Только позднее Куманин узнал, что у Клавдии Ивановны — так звали мать Феофила — был в этом отношении большой опыт: пять арестов мужа, арест старшего сына, так и пропавшего в зоне, да два ареста самого Феофила. И это не считая десяти лет, которые она сама провела в лагере. Хорошо, что она тогда не задавала никаких вопросов, поскольку блефующий Куманин не знал бы, что на них ответить.
— Пошли что ли? — сказал Феофил и обернулся к матери. — Ты не волнуйся, мам, это какое-то недоразумение…
Старушка ничего не ответила, только покачала головой и вздохнула. «Ну и сволочь! — подумал Куманин — в чужую квартиру влез с монтировкой и что-то еще говорит о „недоразумении“.
— Кстати, — сказал он, — диссертацию Шестаковой захватите, пожалуйста. И поехали.
— С чего вы решили, что она у меня? — пробормотал Феофил.
— Давайте не будем терять времени, — поморщился Куманин, — не принимайте меня за дурака. Вы оставили у меня в квартире столько отпечатков пальцев, что лучше бы сразу выложили паспорт. Берите диссертацию, и поехали! Не обыск же у вас делать с понятыми. Ведь, если мы начнем искать диссертацию, то найдем еще много интересного. Как вы считаете, Феофил Иванович?
— Послушайте, — ответил Феофил, — зачем вам эта диссертация? Надя Шестакова — на пороге фундаментального открытия в области психиатрии. Если она попадет к вам, то исчезнет в ваших подвалах, как десятки тысяч других погубленных авторов вместе со своими работами. Вы же арестовали Шестакову. Так оставьте хотя бы ее работу, чтобы можно было довести ее до конца.
— С чего вы взяли, что мы арестовали Шестакову? — перебил его Куманин.
— А куда же она девалась? — вопросом на вопрос ответил Феофил.
— Хочу выяснить это у вас, — сказал Куманин, — Я надеялся застать здесь и вас, и ее. Ведь она тут бывала?
— Бывала и не раз, — подтвердил Феофил, — но где она сейчас, не знаю, поверьте. Вы же Надин одноклассник, работаете в КГБ. Ваша фамилия Куманев? Надя мне немного о вас рассказывала.
— Куманин, — поправил его майор КГБ. — Куманин. Сергей Степанович.
Он заметил, что мать Феофила посмотрела на него как-то странно, будь он был не представителем власти, увозящим в тюрьму ее сына, а любопытным экземпляром. Куманину стало не по себе.
— В конце концов, — раздраженно сказал он, — я взял эту диссертацию у Лидии Федоровны, чтобы ознакомится и намеревался вернуть. Если она была вам так нужна, нужно было позвонить мне по телефону, и я, с согласия Надиной мамы, разумеется, передал бы ее вам. Вместо этого вы решили взламывать мою квартиру среди бела дня. Вы подумали, в какое идиотское положение перед Надиными родителями поставили меня? Кстати, почему вы пошли не сами, подослали какого-то своего дружка, который выписывал мой адрес у Лидии Федоровны?
— Я боялся засветиться, — честно признался Феофил. — Посудите сами: сначала целая бригада с Лубянки хватает Алешу Лисицына. Надя говорила, что попытается кое-что выяснить, поскольку у нее есть там знакомые, видимо, она имела в виду вас. Потом исчезла сама. На следующий день появляетесь вы и изымаете ее диссертацию. Я хотел спасти то, что можно — диссертацию. Конечно, я и думать не мог, что вы меня так быстро высчитаете. Считал, что вы меня вообще не знаете…
— Вы можете объяснить мне, — спросил Куманин, — что все это значит? Что это за мальчик такой, из-за которого разгорелся весь сыр-бор? Честно вам скажу, мне совершенно неизвестно, арестована Надя Шестакова или нет. Об этом гадать можно, не более. Подобное предположение может увести очень далеко по ложному пути…
— Вы так и будете стоять в сенях? — вмешалась в разговор Клавдия Ивановна, продолжавшая рассматривать Куманина. Сергей ощущал на себе ее любопытный взгляд и нервничал, сам не зная почему.
— Проходите в комнату, — продолжала она, — и там беседуйте, хоть до утра.
Феофил вопросительно посмотрел на Куманина, тот на мгновение задумался, но потом махнул рукой:
— Хорошо, побеседуем здесь, у вас.
