Когда она предложила сделку, я подумал, какая нам разница, как они умрут? Отдадим их ей, а ее золото очень даже пригодится для нашего дела, для того, чтобы отнять власть у Видящих, недостойных трона».
В его голосе зазвучала уверенность в собственной правоте, которая смешалась с далеким блеяньем коз, проникшим в воспоминания Олуха.
«Заткнись! — злобно выкрикнул Лодвайн. — Мне не все равно, как они умрут! Их смерть принадлежит мне. И моя месть не продается. Наше дело подождет до тех пор, пока я не разберусь с этими двоими. Я уже сказал тебе, Пэджет, что мне нужно. Я хочу знать, когда они встают и где едят, когда выезжают на прогулки верхом и где спят. Я хочу знать, где и когда я смогу их прикончить. Вот что мне нужно. Может твой придурок сообщить мне эту информацию?»
Каждое слово гремело, точно удар молота, и Пэджет уже с трудом справлялся с яростью.
«Да, может. Он уже рассказал нам гораздо больше, чем мы рассчитывали от него узнать. Только ты почему-то не хочешь даже выслушать меня. Этот лорд Чейд и то, что стало известно про него дурачку, очень важно. Но если ты можешь думать только о мести и тебе плевать на все остальное, валяй, получай свою конфетку. Тебе только нужно правильно задать вопрос. Расскажи ему, дурачок. Расскажи про предателя, про песью вонючку, который отрубил ему руку, расскажи, как старик его называет. Может быть, тогда он поймет, что, пока он выздоравливал, я сделал для Полукровок больше, чем он, когда имел обе руки».
Олух вспомнил звук удара — рука врезается в мощную плоть, и голос Лодвайна, который слегка запыхался от предпринятого усилия.
«Не забывайся, Пэджет. Или лишишься всего».
Олух резко дернулся, наклонился вперед и прикрыл руками голову. Он тихо скулил, напуганный вновь пережитой сценой.
— На, на, на, — взмолился он, и я его ненадолго отпустил.
Подняв у него над головой ножницы и расческу, я ждал, когда он успокоится. Я знал, что поступаю жестоко, заставляя несчастного переживать заново свой страх. Мне совсем не нравилось делать это, но у меня не было выбора.
Я дождался, когда он успокоится, а потом очень осторожно воспользовался Скиллом, чтобы утешить его и вернуть назад в ту комнату.
— Не бойся вспоминать о том, что тогда произошло, — сказал я. — Здесь тебе ничто не угрожает. Они не смогут тебя найти, не смогут обидеть. Ты в безопасности.
Благодаря нашей связи через Скилл, я почувствовал, как он хмурится. Олух сопротивлялся, тогда я еще немного его подтолкнул, и вдруг его воспоминания полились рекой.
Олух сделал глубокий вдох, затем выдохнул, а я снова вернулся к его волосам. Думаю, равномерные движения расчески навевали на него сон. Вряд ли кто-нибудь часто к нему прикасался, и уж наверняка он не видел в своей жизни много ласки. Олух начал потихоньку расслабляться, словно щенок, которого гладят добрые руки. Потом что-то утвердительно пролепетал.
— Итак. Что было потом? Что ты им рассказал? — Я старался говорить как можно мягче.
— А ничего. Только про старика… Как он велит складывать дрова. Не размахивать бутылкой, когда я приношу вино. Уносить грязную посуду и старую еду каждое утро. Не трогать бумаги, хотя тебе он разрешает их перекладывать на другое место. Что он приказал мне тебя слушаться, хотя мне совсем это не нравится. О том, что ты хочешь со мной встречаться и разговаривать. А они сказали: «Не ходи. Сделай вид, что забыл». И про то, как вы иногда болтаете по ночам.
— Кто болтает? Мы с Чейдом? — Я медленно провел расческой по его волосам и аккуратно подровнял их.
Когда я услышал его следующие слова, сердце сжалось у меня в груди.
— Угу. Что вы разговариваете про Скилл и Древнюю Кровь. Что он называет тебя другим именем. Фижовли. Что я знаю про ту девушку, которая плачет, а тебе это не нравится.
Пронзительный страх, который я испытал, услышав от него свое исковерканное имя, испарился при упоминании «той девушки».
— Какой девушки? — тупо спросил я, отчаянно желая услышать, как он скажет: «той девушки» или «я не знаю». Внутри у меня все похолодело.
— Она все плачет и плачет, — тихо проговорил Олух.
— Кто? — снова спросил я, и сердце у меня упало.
— Та девушка. Неттл, которая ноет по ночам и никак не может замолчать. — Он вдруг наклонил голову, и я отрезал слишком большую прядь. — Она и сейчас плачет.
Мне стало еще страшнее, если такое вообще было возможно.
— Правда? — спросил я и очень осторожно убрал стены, чтобы открыться Неттл, но ничего не почувствовал. — Нет. Она успокоилась, — заявил я.
