Невзирая на присутствие инквизитора, сразу же после приветствий испанец перешел к делу.
— Я — проситель. И рассчитываю на вашу милость. Дож в алой тунике, падающей на одну алую, а вторую — белую штанины, в маленькой шапочке алого цвета, вышитой золотом, элегантно поклонился.
— Я к вашим услугам, Ваше высочество, если это в моих силах.
— Я в этом не сомневаюсь. Дело-то пустяковое. Один бедолага, мой соотечественник, нарушил закон. Он нашел кинжал, а потом набрался смелости и продал его. Разумеется, это классифицируется как кража, но, принимая во внимание его незнание местных порядков, я надеюсь, что ваша светлость помилует его.
Саразин, удобно развалившийся в кресле, удивленно изогнул бровь, а дож стоял, нахмурившись, потирая чисто выбритый подбородок.
— Мы не жалуем воров в Венеции, — в голосе его слышалось сомнение.
— О, мне это хорошо известно. Но едва ли случившееся можно назвать кражей. Этот человек не крал кинжала, во всяком случае сознательно. Он его нашел. Если ваша светлость сочтет возможным не заметить это правонарушение, едва ли кто станет возражать. Я же окажусь у вас в долгу.
— Ну, если вы так ставите вопрос… — дож неопределенно взмахнул рукой. — Хотя я не могу не удивиться тому, что граф Арияс проявляет такой интерес к какому-то бедняку.
Дон Рамон искренне полагал, что с весельчаком Барбариго следует говорить откровенно.
— Меня интересует не он, а его сестра, очаровательная Хитанилья. Она умоляла меня вмешаться, а такой заступник превратит святого в дьявола, а дьявола — в святого.
— Так в кого же она превратила вас?
Дон Рамон рассмеялся.
— Я всего лишь смертный, а плоть человеческая слаба. Я не мог устоять перед очаровательной женщиной.
— При условии, — пробормотал Саразин, — что потом и она не станет отказывать вашему высочеству.
— Если мне представится такая возможность, упускать ее я не намерен. На моем месте вы, сеньор, наверное, поступили бы точно так же.
— Еще бы! Еще бы! — Саразин расхохотался. — Я-то видел Ла Хитанилью и на таких условиях освободил бы всех воров Венеции.
— Моей сестре, как вы видите сами, — вздохнул Барбариго, — не повезло с мужем. Что же касается этого воришки, я, как и обещал, постараюсь помочь вашему высочеству. Раз он иностранец и вина его невелика…
— Вина пустяковая, я в этом уверен.
— Если так, то я не вижу препятствий для его освобождения при условии, что он немедленно покинет пределы республики. Как его зовут?
— Пабло де Арана, — ответил дон Рамон и рассыпался в благодарностях. После его ухода Саразин тяжело поднялся с места.
— Если твоей сестре не повезло с мужем, то в таком же положении оказалась и республика. Что можно сказать о доже, не уважающем закон?
— Для меня высший закон — благополучие государства, — улыбнулся Дож. — Остальные законы — для моих подданных.
— Да спасет нас Бог! Освобождение вора служит укреплению благополучия государства. Похоже, мне вновь пора идти в школу.
— Если это освобождение приводит к тому, что посол Испании чувствует себя нашим должником, то да. Разве ты забыл, что я говорил тебе о мессире Кристоферо Коломбо, лигурийском мореплавателе?
Саразин уставился на дожа.
— А чем сможет помочь тебе Арияс?
— Не знаю. Пока. Но я не пренебрегаю ни одной ниточкой, которая тянется в Испанию. Пусть он получит этого вора и его сестру-танцовщицу.
— Вора пусть берет. А вот Хитанилью жалко. Она заслуживает лучшей участи.
— Например, постели государственного инквизитора. Жаль, что ей это не известно. Иначе она обратилась бы к тебе, а не к дону Рамону. Не везет тебе, Сильвестро.
— Во всяком случае, везет меньше, чем дону Рамону. Ну да ладно. Что значит один вор в этом мире воров.
Но днем позже Саразин изменил свое мнение.
Тяжело дыша, весь в поту от быстрой ходьбы, он влетел в кабинет дожа и первым делом потребовал отослать секретаря, с которым работал Барбариго.
— Что случилось? — поинтересовался дож, когда они остались одни. — Султан Баязид объявил войну?
— К дьяволу Баязида. Этот испанский воришка, Арана. Я слышал от мессира Гранде, что ты подписал приказ об его освобождении.
— Это не в моих правилах, — согласился дож. — Но разве я не пообещал освободить его изнывающему от любви послу?
— К счастью, вчера ты пообещал освободить его от наказания за кражу. Но сегодня в Совет трех поступило донесение, из которого следует, что Арана, приехавший к нам из Милана, может быть агентом герцога Лодовико.
Барбариго отмахнулся.