У Феофила оказалась маленькая комнатка, не более десяти квадратных метров. Окна смотрели на кусты с черной смородиной. Видимо, на фоне именно этих кустов Надя, Феофил и Алеша Лисицын когда-то фотографировались. В комнате стоял стол, украшенный настольной лампой с самодельным абажуром. На стене висело несколько книжных полок, на которых сверкали яркими корешками книги на иностранных языках, главным образом, насколько понял Куманин, по психиатрии и физиологии. Висела старинная фотография священника в облачении и с крестом на груди, а чуть дальше — яркая лубочная картина, на которой большой корабль, в результате страшного взрыва задрав корму, уходил в пучину. Маленькие фигурки людей прыгали за борт и беспомощно барахтались в волнах. В центре картины два дюжих ангела, распластав лебединые крылья, несли кого-то в морской форме над волнами, как дикие гуси Иванушку.
— «Дантон»? — спросил Куманин, поймав на себе настороженный взгляд Феофила.
— Нет, не «Дантон», — вздохнул Феофил, — это «Петропавловск». Дед у меня на нем служил и чудом спасся, после чего стал священником. Семейная реликвия. Он ее сам в Москве купил на базаре.
Подойдя поближе, Куманин увидел, что внизу картины буквами, стилизованными под славянскую, вязь, написано: «Коварное потопление японцами броненосца „Петропавловск“ и чудесное спасение Великого Князя Кирилла Владимировича». Теперь стало понятно, что ангелы несли именно Великого Князя Кирилла.
— Да, да, — произнес Куманин в некотором смущении, — я слышал об этом. Там еще кто-то из очень известных людей погиб…
— Художник Верещагин, — подсказал Феофил, — и адмирал Макаров.
— Кирилл Владимирович, кажется, потом, в эмиграции, стал главным претендентом на престол, а сейчас его сын, Владимир Кириллович. Столько лет прошло, а они все не желают признать своего поражения, на что-то надеются, — Куманин с неподдельным интересом рассматривал лубок. — Вы говорите, у вас там дед служил. А что потом с ним стало?
— После спасения с «Петропавловска», — ответил Феофил, — он стал священником. Здесь было большое село с тремя церквями. В 1918 году его убили.
— Кто? — поинтересовался Куманин.
— Ваши, — спокойно произнес Феофил. — ВЧК. Сюда приехал злобный параноик Нефедов, бывший уголовник. Его освободила из тюрьмы Февральская революция. Приехал уже как уполномоченный ВЧК. По его приказу в окрестных селах арестовали всех священников, купцов, учителей, офицеров, вплоть до коллежских регистраторов. Отвезли в Серпухов, погрузили на две баржи и утопили в Оке. Когда-то об этом даже говорить запрещалось, а недавно в местной газете «Знамя Ильича» целая статья об этом была опубликована: «Серпуховская трагедия».
— Время было такое, — вздохнул Куманин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Пошли что ли? — сказал Феофил и обернулся к матери. — Ты не волнуйся, мам, это какое-то недоразумение…
Старушка ничего не ответила, только покачала головой и вздохнула. «Ну и сволочь! — подумал Куманин — в чужую квартиру влез с монтировкой и что-то еще говорит о „недоразумении“.
— Кстати, — сказал он, — диссертацию Шестаковой захватите, пожалуйста. И поехали.
— С чего вы решили, что она у меня? — пробормотал Феофил.
— Давайте не будем терять времени, — поморщился Куманин, — не принимайте меня за дурака. Вы оставили у меня в квартире столько отпечатков пальцев, что лучше бы сразу выложили паспорт. Берите диссертацию, и поехали! Не обыск же у вас делать с понятыми. Ведь, если мы начнем искать диссертацию, то найдем еще много интересного. Как вы считаете, Феофил Иванович?
— Послушайте, — ответил Феофил, — зачем вам эта диссертация? Надя Шестакова — на пороге фундаментального открытия в области психиатрии. Если она попадет к вам, то исчезнет в ваших подвалах, как десятки тысяч других погубленных авторов вместе со своими работами. Вы же арестовали Шестакову. Так оставьте хотя бы ее работу, чтобы можно было довести ее до конца.
— С чего вы взяли, что мы арестовали Шестакову? — перебил его Куманин.
— А куда же она девалась? — вопросом на вопрос ответил Феофил.
— Хочу выяснить это у вас, — сказал Куманин, — Я надеялся застать здесь и вас, и ее. Ведь она тут бывала?
— Бывала и не раз, — подтвердил Феофил, — но где она сейчас, не знаю, поверьте. Вы же Надин одноклассник, работаете в КГБ. Ваша фамилия Куманев? Надя мне немного о вас рассказывала.
— Куманин, — поправил его майор КГБ. — Куманин. Сергей Степанович.
Он заметил, что мать Феофила посмотрела на него как-то странно, будь он был не представителем власти, увозящим в тюрьму ее сына, а любопытным экземпляром. Куманину стало не по себе.
