ЧК, ОГПУ, НКВД или КГБ.
— Владимир Александрович, — обратился Горбачев, что-то отмечая в перекидном календаре у себя на столе, — у меня к вам будет такое поручение…
На лице Крючкова появилось выражение полной готовности выполнить любое поручение Генерального секретаря той партии, боевым отрядом которой считалось вверенное ему ведомство.
Последнее время КГБ буквально затопил канцелярию генсека совершенно секретными сводками, ориентировками и отчетами своих аналитиков, составляющих, по гордому заявлению самого Крючкова «интеллектуальную элиту нации». Во всех этих документах набатом звучала тревога по поводу усиления антисоветской и антикоммунистической деятельности различных формальных и неформальных «группировок», подогреваемых и даже прямо финансируемых западными спецслужбами. В первую очередь, конечно, ЦРУ США. Крючков информировал президента о наличии на территории СССР огромного количества так называемых западных «агентов влияния», имя которым было легион, заклиная генсека принять к ним, пока не поздно, строгие меры.
Люди Крючкова, работая круглосуточно, составляли списки «агентов влияния», вводили их имена в компьютеры, чтобы начать распечатку по первому движению горбачевских бровей. К своему ужасу, Крючков узнал, что враг проник даже в Политбюро, где рядом с Горбачевым оказались по меньшей мере два платных агента ЦРУ: Яковлев и Шеварднадзе.
Компетентные органы были готовы в любой момент начать «очистительные мероприятия» для спасения «родины и социализма» во имя нового сплочения народа вокруг ленинского ЦК и продолжения победного марша к коммунизму.
Поэтому, когда Горбачев попросил Крючкова задержаться, тот с радостью решил, что поручение, которым хочет осчастливить его Горбачев, по меньшей мере будет связано с отменой антигосударственного закона о печати.
— Вопрос весьма деликатный, — продолжал Горбачев, — И его решение потребует…
Как это часто с ним случалось, генсек не сумел довести начатое предложение до конца, вставил свое знаменитое «так сказать» и добавил, понизив голос: «…минимум гласности».
Крючков с готовность кивнул. Его ведомство всегда и специализировалось на «деликатных вопросах», начиная от «тихой» ликвидации кого-нибудь и кончая доставкой денег через несколько границ какой-нибудь полуподпольной коммунистической партии или террористической организации где-нибудь у черта на куличках.
— Я вас попрошу, — почему-то вздохнул Горбачев, — послать бригаду сотрудников в Свердловск. Там свяжитесь с местными товарищами, эксгумируйте останки бывшего царя, доставьте их в Москву и ждите дальнейших распоряжений.
— Царя? — с растерянно переспросил генерал армии Крючков. — Какого царя?
— Известно, какого, — рассмеялся Горбачев. — Нашего последнего царя. Ну, которого расстреляли после революции. Помните?
На лице председателя КГБ царило выражение полного недоумения.
— Но ведь, — неуверенно начал он, — снесли там все. Было специальное постановление Политбюро по ходатайству товарищей из Свердловского обкома. Чтобы пресечь нездоровый интерес граждан и разные слухи…
— Что снесли? — не понял Горбачев.
— Ну, это, — багровея от натуги, продолжал Крючков. — Ну, дом этот… Как его? Где он жил до расстрела. Снесли его, Михаил Сергеевич.
— Дом-то тут при чем? — начал сердиться генсек. — Я же вам не про дом говорю. Я говорю: могилу, эксгумируйте останки и привезите сюда.
— А где он похоронен? — поинтересовался Крючков, все еще надеясь, что генсек шутит.
— Вы меня спрашиваете? — окончательно рассердился Горбачев. — Это вы должны знать, ваше ведомство хоронило.
Крючков был человеком робким и никогда обострять отношения с начальством не любил. Видя, что, Горбачев начинает если не злиться, то приходить в сильное раздражение, только поинтересовался, как срочно все это нужно сделать?
— Как можно быстрее, — приказал Горбачев, — и немедленно доложить мне результаты.
Крючков вернулся на Лубянку в том же состоянии недоумения, что его охватило в кабинете генсека. В такое время главе государства больше нечем заниматься, как разыскивать царские останки. Интересно, зачем? Хотелось спросить, но не осмелился. КГБ не должен ничего спрашивать, все должен сам знать или схватывать с полуслова. Память подсказала Крючкову, что подобные случаи уже бывали. Помнится, после войны Сталин, наслушавшись восторженных отзывов о русской трехлинейной винтовке образца 1895 года, с которой солдаты провоевали русско-японскую и две мировых войны, приказал установить памятник ее изобретателю — царскому капитану Мосину — на могиле. Сунулись, было, быстро выполнять повеление генералиссимуса, а тут выяснилось, что Мосин, став генералом, был похоронен в приделе собора города Сестрорецка, что под Ленинградом. Собор, естественно, давно снесли до фундамента и все могилы около него — тоже. Пустырь заасфальтировали и установили в центре его статую Ленина.
