Его былая группа, в составе которой он некогда боролся с монархистами, выросла чуть ли не вдвое. В нее влились офицеры, ранее боровшиеся с сионистской опасностью, привнеся в деятельность подразделения новые знания и свою вулканическую энергию. Сам С. С. Куманин почти не бывал в своем кабинете на Лубянке. Он летал в разные города, пропадал в ЦК, в Союзе писателей СССР и РСФСР, мотался по редакциями всевозможных газет, консультировал историков, поучал режиссеров.
Уже пошли куда-то наверх документы о внеочередном присвоении ему звания подполковников, что в неполные 33 года было совсем неплохо! Коллеги завидовали — вот пруха мужику. Кто бы мог подумать, что на бывшем царе можно сделать такую карьеру!
Если кто и не приветствовал его энтузиазма, так это Куманин-старший, с которым Сергей с детства привык советоваться. Только прослышав про евреев, Степан Агафонович насторожился, не за судьбу последних, конечно, а за судьбу сына.
— Поосторожнее, Сережа, — посоветовал он, — не зарывайся особо. Такое уже было в пятидесятых годах. Повторяются они. Многих работников, которые в те годы эту дымзавесу раздували, потом шлепнули без суда и следствия. А кого не шлепнули, тех без пенсии выгнали из органов. Многих посадили. Ты смотри…
Сергей отмахивался: «Времена ныне не те. Я на этом деле подполковника получу и стану начальником отдела. А это уже полковничья должность. Полковником буду в тридцать пять лет, плохо, что ли? А что этим евреям, которые нашего царя убили, сделается? Мы обстановку контролируем. Никто их пальцем не тронет. Пусть спокойно в свой Израиль уезжают. Мы не такие глупые, как вы, папа. Вы тогда, в пятидесятых, чувство меры потеряли — за что и поплатились».
Степан Агафонович только головой покачивал. «Что с молодежью делать? По минам идут и улыбаются. Мудрости на чужом опыте не набраться. Только — на собственной шкуре. Так, видно, устроен мир».
Но в сердце отца росла тревога.
В калейдоскопе событий дни летели со страшной быстротой. Прошли не очень шумные митинги по случаю семидесятой годовщины со дня расстрела царской семьи, на которых клеймили, как и было задумано, не столько Ленина и его партию, сколько затесавшихся в нее сионистов, которых, уже называли для простоты или иудомасонами, или жидосионистами, а то и просто жидами.
Но кипучая энергия майора Куманина и его подчиненных дала и другие всходы. Начали раздаваться голоса о необходимости перезахоронения останков царской семьи в освященной могиле по христианскому православному обряду. Теперь Куманину приходилось выступать уже перед русскими эмигрантами первой волны, глубокими стариками, и перед их потомками, сидеть в президиумах всевозможных конгрессов соотечественников, славянского и православного братства, наставлять священнослужителей и даже самого патриарха.
Между тем, пришло сообщение, что известный кинодраматург Радий Рябченко нашел останки царя и его семьи и что скоро произойдет захоронение священных останков в присутствии английской королевы, приходящейся Романовым дальней родственницей.
Был конец мая 1989 года.
Куманин хорошо запомнил этот день. Он сидел в спецхране «Ленинки» и штудировал брошюру о ритуальных убийствах евреями христианских младенцев, изданную в Мюнхене в 1935 году (выпускникам МГИМО полагалось знать два иностранных языка). Работа была напечатана готическим шрифтом, поэтому чтение шло медленно, и Куманин находился в состоянии некоторого раздражения. Времени было мало. Ему надо было еще успеть в Академию наук на семинар по славянской письменности и культуре. Многие историки еще яростно сопротивлялись утверждениям, что в упадке того и другого виноваты евреи, а не коммунисты. Убеждать их нужно было тонко, совсем не так, как на митингах. В этот момент Куманина позвали к телефону.
— Куманин, — услышал он в трубке голос полковника Кудрявцева, ставшего к этому времени уже начальником отдела «А», — ты когда-нибудь на работе вообще появляешься? Ты где работаешь: у нас или в обществе «Память»? Завтра к девяти ноль-ноль, чтобы был на рабочем месте. Тебя генерал вызывает. — И повесил трубку.
Слова «тебя генерал вызывает» ничего, конечно, не объясняли. Во-первых, какой генерал? В последнее время Куманин докладывал о проделанной работе и генералу Прилукову (начальнику КГБ Москвы и Московской области), и генералу Абрамову (начальнику «куста» идеологических отделов), и даже однажды генералу Бобкову (зампреду КГБ).
Кто из них вызывает? Обычно не вызывал никто. К ним просились на прием, чтобы утрясти те или иные пробуксовывающие вопросы.
Мелькнула мысль о возможном повышении. Бумага на подполковника ушли более года назад куда-то наверх, да там и потерялись. Может, наконец, вернулись, и его вызывают в связи с очередным повышением в звании? Хотелось, чтобы было так, но опыт подсказывал — к большому начальству вызывают только для дачи фитилей, а о повышении сообщают из управления кадров, причем не генералы, а отставные майоры-инспекторы, окопавшиеся там чуть ли не с ежовских времен.
Сергей перебрал мысленно все свои дела за последний месяц. «Вроде все нормально, все согласовано, все в рамках полученных инструкций и указаний». Никакой отсебятины Куманин себе не позволял. Служба научила его чуждаться импровизации. Разумная инициатива возможна, но только в рамках полученного приказа. Впрочем, начальство всегда найдет, за что вставить фитиль.

IV
Прибыв к девяти утра на Лубянку, Куманин с удивлением узнал, что его вызывает генерал Климов, о котором никто не мог толком сказать, чем он занимается и вообще что это за человек. Ходили слухи, что Климов начинал службу чуть ли не при Абакумове и был офицером спецгруппы, сделав карьеру на том, что мастерски ломал плоскогубцами носы сотрудникам, впавшим в немилость у грозного министра. Но более знающие утверждали, что Климов появился в центральном аппарате КГБ только при Андропове, а до этого работал где-то на юге. Сам Куманин за всю службу видел Климова не более десяти раз и ни разу ему не докладывал. Видел же, главным образом, на торжественных собраниях, где Климов подремывал в президиуме, а Куманин — в зале. Правда, лет пять назад случайно повстречался он с генералом Климовым в коридоре Управления, и тот огорошил его совершенно неожиданным вопросом: «Куманин! Ты почему до сих пор не женился?». Сергей опешил от такого вопроса, покраснел и не знал, что ответить. Генерал милостиво улыбнулся, изрек: «Женись пока молодой. У нашего брата после сорока уже не…» и пошел дальше по коридору. Куманин думал, что все это может означать, уж не звонил ли Климову его отец, недавно допекавший Сергея подобными вопросами — внуков хотел. Но Сергей дал себе слово не жениться до получения звания полковника, да и не тянуло, если честно сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112