— Миланский шпион? Маловероятно. Отношения с Испанией у герцога Лодовико не лучше, чем с нами.
— Не стоит тебе быть таким доверчивым. В шпионаже все возможно. Донесение поступило от Галлино, а он один из лучших наших агентов. Так что речь идет не о краже, а о преступлении против государства. Этому человеку не место в обычной тюрьме. Его нужно передать инквизиторам. Мне.
— Тебе? — Глаза дожа весело блеснули. — Значит, тебе? Интересная мысль, Сильвестро. И ты намерен сыграть с Хитанильей в ту же игру, что и дон Рамон, используя ее воришку-братца как козырного туза?
— Шутка твоя мне не понравилась. Разве я когда-либо пользовался своей должностью в корыстных целях? Поговорим серьезно. Этого человека нельзя освобождать. Во всяком случае, пока мы не допросим его.
Дож на мгновение нахмурился, ибо в голове его родилась новая идея, реализации которой освобождение Араны могло только помешать, а затем на его губах заиграла легкая улыбка.
— Да, да, как ты и говоришь, речь идет теперь не просто о краже. Пусть он и не шпион, но с этим необходимо тщательно разобраться. — Он вздохнул. — Боюсь, нам придется разочаровать дона Рамона. Печально, конечно, но… Этого испанского мерзавца допроси немедленно. Но поначалу без пыток, Сильвестро. И одновременно допроси девушку.
И в тот же день два здоровяка-стражника спустились в мрачную подземную тюрьму Подзи, расположенную под дворцом дожа, и вывели оттуда испанского узника, и так-то не избалованного жизнью, а за сорок восемь часов, проведенных в вонючей камере, превратившегося в комок страха.
Сжавшись, сидел он на деревянной полке, не решаясь заснуть из-за полчищ крыс, мечущихся в кромешной тьме камеры. При виде стражников, огромных и страшных в слабом свете фонаря-коптилки, который они принесли с собой, вопль ужаса исторгся из груди Араны. Он принял их за палача и помощника.
Его, как могли, успокоили и препроводили наверх, в маленький зал заседаний Тройки.
Инквизиторы уже ждали его, важно восседая в кожаных креслах за полированным столом. Саразин посередине, в красном, двое других по бокам, в черном.
Жалкий, перепуганный, щурясь от света, с черной щетиной на щеках и подбородке, провонявший тюрьмой, Арана дрожал мелкой дрожью, а инквизиторы сурово разглядывали его, не произнося ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Я — проситель. И рассчитываю на вашу милость. Дож в алой тунике, падающей на одну алую, а вторую — белую штанины, в маленькой шапочке алого цвета, вышитой золотом, элегантно поклонился.
— Я к вашим услугам, Ваше высочество, если это в моих силах.
— Я в этом не сомневаюсь. Дело-то пустяковое. Один бедолага, мой соотечественник, нарушил закон. Он нашел кинжал, а потом набрался смелости и продал его. Разумеется, это классифицируется как кража, но, принимая во внимание его незнание местных порядков, я надеюсь, что ваша светлость помилует его.
Саразин, удобно развалившийся в кресле, удивленно изогнул бровь, а дож стоял, нахмурившись, потирая чисто выбритый подбородок.
— Мы не жалуем воров в Венеции, — в голосе его слышалось сомнение.
— О, мне это хорошо известно. Но едва ли случившееся можно назвать кражей. Этот человек не крал кинжала, во всяком случае сознательно. Он его нашел. Если ваша светлость сочтет возможным не заметить это правонарушение, едва ли кто станет возражать. Я же окажусь у вас в долгу.
— Ну, если вы так ставите вопрос… — дож неопределенно взмахнул рукой. — Хотя я не могу не удивиться тому, что граф Арияс проявляет такой интерес к какому-то бедняку.
Дон Рамон искренне полагал, что с весельчаком Барбариго следует говорить откровенно.
— Меня интересует не он, а его сестра, очаровательная Хитанилья. Она умоляла меня вмешаться, а такой заступник превратит святого в дьявола, а дьявола — в святого.
— Так в кого же она превратила вас?
Дон Рамон рассмеялся.
— Я всего лишь смертный, а плоть человеческая слаба. Я не мог устоять перед очаровательной женщиной.
— При условии, — пробормотал Саразин, — что потом и она не станет отказывать вашему высочеству.
— Если мне представится такая возможность, упускать ее я не намерен. На моем месте вы, сеньор, наверное, поступили бы точно так же.
— Еще бы! Еще бы! — Саразин расхохотался. — Я-то видел Ла Хитанилью и на таких условиях освободил бы всех воров Венеции.
— Моей сестре, как вы видите сами, — вздохнул Барбариго, — не повезло с мужем. Что же касается этого воришки, я, как и обещал, постараюсь помочь вашему высочеству. Раз он иностранец и вина его невелика…
— Вина пустяковая, я в этом уверен.
