Этот свет внушал мне ужас. Вот почему я не показал перья Шуту и никому о них не рассказал. Они были моим слабым местом. Дверью в неизведанное. Подобрав их, я дал толчок какой-то грандиозной цепи событий, привел в действие нечто такое, что никто не в состоянии контролировать. Даже сейчас мое сознание пугливо отгоняло от себя воспоминания, как будто я мог все изменить, сделать так, чтобы события вернулись в область не свершившихся.
— Что это было? Кого мы там встретили?
— Понятия не имею, — ответил я.
В глазах принца вспыхнул огонь любопытства.
— Мы должны узнать.
— Нет. Не должны. — Я тяжело вздохнул. — Если честно, я считаю, что нам нужно быть очень осторожными и сделать все, чтобы тайна осталась тайной.
Дьютифул удивленно на меня посмотрел.
— Почему? Разве ты не помнишь, что мы тогда испытали? Какое чудесное ощущение?
Я прекрасно все помнил, особенно сейчас, когда мы заговорили об этом. Я покачал головой и вдруг пожалел, что показал Дьютифулу фигурку. Когда я на нее смотрел, ко мне возвращались воспоминания о том береге — так запах духов или несколько слов песни неожиданно напоминают о глупостях, которые ты натворил накануне.
— Да. Ощущение было чудесным. И опасным. Я не хотел оттуда уходить. Ты тоже. Она нас заставила.
— Она? Нет, это была не женщина. Я почувствовал… как будто со мной рядом отец, он сильный, и мне с ним спокойно, он меня любит.
— Не думаю, что прав кто-то один из нас, — неохотно признал я. — Просто мы с тобой ощутили то, чего больше всего хотели.
— Ты считаешь, мы все придумали?
— Нет. Я полагаю, мы столкнулись с чем-то, чего понять были не в силах. И потому придали ему знакомую форму, чтобы наше сознание могло справиться с тем, что мы увидели.
— С чего ты взял? Ты прочитал об этом в записях, посвященных Скиллу?
— Нет, — неохотно сказал я. — В свитках я не нашел никаких упоминаний об этом. Просто я так думаю, потому что… потому что я так думаю.
Он посмотрел на меня, и я беспомощно пожал плечами, другого объяснения у меня не было. Только неуловимое предчувствие, когда я вспоминал существо, которое мы встретили, — предчувствие, окутанное ужасом.
Скрип открывающейся потайной двери выручил меня. Вошел Олух и громко чихнул. На шее у него висел свисток. Контраст между блестящим свистком и потрепанной рубашкой неожиданно заставил меня посмотреть на него другими глазами. Я был потрясен. Давно не мытые волосы облепили голову, сквозь прорехи в одежде проглядывает грязное тело. Я вдруг увидел его таким, каким видел Дьютифул, и понял, что его отвращение вызвано не только внешним уродством и жалкими умственными способностями слуги. Принц не сдержался, отшатнулся от Олуха и поморщился, когда тот вошел. Годы, проведенные с волком, помогли мне привыкнуть к тому, что некоторые вещи пахнут так, как они пахнут. Но вонь немытого тела Олуха не являлась присущей ему с рождения — ну, например, как запах хорька. Впрочем, тут все можно исправить, подумал я. И это необходимо сделать, если я хочу, чтобы принц согласился работать вместе с Олухом.
— Садись, Олух, — предложил я и показал на стул, который стоял далеко от принца.
Олух посмотрел на меня с опаской, но все-таки выдвинул стул, изучил сиденье, словно мы хотели над ним посмеяться и придумали какой-то розыгрыш, потом, убедившись, что все в порядке, с шумом плюхнулся на него и принялся чесать левое ухо. Взглянув на принца, я заметил, что он завороженно наблюдает за Олухом.
— Итак, все в сборе, — объявил я и подумал, что не имею ни малейшего представления о том, чем буду с ними заниматься.
Олух прищурился и посмотрел на меня.
— Девушка снова плачет, — сообщил он так, словно я был виноват.
— Ничего. Я займусь девушкой чуть позже, — пообещал я ему, хотя сердце мучительно сжалось у меня в груди.
— Какая девушка? — мгновенно поинтересовался принц.
— Тебе не о чем беспокоиться.
Олух, давай не будем говорить о девушке сейчас. Мы здесь, чтобы учиться.
Олух перестал чесаться, положил руку на стол и с самым серьезным видом уставился на меня.
— Зачем ты так делаешь? Зачем говоришь у меня в голове?
— Чтобы проверить, можешь ли ты меня слышать.
Олух задумчиво фыркнул.
— Я тебя слышал. Песья вонючка.
Не смей этого делать.
— Вы разговариваете друг с другом при помощи Скилла? — с любопытством спросил принц.
— Да.
