недовольство неполной своею победой. Как потомственный великий князь, он привык к слепому послушанию, и, случись такое прежде, он иначе разговаривал бы со здешними вельможами. А теперь... Гаштольда привлекли на сторону Августа богатые дары и посулы королевы, гетман польный тоже не устоял перед искушением, получив за свое согласие трокское каштелянство. Неподкупным оставался лишь один доблестный муж, князь Острожский... Король так надеялся на его полное и искреннее согласие, данное безо всякого принуждения, но этого он не дождался. Король сердито захлопнул окно и велел позвать к себе канцлера королевы. Алифио, находившийся в соседней комнате, тотчас же явился.
— Отдайте распоряжения. Завтра возвращаемся в Краков. Оторопевший от неожиданности Алифио попытался было
возразить:
— Но, государь! Сейчас зима, декабрь месяц. Все дороги замело...
— Замело? Что из этого?
— Всюду снег.
— Прикажите расчистить. Я спешу рассказать королеве о решении Совета. Хочу провести Рождество дома. Первое Рождество вместе с великим князем. Теперь все поняли?
Алифио, услышав новость, вздохнул свободно.
— Пусть святой Николай, покровитель Бари, возьмет будущего владыку Литвы под свою опеку, — сказал он. — Я тотчас же велю людям готовиться в путь.
Он поспешно вышел и, увидев епископа Мендзылеского, передал ему решение тайного Совета, не добавив к этому ни слова.
— И король не сказал, что знает, кому обязан? — удивился епископ.
— Нет. Меня удивило, что он ни единым словом не выразил свою благодарность за столь хорошо подготовленные Нами переговоры. Но у меня есть и еще одна новость: хотя дороги страшные, выезжаем завтра. Его величество спешит поделиться новостями с королевой.
Мендзылеский ничего не ответил на это и они разошлись. Только после нескольких дней тяжелого путешествия канцлер королевы вспомнил про этот разговор и должен был признать, что королева Бона куда лучше умела благодарить своих посланников и клевретов.
— Наконец-то! Наконец-то! Сигизмунд Август — великий князь! Через Вильну лежит его путь к короне. В этом я уверена, — оживленно говорила она, глядя на своего канцлера.
Алифио, зная, какое сопротивление было оказано королю, отвечал весьма осторожно.
— Август пока младенец, ему всего два года. Не надо спешить еще и потому, что и вельможи и духовенство в Короне наверняка противиться будут. Их мнения никто заранее не спрашивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155