— Если так, то я не вижу препятствий для его освобождения при условии, что он немедленно покинет пределы республики. Как его зовут?
— Пабло де Арана, — ответил дон Рамон и рассыпался в благодарностях. После его ухода Саразин тяжело поднялся с места.
— Если твоей сестре не повезло с мужем, то в таком же положении оказалась и республика. Что можно сказать о доже, не уважающем закон?
— Для меня высший закон — благополучие государства, — улыбнулся Дож. — Остальные законы — для моих подданных.
— Да спасет нас Бог! Освобождение вора служит укреплению благополучия государства. Похоже, мне вновь пора идти в школу.
— Если это освобождение приводит к тому, что посол Испании чувствует себя нашим должником, то да. Разве ты забыл, что я говорил тебе о мессире Кристоферо Коломбо, лигурийском мореплавателе?
Саразин уставился на дожа.
— А чем сможет помочь тебе Арияс?
— Не знаю. Пока. Но я не пренебрегаю ни одной ниточкой, которая тянется в Испанию. Пусть он получит этого вора и его сестру-танцовщицу.
— Вора пусть берет. А вот Хитанилью жалко. Она заслуживает лучшей участи.
— Например, постели государственного инквизитора. Жаль, что ей это не известно. Иначе она обратилась бы к тебе, а не к дону Рамону. Не везет тебе, Сильвестро.
— Во всяком случае, везет меньше, чем дону Рамону. Ну да ладно. Что значит один вор в этом мире воров.
Но днем позже Саразин изменил свое мнение.
Тяжело дыша, весь в поту от быстрой ходьбы, он влетел в кабинет дожа и первым делом потребовал отослать секретаря, с которым работал Барбариго.
— Что случилось? — поинтересовался дож, когда они остались одни. — Султан Баязид объявил войну?
— К дьяволу Баязида. Этот испанский воришка, Арана. Я слышал от мессира Гранде, что ты подписал приказ об его освобождении.
— Это не в моих правилах, — согласился дож. — Но разве я не пообещал освободить его изнывающему от любви послу?
— К счастью, вчера ты пообещал освободить его от наказания за кражу. Но сегодня в Совет трех поступило донесение, из которого следует, что Арана, приехавший к нам из Милана, может быть агентом герцога Лодовико.
Барбариго отмахнулся.
— Миланский шпион? Маловероятно. Отношения с Испанией у герцога Лодовико не лучше, чем с нами.
— Не стоит тебе быть таким доверчивым. В шпионаже все возможно. Донесение поступило от Галлино, а он один из лучших наших агентов. Так что речь идет не о краже, а о преступлении против государства. Этому человеку не место в обычной тюрьме. Его нужно передать инквизиторам. Мне.
— Тебе? — Глаза дожа весело блеснули. — Значит, тебе? Интересная мысль, Сильвестро. И ты намерен сыграть с Хитанильей в ту же игру, что и дон Рамон, используя ее воришку-братца как козырного туза?
— Шутка твоя мне не понравилась. Разве я когда-либо пользовался своей должностью в корыстных целях? Поговорим серьезно. Этого человека нельзя освобождать. Во всяком случае, пока мы не допросим его.
Дож на мгновение нахмурился, ибо в голове его родилась новая идея, реализации которой освобождение Араны могло только помешать, а затем на его губах заиграла легкая улыбка.
— Да, да, как ты и говоришь, речь идет теперь не просто о краже. Пусть он и не шпион, но с этим необходимо тщательно разобраться. — Он вздохнул. — Боюсь, нам придется разочаровать дона Рамона. Печально, конечно, но… Этого испанского мерзавца допроси немедленно. Но поначалу без пыток, Сильвестро. И одновременно допроси девушку.
И в тот же день два здоровяка-стражника спустились в мрачную подземную тюрьму Подзи, расположенную под дворцом дожа, и вывели оттуда испанского узника, и так-то не избалованного жизнью, а за сорок восемь часов, проведенных в вонючей камере, превратившегося в комок страха.
Сжавшись, сидел он на деревянной полке, не решаясь заснуть из-за полчищ крыс, мечущихся в кромешной тьме камеры. При виде стражников, огромных и страшных в слабом свете фонаря-коптилки, который они принесли с собой, вопль ужаса исторгся из груди Араны. Он принял их за палача и помощника.
Его, как могли, успокоили и препроводили наверх, в маленький зал заседаний Тройки.
Инквизиторы уже ждали его, важно восседая в кожаных креслах за полированным столом. Саразин посередине, в красном, двое других по бокам, в черном.
Жалкий, перепуганный, щурясь от света, с черной щетиной на щеках и подбородке, провонявший тюрьмой, Арана дрожал мелкой дрожью, а инквизиторы сурово разглядывали его, не произнося ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87