— Тогда почему я вас не слышу?
— Потому что мы обращаемся только друг к другу.
Принц нахмурился.
— Как он этому научился, если я не умею?
— Не знаю, — признался я. — Олух, похоже, самостоятельно занимался развитием своих способностей. Я и сам не очень понимаю, что он умеет.
— А он не может хотя бы на время убрать свою музыку?
Я расширил свое собственное восприятие Скилла и понял, что сознательно стараюсь не обращать внимания на окружавшую Олуха музыку.
— Олух, — повернувшись к нему, спросил я, — ты можешь заглушить музыку? Можешь обращаться ко мне только мыслями, без музыки?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Музыку?
— Песню твоей мамы. Ты можешь сделать так, чтобы она смолкла?
Он задумался на мгновение и принялся жевать свой толстый язык.
— Нет, — решил он наконец.
— Почему не можешь? — требовательно спросил принц.
Дьютифул сидел очень тихо, и я понял, что он пытается пробиться сквозь музыку, чтобы услышать наш с Олухом разговор. В его голосе я услышал отчаяние. И ревность.
Олух посмотрел на него, равнодушно и тупо.
— Не хочу, — заявил он и, отвернувшись от принца, принялся снова чесать за ухом.
Дьютифул был потрясен, сделал вдох и, с трудом сдерживая злость, заявил:
— А если я прикажу тебе? Я ведь твой принц.
Олух посмотрел на него и тут же перевел взгляд на меня. Потом еще больше высунул язык и задумался.
— Мы оба ученики? — наконец спросил он.
Я не ожидал этого от него. Не ожидал, что он запомнит мои слова, не говоря уже о том, чтобы повторить их к месту и вовремя. У меня появилась новая надежда, но вместе с ней и новые опасения.
— Оба ученики, — подтвердил я, и он откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки.
— А я учитель, — продолжал я. — Ученики должны слушаться учителя. Олух, ты можешь заглушить музыку?
Он некоторое время на меня смотрел, а потом ответил, но уже другим тоном:
— Не хочу.
— Наверное, не хочешь. Но я твой учитель, а ты ученик. Ученик слушается учителя.
— Ученики подчиняются, как слуги? — он встал, собираясь уйти.
Ситуация была безнадежной, но я не сдавался.
— Ученики подчиняются, как ученики. Чтобы они могли научиться. Чтобы все могли научиться. Если Олух будет меня слушаться, тогда он останется учеником. Если же Олух слушаться откажется, он перестанет быть учеником. Мы его прогоним, и он снова превратится в слугу.
Он стоял молча несколько минут. Не знаю, раздумывал ли он над моими словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202
— Что это было? Кого мы там встретили?
— Понятия не имею, — ответил я.
В глазах принца вспыхнул огонь любопытства.
— Мы должны узнать.
— Нет. Не должны. — Я тяжело вздохнул. — Если честно, я считаю, что нам нужно быть очень осторожными и сделать все, чтобы тайна осталась тайной.
Дьютифул удивленно на меня посмотрел.
— Почему? Разве ты не помнишь, что мы тогда испытали? Какое чудесное ощущение?
Я прекрасно все помнил, особенно сейчас, когда мы заговорили об этом. Я покачал головой и вдруг пожалел, что показал Дьютифулу фигурку. Когда я на нее смотрел, ко мне возвращались воспоминания о том береге — так запах духов или несколько слов песни неожиданно напоминают о глупостях, которые ты натворил накануне.
— Да. Ощущение было чудесным. И опасным. Я не хотел оттуда уходить. Ты тоже. Она нас заставила.
— Она? Нет, это была не женщина. Я почувствовал… как будто со мной рядом отец, он сильный, и мне с ним спокойно, он меня любит.
— Не думаю, что прав кто-то один из нас, — неохотно признал я. — Просто мы с тобой ощутили то, чего больше всего хотели.
— Ты считаешь, мы все придумали?
— Нет. Я полагаю, мы столкнулись с чем-то, чего понять были не в силах. И потому придали ему знакомую форму, чтобы наше сознание могло справиться с тем, что мы увидели.
— С чего ты взял? Ты прочитал об этом в записях, посвященных Скиллу?
— Нет, — неохотно сказал я. — В свитках я не нашел никаких упоминаний об этом. Просто я так думаю, потому что… потому что я так думаю.
Он посмотрел на меня, и я беспомощно пожал плечами, другого объяснения у меня не было. Только неуловимое предчувствие, когда я вспоминал существо, которое мы встретили, — предчувствие, окутанное ужасом.