— Она плачет сама с собой. В другом месте.
— Я тебя не понимаю.
— В пустом месте.
— Я тебя не понимаю, — повторил я, тревога моя становилась все сильнее.
— Не важно. Она перестала.
— И все? — недоверчиво спросил я и положил на стол ножницы и расческу.
— Угу. — Олух принялся ковырять в носу. — Я ухожу, — неожиданно объявил он, встал и огляделся по сторонам. — Не ешь мое пирожное! — предупредил он меня.
— Не буду. А ты не хочешь остаться и съесть его?
Потрясение, которое я испытал, заглушило все остальные чувства. Удалось ли Лодвайну услышать мое настоящее имя в исковерканном Олухом варианте? Теперь он знает имя моей дочери. Над нами нависла опасность, а я обсуждаю с дурачком пирожные.
— Если я его съем, оно кончится.
— Может быть, ты получишь другое.
— А вдруг не получу? — заметил он с неопровержимой логикой.
— У меня идея. — Я подошел к одной из менее заставленных полок Чейда и начал ее освобождать. — Мы отведем тебе здесь место. Вещи Олуха будут лежать на этой полке. И ты всегда сможешь их найти.
По непонятной мне причине эта идея оказалась для него слишком сложной. Я принялся снова объяснять ему, что имею в виду, употребляя разные слова и переставляя их местами, затем предложил положить пирожное и перо на полку. Олух с опаской взял в руки миску, где лежал изюм и где осталось несколько засахаренных орешков.
— Ты можешь и миску тоже поставить на полку, — предложил я. — А я в следующий раз наполню ее разными вкусными вещами.
Олух поставил миску на полку и с удовлетворением воззрился на дело своих рук.
— Мне нужно идти, — вдруг снова объявил он.
— Олух, — начал я осторожно, — завтра день стирки. А тобой придет кто-нибудь, чтобы отвести тебя к однорукому?
— Нельзя про него говорить, — упрямо заявил он. Он был напуган, и я услышал громкие звуки его музыки.
— Ты хочешь пойти? Хочешь снова увидеть однорукого?
— Я должен.
— Нет, не должен. Больше не должен. Ты хочешь пойти?
Мой вопрос заставил его надолго задуматься.
— Я хочу денежку. Чтобы купить конфеты.
— Если ты скажешь, где искать однорукого, я могу сходить за тебя. Я возьму у него деньги и куплю тебе конфеты.
Олух нахмурился и покачал головой.
— Я сам возьму мою денежку. Я люблю сам покупать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202
В его голосе зазвучала уверенность в собственной правоте, которая смешалась с далеким блеяньем коз, проникшим в воспоминания Олуха.
«Заткнись! — злобно выкрикнул Лодвайн. — Мне не все равно, как они умрут! Их смерть принадлежит мне. И моя месть не продается. Наше дело подождет до тех пор, пока я не разберусь с этими двоими. Я уже сказал тебе, Пэджет, что мне нужно. Я хочу знать, когда они встают и где едят, когда выезжают на прогулки верхом и где спят. Я хочу знать, где и когда я смогу их прикончить. Вот что мне нужно. Может твой придурок сообщить мне эту информацию?»
Каждое слово гремело, точно удар молота, и Пэджет уже с трудом справлялся с яростью.
«Да, может. Он уже рассказал нам гораздо больше, чем мы рассчитывали от него узнать. Только ты почему-то не хочешь даже выслушать меня. Этот лорд Чейд и то, что стало известно про него дурачку, очень важно. Но если ты можешь думать только о мести и тебе плевать на все остальное, валяй, получай свою конфетку. Тебе только нужно правильно задать вопрос. Расскажи ему, дурачок. Расскажи про предателя, про песью вонючку, который отрубил ему руку, расскажи, как старик его называет. Может быть, тогда он поймет, что, пока он выздоравливал, я сделал для Полукровок больше, чем он, когда имел обе руки».
Олух вспомнил звук удара — рука врезается в мощную плоть, и голос Лодвайна, который слегка запыхался от предпринятого усилия.
«Не забывайся, Пэджет. Или лишишься всего».
Олух резко дернулся, наклонился вперед и прикрыл руками голову. Он тихо скулил, напуганный вновь пережитой сценой.
— На, на, на, — взмолился он, и я его ненадолго отпустил.
Подняв у него над головой ножницы и расческу, я ждал, когда он успокоится. Я знал, что поступаю жестоко, заставляя несчастного переживать заново свой страх. Мне совсем не нравилось делать это, но у меня не было выбора.
Я дождался, когда он успокоится, а потом очень осторожно воспользовался Скиллом, чтобы утешить его и вернуть назад в ту комнату.
— Не бойся вспоминать о том, что тогда произошло, — сказал я. — Здесь тебе ничто не угрожает. Они не смогут тебя найти, не смогут обидеть. Ты в безопасности.
