Суд и справедливость явились вскоре в образе щуплого
суфея, назвавшегося сподвижников мудрейшего Куббеса,
каковой Куббес, захворав, отправил вместо себя в Усмерас
достойнейшего из учеников своих. Халат, тюрбан, посох и
свиток произвели должное впечатление, молодой суфей с
притирающимися почестями был препровожден в дом старейшины,
накормлен от пуза пресными лепешками и козьим сыром, а затем
усажен на деревянный помост, покрытый облезлыми коврами,
откуда селянам было объявлено, что их мелкие надобности
отказываются на потом, а дело молодого купца будет
рассмотрено незамедлительно.
- Ибо торговля есть основа всякого государства, и
покушавшийся на торговца покушается на устои, - заявил Ши,
вызвав священный трепет в сердцах селян, знакомых с устоями
через свирепых сборщиков податей и лошадей знати,
вытаптывающих их чахлые урожаи во время многочисленных охот.
Ловкач распорядился собрать на суд ровно тридцать
человек, не считая самого старейшины. Сейчас, услыхав об
имеющихся у купца свидетелях, все тридцать напряженно
затихли.
- Какого они роду-племени? - вопросил Ши.
- Роду они каменного, - отвечал Конан, как было
условленно, - а племени идольского. Ночевал я возле
могильника, так что никто, кроме обветренных болванов, не
видел вора.
Испуганный вздох понесся к скатам соломенной крыши.
- Привести! - распорядился Шелам. - То есть, я хочу
сказать: принести!
Четверо селян были отряжены за идолами и вскоре
вернулись, сгибаясь под их тяжестью. Истуканов уложили на
помост, Ловкач, многозначительно выпятив нижнюю губу,
склонился, их осматривая.
- Так, - изрек он, поковыряв ногтем каменный глаз, -
допросим свидетелей. Говори, страж могильника, кто украл
ткань?!
Сидевшие возле помоста полезли было назад, подальше от
страшного. Кто знает этих суфеев, может они и вправду умеют
оживлять истуканов? Однако, как и следовало ожидать, идол
безмолвствовал.
- Не хочешь? - грозно насупился Ловкач. - Сейчас
захочешь!
Он сунул свой острый носик в суфейский свиток и как бы
прочел из него:
- Азаларым, четкерлерым! арай-ла бээр, шала-ла бээр,
аштан-чемден чип-ле алгар Алынарже ченыптынар!
Помолчав немного и недоуменно глянув на по-прежнему
немой камень, Ши незаметно почесался и добавил:
- Нет, не "ченыптынар", а "ченаптынынр!" Говори! Говори!
С этими словами он схватил суфейский посох и принялся
колотить истукана так, что искры полетели. Он сказал и
приплясывал вокруг идолов, выкрикивая какую-то несуразицу,
лупил их по каменным бокам, призывал богов и духов, высоко
подкидывая при сем полы халата, открывающие его тощие худые
ноги, покрытые грязной коростой, приседал, горестно охал,
лез носом в манускрипт, бормотал заклинания и лупил, лупил...
Зрелище было столь забавным, что среди селян раздались смеши,
а потом покатился уже общий хохот.
Ловкач застыл с поднятым посохом и грозно глянул на
собравшихся. Смех затих, словно все дружно воды в рот
набрали.
- Как! - горестно воскликнул Ши. - Неуважение к суду?
Да вы достойны самого сурового наказания! Тридцать ударов
каждому вот этой палкой!
Старейшина в испуге простер руки к помосту и попытался
замолвить словечко за неразумных сельчан:
- Помилуй, о учение мудрейшего Куббеса...
- Тридцать пять ударов! - безжалостно сказал Ши.
- Но мы не...
- Сорок!
Стало так тихо, что слышно было, как вяло ползает по
чьей-то лысине одуревшая от духоты муха.
- Ладно, - смилостивился наконец Ловкач, снова
усаживаясь на ковер. - Учитывая темность вашу и
необученность достойным манерам, повелеваю в качестве уплаты
за смех принести сюда к вечеру тридцать штук аренджунской
парчи или иного достойного материала - по числу
присутствующих. Это послужит вам хорошим уроком.
- Помилуй, - робко встрял старейшина, - да где же мы
возьмем столько материи?! Лавка у нас одна, но в ней давно
пусто, торговцы у нас редко бывают...
- И тех не станет, если я расскажу, как вы тут купцов
привечаете, - проворчал Ши Шелам. - Хватит болтать,
подчиняйтесь решению суда! Тот, кто вернется с пустыми
руками, получит сполна свои удары, а также суфейское
проклятие силой этого магического жезла!
И он грозно потряс посохом.
Стеная и охая, селяне потянулись к выходу. Старейшине
Ловкач велел призвать местных тяжущихся. Пока старик
отсутствовал, они с Конаном обсудили положение дел. Все
шло, как задумано: если расчет Ловкача окажется верен, то
вскоре побитые молью штуки из дома старьевщика снова
окажутся в их руках. И тогда можно будет обменять их на то,
за чем они прибыли в Усмерас.
- Не пойму только, почему просто не взять, что нам
нужно, - сказал киммериец. - Как-то упустил, зачем вообще
надо было везти сюда материю. Разве местные олухи так уж
держатся за эту дрянь? - Дрянь не дрянь, - отвечал Ши, - а
трогать ее, согласно обычаю, нельзя. К несчастью будто бы.
Но, мыслю, здешние жители не устоят перед нашим
предложением: как ни как прибыток, а о ведь ветер вскоре
сдует...
Подобострастно кланяясь, вошел старейшина. За ним в дом
ввалилась галдящая орава женщин, закутанных в цветастые
ветхие платки, с чумазыми лицами и дешевыми монистами на
шеях. Они толкались, стараясь перекричать друг друга и
протиснуться поближе к помосту.
- Что такое? - испуганно вскричал Ши, который всегда
побаивался "дщерей человеческих". - Зачем их сюда?!
- Так они вот, того... тяжущиеся... - пролепетал
старейшина, боясь, что снова навлечет на свою голову гнев
мудрого суфея.
Одна из женщин, довольно, должно быть, симпатичная,
если ее хорошенько отмыть, упала перед Ши на колени и
поцеловала полу его халата. Ши, сидевший на ковре
по-турански, уперся в пол руками и отъехал на своей тощей
заднице подальше, словно опасаясь, что она его укусит.
- О справедливый судя, - завела селянка на удивление
низким голосом, - снизойди до нужд наших во имя
милостивой Иштар...
- Нет-нет, - махнул Шелам на нее ладошкой, - во имя
Иштар не могу. Это вне моей компетенции. Мог во имя Бела...
- Бела так Бела, - тут же согласилась истица, - он тоже,
сказывают, мудр да пригож.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18