Скрип открывающейся потайной двери выручил меня. Вошел Олух и громко чихнул. На шее у него висел свисток. Контраст между блестящим свистком и потрепанной рубашкой неожиданно заставил меня посмотреть на него другими глазами. Я был потрясен. Давно не мытые волосы облепили голову, сквозь прорехи в одежде проглядывает грязное тело. Я вдруг увидел его таким, каким видел Дьютифул, и понял, что его отвращение вызвано не только внешним уродством и жалкими умственными способностями слуги. Принц не сдержался, отшатнулся от Олуха и поморщился, когда тот вошел. Годы, проведенные с волком, помогли мне привыкнуть к тому, что некоторые вещи пахнут так, как они пахнут. Но вонь немытого тела Олуха не являлась присущей ему с рождения — ну, например, как запах хорька. Впрочем, тут все можно исправить, подумал я. И это необходимо сделать, если я хочу, чтобы принц согласился работать вместе с Олухом.
— Садись, Олух, — предложил я и показал на стул, который стоял далеко от принца.
Олух посмотрел на меня с опаской, но все-таки выдвинул стул, изучил сиденье, словно мы хотели над ним посмеяться и придумали какой-то розыгрыш, потом, убедившись, что все в порядке, с шумом плюхнулся на него и принялся чесать левое ухо. Взглянув на принца, я заметил, что он завороженно наблюдает за Олухом.
— Итак, все в сборе, — объявил я и подумал, что не имею ни малейшего представления о том, чем буду с ними заниматься.
Олух прищурился и посмотрел на меня.
— Девушка снова плачет, — сообщил он так, словно я был виноват.
— Ничего. Я займусь девушкой чуть позже, — пообещал я ему, хотя сердце мучительно сжалось у меня в груди.
— Какая девушка? — мгновенно поинтересовался принц.
— Тебе не о чем беспокоиться.
Олух, давай не будем говорить о девушке сейчас. Мы здесь, чтобы учиться.
Олух перестал чесаться, положил руку на стол и с самым серьезным видом уставился на меня.
— Зачем ты так делаешь? Зачем говоришь у меня в голове?
— Чтобы проверить, можешь ли ты меня слышать.
Олух задумчиво фыркнул.
— Я тебя слышал. Песья вонючка.
Не смей этого делать.
— Вы разговариваете друг с другом при помощи Скилла? — с любопытством спросил принц.
— Да.
— Тогда почему я вас не слышу?
— Потому что мы обращаемся только друг к другу.
Принц нахмурился.
— Как он этому научился, если я не умею?
— Не знаю, — признался я. — Олух, похоже, самостоятельно занимался развитием своих способностей. Я и сам не очень понимаю, что он умеет.
— А он не может хотя бы на время убрать свою музыку?
Я расширил свое собственное восприятие Скилла и понял, что сознательно стараюсь не обращать внимания на окружавшую Олуха музыку.
— Олух, — повернувшись к нему, спросил я, — ты можешь заглушить музыку? Можешь обращаться ко мне только мыслями, без музыки?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Музыку?
— Песню твоей мамы. Ты можешь сделать так, чтобы она смолкла?
Он задумался на мгновение и принялся жевать свой толстый язык.
— Нет, — решил он наконец.
— Почему не можешь? — требовательно спросил принц.
Дьютифул сидел очень тихо, и я понял, что он пытается пробиться сквозь музыку, чтобы услышать наш с Олухом разговор. В его голосе я услышал отчаяние. И ревность.
Олух посмотрел на него, равнодушно и тупо.
— Не хочу, — заявил он и, отвернувшись от принца, принялся снова чесать за ухом.
Дьютифул был потрясен, сделал вдох и, с трудом сдерживая злость, заявил:
— А если я прикажу тебе? Я ведь твой принц.
Олух посмотрел на него и тут же перевел взгляд на меня. Потом еще больше высунул язык и задумался.
— Мы оба ученики? — наконец спросил он.
Я не ожидал этого от него. Не ожидал, что он запомнит мои слова, не говоря уже о том, чтобы повторить их к месту и вовремя. У меня появилась новая надежда, но вместе с ней и новые опасения.
— Оба ученики, — подтвердил я, и он откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки.
— А я учитель, — продолжал я. — Ученики должны слушаться учителя. Олух, ты можешь заглушить музыку?
Он некоторое время на меня смотрел, а потом ответил, но уже другим тоном:
— Не хочу.
— Наверное, не хочешь. Но я твой учитель, а ты ученик. Ученик слушается учителя.
— Ученики подчиняются, как слуги? — он встал, собираясь уйти.
Ситуация была безнадежной, но я не сдавался.
— Ученики подчиняются, как ученики. Чтобы они могли научиться. Чтобы все могли научиться. Если Олух будет меня слушаться, тогда он останется учеником. Если же Олух слушаться откажется, он перестанет быть учеником. Мы его прогоним, и он снова превратится в слугу.
Он стоял молча несколько минут. Не знаю, раздумывал ли он над моими словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202