Откуда-то появился мальчонка лет десяти, всем своим видом выказывая готовность послужить проводником.
— Сынок, — обратилась старушка к Куманину. — Ты бы и мне воды в бочку натаскал, а? А я тебя молочком попотчую с клубникой. А то совсем пропадаю. Я тебе коромысло дам и два ведра больших. Ходки три сделаешь, и ладно. Мне-то ведь уж скоро восемьдесят. Боюсь, помру, таская.
Куманин взглянул на часы и согласился. По большому счету, в Москве делать было нечего, а садовой клубники он давненько не пробовал.
Колонка оказалась метрах в двухстах от дома. В сопровождении Дениски Куманин совершил три ходки и под благодарственные причитания бабы Дуси (старушку звали Евдокия Никифоровна) наполнил бочку водой почти до краев. После чего старушка пригласила его в дом отведать обещанное молоко с клубникой. Это было весьма кстати, поскольку Сергей, как всегда, утром перехватил стакан кефира, а уже шел четвертый час. Войдя в дом, первое, на что обратил внимание Куманин, был большой фотопортрет мужчины в гимнастерке с тремя кубиками на петлицах, висевший на стене. Гимнастерка его была украшена значком «Ворошиловский стрелок» и «20 лет НКВД» в виде традиционных щита и мяча. Приглядевшись, Куманин понял, что эта фотография с какого-то маленького оригинала, видимо, сохранившегося на старых документах.
Баба Дуся заметила, с каким любопытством Куманин рассматривает фотографию на стенке и, вздохнув, пояснила:
— Муж мой — Ваня. Как в сороковом году пропал, так ни слуху ни духу.
— На финской войне? — поинтересовался Куманин.
— Какое там на войне! — отмахнулась бабуся. — Кабы на войне, то понятно было бы. А то здесь он служил, неподалеку, в охране. Тут недалече в лесу, где милиция-то сейчас стоит, дорога идет к даче какого-то бывшего буржуя. Там он и служил в охране.
— А что на той даче было, — спросил Куманин, — чего он охранял?
— А шут его знает, — сказала бабка, — никогда не сказывал, да я не особо спрашивала. Секреты какие-то охранял, потом у них, в аккурат перед Новым годом в сороковом, какой-то начальник помер. Его неподалеку тут, на старом монашеском кладбище схоронили, с тех пор я Ваню своего и не видела. Много человек из поселка, что там служили, пропало тогда. Думали, перевели их куда. Я и в Москву ездила, хлопотала, куда мне с детьми деться — ни денег, ни аттестата. Никто ничего не знал. А там война началась. Только после нее пенсию выхлопотала небольшую и справку на Ваню получила: «Погиб при выполнении службы» — так вроде написано.
— А что за начальник умер? — спросил Куманин, — наслаждаясь свежей клубникой.
— А шут его знает, — ответила баба Дуся, — полковник какой-то. Сказывали фамилию, да я позабыла.
— Не Лисицын случайно? — поперхнулся Куманин молоком от своей догадки.
— Не, — сказала старушка, — не Лисицын, Лисицына-то я знала, он майором был. Был там большой начальник, полковник какой-то, пару раз показывался у нас в поселке, после того и Лисицын пропал, и Ваня мой, и все. Меня с детьми выселить отседова хотели, да тут война с немцем началась, и позабыли, а после войны пенсию дали…
Куманин почувствовал, как заколотилось у него сердце. Значит, старая дача давно убитого серпуховского купца Куманина, и есть объект 17! И этот объект существует до сих пор, раз там такая охрана. Он забыл о молоке и клубнике, пытаясь унять дрожь, спросил:
— А кладбище-то это где? Где полковника этого похоронили?
— Километрах в семи отсюда. Там раньше скит стоял и кладбище при нем. Там его и схоронили. Слух был, что расстреляли за что-то. Потому так и похоронили.
— А подъехать туда на машине как-нибудь можно? — поинтересовался Куманин.
— Подъехать-то можно, — сказала старушка. — На Москву еще километра четыре проедешь, а там проселок вправо пойдет. Вот по нему еще километра три, а затем пешком уже недалеко. Только вот не пустят тебя, милок, туда.
— Это почему же? — Куманин допил молоко и вытер платком губы.
— Воинская часть стоит, все колючкой опутали. Бабы-то наши туда по грибы да за клюквой осенью хотят. Когда ничего, а когда ловят и штрафуют. Страсть какие злые бывают… Да и заросло там, поди, все. Часовенка должна стоять, коль не снесли. Красивая такая…
— Вы сами-то бывали там? — спросил Куманин.
— Еще с мужем ходила, — вздохнула бабка, — давно. Он мне часовню показывал. С тех пор не бывала.
Поблагодарив бабу Дусю за угощение, Куманин с ведром воды стал спускаться к шоссе.

Глава 7

I
Генерал Климов любил водить машину, хотя делать это удавалось очень редко. Беспрекословные инструкции для всей сановно-номенклатурной верхушки СССР категорически запрещали некоторые маленькие вольности, например, появляться где-либо без охраны, пользоваться общественным транспортом, а тем более ходить пешком по городу или другим местам, исключая специальные зоны вокруг охраняемых спецдач и заповедников. Не разрешалось жить, где хочется, кроме специально установленных районов, и, разумеется, водить машину. Даже Брежнев, обожавший сидеть за рулем, должен был в итоге подчиниться этим неукоснительным требованиям.
Раньше, когда Климов был полковником, он чувствовал себя гораздо вольготнее — мог появиться где угодно и с кем угодно, с упоением промчаться на своей личной «Волге» по Москве, съездить на дачу, даже будучи в подпитии. Генеральские погоны, полученные из рук Юрия Андропова, сразу же превратились для него в нечто вроде чугунных оков. Хорошо еще, что со смертью Константина Черненко суровый партийно-номенклатурный протокол стал забываться, правда, не настолько, чтобы можно было окончательно почувствовать себя если не свободным, то хотя бы независимым, и, как говорили остряки, самостоятельно ходить в сортир, не беря с собой порученца или адъютанта для спуска воды. К счастью, Климов все-таки был генералом КГБ, а не секретарем ЦК (даже членом ЦК не был), и потому мог позволить себе маленькие вольности, сославшись на секретность того или иного мероприятия.
Сейчас, ведя по улицам Парижа взятый напрокат «Пежо», генерал испытывал удовольствие и нарочно поехал в объезд, дабы продлить его. Он был уверен, что за ним нет хвоста, по крайне мере, своего. «Если же в него вцепилась французская или любая другая западная спецслужба, пусть знают — он подвержен порокам, как большая часть рода человеческого». В соответствии с западным мышлением (в принципе, вполне логичным), генерал КГБ просто обязан обладать всеми человеческими пороками, от садизма до содомии. Конечно, за ним могли следить недоумки из так называемой группы «Зет», замкнутой, как считает Горбачев, непосредственно на него. Следят они, в основном, за ближайшим окружением генсека, но получку им приходится получать на Лубянке, хотя их личные дела (в целях конспирации) хранятся в Управлении делами ЦК.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112