Благодаря нашей связи через Скилл, я почувствовал, как он хмурится. Олух сопротивлялся, тогда я еще немного его подтолкнул, и вдруг его воспоминания полились рекой.
Олух сделал глубокий вдох, затем выдохнул, а я снова вернулся к его волосам. Думаю, равномерные движения расчески навевали на него сон. Вряд ли кто-нибудь часто к нему прикасался, и уж наверняка он не видел в своей жизни много ласки. Олух начал потихоньку расслабляться, словно щенок, которого гладят добрые руки. Потом что-то утвердительно пролепетал.
— Итак. Что было потом? Что ты им рассказал? — Я старался говорить как можно мягче.
— А ничего. Только про старика… Как он велит складывать дрова. Не размахивать бутылкой, когда я приношу вино. Уносить грязную посуду и старую еду каждое утро. Не трогать бумаги, хотя тебе он разрешает их перекладывать на другое место. Что он приказал мне тебя слушаться, хотя мне совсем это не нравится. О том, что ты хочешь со мной встречаться и разговаривать. А они сказали: «Не ходи. Сделай вид, что забыл». И про то, как вы иногда болтаете по ночам.
— Кто болтает? Мы с Чейдом? — Я медленно провел расческой по его волосам и аккуратно подровнял их.
Когда я услышал его следующие слова, сердце сжалось у меня в груди.
— Угу. Что вы разговариваете про Скилл и Древнюю Кровь. Что он называет тебя другим именем. Фижовли. Что я знаю про ту девушку, которая плачет, а тебе это не нравится.
Пронзительный страх, который я испытал, услышав от него свое исковерканное имя, испарился при упоминании «той девушки».
— Какой девушки? — тупо спросил я, отчаянно желая услышать, как он скажет: «той девушки» или «я не знаю». Внутри у меня все похолодело.
— Она все плачет и плачет, — тихо проговорил Олух.
— Кто? — снова спросил я, и сердце у меня упало.
— Та девушка. Неттл, которая ноет по ночам и никак не может замолчать. — Он вдруг наклонил голову, и я отрезал слишком большую прядь. — Она и сейчас плачет.
Мне стало еще страшнее, если такое вообще было возможно.
— Правда? — спросил я и очень осторожно убрал стены, чтобы открыться Неттл, но ничего не почувствовал. — Нет. Она успокоилась, — заявил я.
— Она плачет сама с собой. В другом месте.
— Я тебя не понимаю.
— В пустом месте.
— Я тебя не понимаю, — повторил я, тревога моя становилась все сильнее.
— Не важно. Она перестала.
— И все? — недоверчиво спросил я и положил на стол ножницы и расческу.
— Угу. — Олух принялся ковырять в носу. — Я ухожу, — неожиданно объявил он, встал и огляделся по сторонам. — Не ешь мое пирожное! — предупредил он меня.
— Не буду. А ты не хочешь остаться и съесть его?
Потрясение, которое я испытал, заглушило все остальные чувства. Удалось ли Лодвайну услышать мое настоящее имя в исковерканном Олухом варианте? Теперь он знает имя моей дочери. Над нами нависла опасность, а я обсуждаю с дурачком пирожные.
— Если я его съем, оно кончится.
— Может быть, ты получишь другое.
— А вдруг не получу? — заметил он с неопровержимой логикой.
— У меня идея. — Я подошел к одной из менее заставленных полок Чейда и начал ее освобождать. — Мы отведем тебе здесь место. Вещи Олуха будут лежать на этой полке. И ты всегда сможешь их найти.
По непонятной мне причине эта идея оказалась для него слишком сложной. Я принялся снова объяснять ему, что имею в виду, употребляя разные слова и переставляя их местами, затем предложил положить пирожное и перо на полку. Олух с опаской взял в руки миску, где лежал изюм и где осталось несколько засахаренных орешков.
— Ты можешь и миску тоже поставить на полку, — предложил я. — А я в следующий раз наполню ее разными вкусными вещами.
Олух поставил миску на полку и с удовлетворением воззрился на дело своих рук.
— Мне нужно идти, — вдруг снова объявил он.
— Олух, — начал я осторожно, — завтра день стирки. А тобой придет кто-нибудь, чтобы отвести тебя к однорукому?
— Нельзя про него говорить, — упрямо заявил он. Он был напуган, и я услышал громкие звуки его музыки.
— Ты хочешь пойти? Хочешь снова увидеть однорукого?
— Я должен.
— Нет, не должен. Больше не должен. Ты хочешь пойти?
Мой вопрос заставил его надолго задуматься.
— Я хочу денежку. Чтобы купить конфеты.
— Если ты скажешь, где искать однорукого, я могу сходить за тебя. Я возьму у него деньги и куплю тебе конфеты.
Олух нахмурился и покачал головой.
— Я сам возьму мою денежку. Я люблю сам покупать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202