— В конце концов, — раздраженно сказал он, — я взял эту диссертацию у Лидии Федоровны, чтобы ознакомится и намеревался вернуть. Если она была вам так нужна, нужно было позвонить мне по телефону, и я, с согласия Надиной мамы, разумеется, передал бы ее вам. Вместо этого вы решили взламывать мою квартиру среди бела дня. Вы подумали, в какое идиотское положение перед Надиными родителями поставили меня? Кстати, почему вы пошли не сами, подослали какого-то своего дружка, который выписывал мой адрес у Лидии Федоровны?
— Я боялся засветиться, — честно признался Феофил. — Посудите сами: сначала целая бригада с Лубянки хватает Алешу Лисицына. Надя говорила, что попытается кое-что выяснить, поскольку у нее есть там знакомые, видимо, она имела в виду вас. Потом исчезла сама. На следующий день появляетесь вы и изымаете ее диссертацию. Я хотел спасти то, что можно — диссертацию. Конечно, я и думать не мог, что вы меня так быстро высчитаете. Считал, что вы меня вообще не знаете…
— Вы можете объяснить мне, — спросил Куманин, — что все это значит? Что это за мальчик такой, из-за которого разгорелся весь сыр-бор? Честно вам скажу, мне совершенно неизвестно, арестована Надя Шестакова или нет. Об этом гадать можно, не более. Подобное предположение может увести очень далеко по ложному пути…
— Вы так и будете стоять в сенях? — вмешалась в разговор Клавдия Ивановна, продолжавшая рассматривать Куманина. Сергей ощущал на себе ее любопытный взгляд и нервничал, сам не зная почему.
— Проходите в комнату, — продолжала она, — и там беседуйте, хоть до утра.
Феофил вопросительно посмотрел на Куманина, тот на мгновение задумался, но потом махнул рукой:
— Хорошо, побеседуем здесь, у вас.
У Феофила оказалась маленькая комнатка, не более десяти квадратных метров. Окна смотрели на кусты с черной смородиной. Видимо, на фоне именно этих кустов Надя, Феофил и Алеша Лисицын когда-то фотографировались. В комнате стоял стол, украшенный настольной лампой с самодельным абажуром. На стене висело несколько книжных полок, на которых сверкали яркими корешками книги на иностранных языках, главным образом, насколько понял Куманин, по психиатрии и физиологии. Висела старинная фотография священника в облачении и с крестом на груди, а чуть дальше — яркая лубочная картина, на которой большой корабль, в результате страшного взрыва задрав корму, уходил в пучину. Маленькие фигурки людей прыгали за борт и беспомощно барахтались в волнах. В центре картины два дюжих ангела, распластав лебединые крылья, несли кого-то в морской форме над волнами, как дикие гуси Иванушку.
— «Дантон»? — спросил Куманин, поймав на себе настороженный взгляд Феофила.
— Нет, не «Дантон», — вздохнул Феофил, — это «Петропавловск». Дед у меня на нем служил и чудом спасся, после чего стал священником. Семейная реликвия. Он ее сам в Москве купил на базаре.
Подойдя поближе, Куманин увидел, что внизу картины буквами, стилизованными под славянскую, вязь, написано: «Коварное потопление японцами броненосца „Петропавловск“ и чудесное спасение Великого Князя Кирилла Владимировича». Теперь стало понятно, что ангелы несли именно Великого Князя Кирилла.
— Да, да, — произнес Куманин в некотором смущении, — я слышал об этом. Там еще кто-то из очень известных людей погиб…
— Художник Верещагин, — подсказал Феофил, — и адмирал Макаров.
— Кирилл Владимирович, кажется, потом, в эмиграции, стал главным претендентом на престол, а сейчас его сын, Владимир Кириллович. Столько лет прошло, а они все не желают признать своего поражения, на что-то надеются, — Куманин с неподдельным интересом рассматривал лубок. — Вы говорите, у вас там дед служил. А что потом с ним стало?
— После спасения с «Петропавловска», — ответил Феофил, — он стал священником. Здесь было большое село с тремя церквями. В 1918 году его убили.
— Кто? — поинтересовался Куманин.
— Ваши, — спокойно произнес Феофил. — ВЧК. Сюда приехал злобный параноик Нефедов, бывший уголовник. Его освободила из тюрьмы Февральская революция. Приехал уже как уполномоченный ВЧК. По его приказу в окрестных селах арестовали всех священников, купцов, учителей, офицеров, вплоть до коллежских регистраторов. Отвезли в Серпухов, погрузили на две баржи и утопили в Оке. Когда-то об этом даже говорить запрещалось, а недавно в местной газете «Знамя Ильича» целая статья об этом была опубликована: «Серпуховская трагедия».
— Время было такое, — вздохнул Куманин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112