Но приказ товарища Сталина нужно было выполнить, либо быть готовым умереть, и не всегда быстрой смертью, чего, естественно, никому не хотелось. Что тут началось! Перерыли все старые планы захоронений в соборе, старика одного разыскали в зоне, который некогда работал в нем, приглядывал за могилами, всю площадь, окружив забором, перепахали, круша асфальт, даже Ленина краном сняли (временно, конечно). И что вы думаете — нашли! Лежал генерал Мосин в своем гробу как живой, почти нетленный. Старик тот самый его сразу опознал, после чего был отправлен обратно в зону.
А поиск, тоже по приказу Сталина, могилы Георгия Саакадзе, страшно вспомнить! Три чекиста погибли, двух — посадили.
Правда, времена сейчас другие. Разгул демократии, перестройка, гласность! Но органов это мало коснулось. Умри, но приказ партии, а уж тем паче — Генерального секретаря — выполни. Даже если ни сути, ни смысла этого приказа не понимаешь.
Крючков вызвал к себе исполняющего обязанности начальника 5-го Главного Управления КГБ генерала Климова.
Климов, как и Крючков, выдвинулся при Андропове и благодаря ему. Покойного председателя КГБ, первого и последнего чекиста, ставшего Генеральным секретарем и погибшего на боевом посту, поминали в системе с меньшим почтением, чем Феликса Дзержинского. Но Дзержинский был давно, и толком о нем никто ничего не знал. А с Андроповым почти все ныне руководящие товарищи, как в КГБ, так и в ЦК, вместе, можно сказать, работали, беседовали, получали указания, да и просто видели его. А это уже не мало. Дзержинского тоже каждый день видели на площади перед Управлением. Он стоял во весь рост в своей легендарной шинели, такой монументальный, как и положено отцу-основателю. Но чугунный, конечно, не то, что живой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Владимир Александрович, — обратился Горбачев, что-то отмечая в перекидном календаре у себя на столе, — у меня к вам будет такое поручение…
На лице Крючкова появилось выражение полной готовности выполнить любое поручение Генерального секретаря той партии, боевым отрядом которой считалось вверенное ему ведомство.
Последнее время КГБ буквально затопил канцелярию генсека совершенно секретными сводками, ориентировками и отчетами своих аналитиков, составляющих, по гордому заявлению самого Крючкова «интеллектуальную элиту нации». Во всех этих документах набатом звучала тревога по поводу усиления антисоветской и антикоммунистической деятельности различных формальных и неформальных «группировок», подогреваемых и даже прямо финансируемых западными спецслужбами. В первую очередь, конечно, ЦРУ США. Крючков информировал президента о наличии на территории СССР огромного количества так называемых западных «агентов влияния», имя которым было легион, заклиная генсека принять к ним, пока не поздно, строгие меры.
Люди Крючкова, работая круглосуточно, составляли списки «агентов влияния», вводили их имена в компьютеры, чтобы начать распечатку по первому движению горбачевских бровей. К своему ужасу, Крючков узнал, что враг проник даже в Политбюро, где рядом с Горбачевым оказались по меньшей мере два платных агента ЦРУ: Яковлев и Шеварднадзе.
Компетентные органы были готовы в любой момент начать «очистительные мероприятия» для спасения «родины и социализма» во имя нового сплочения народа вокруг ленинского ЦК и продолжения победного марша к коммунизму.
Поэтому, когда Горбачев попросил Крючкова задержаться, тот с радостью решил, что поручение, которым хочет осчастливить его Горбачев, по меньшей мере будет связано с отменой антигосударственного закона о печати.
— Вопрос весьма деликатный, — продолжал Горбачев, — И его решение потребует…
Как это часто с ним случалось, генсек не сумел довести начатое предложение до конца, вставил свое знаменитое «так сказать» и добавил, понизив голос: «…минимум гласности».
Крючков с готовность кивнул. Его ведомство всегда и специализировалось на «деликатных вопросах», начиная от «тихой» ликвидации кого-нибудь и кончая доставкой денег через несколько границ какой-нибудь полуподпольной коммунистической партии или террористической организации где-нибудь у черта на куличках.
— Я вас попрошу, — почему-то вздохнул Горбачев, — послать бригаду сотрудников в Свердловск. Там свяжитесь с местными товарищами, эксгумируйте останки бывшего царя, доставьте их в Москву и ждите дальнейших распоряжений.
— Царя? — с растерянно переспросил генерал армии Крючков. — Какого царя?
— Известно, какого, — рассмеялся Горбачев. — Нашего последнего царя. Ну, которого расстреляли после революции. Помните?
На лице председателя КГБ царило выражение полного недоумения.
— Но ведь, — неуверенно начал он, — снесли там все. Было специальное постановление Политбюро по ходатайству товарищей из Свердловского обкома. Чтобы пресечь нездоровый интерес граждан и разные слухи…
— Что снесли? — не понял Горбачев.
— Ну, это, — багровея от натуги, продолжал Крючков. — Ну, дом этот… Как его? Где он жил до расстрела. Снесли его, Михаил Сергеевич.
— Дом-то тут при чем? — начал сердиться генсек. — Я же вам не про дом говорю. Я говорю: могилу, эксгумируйте останки и привезите сюда.
— А где он похоронен? — поинтересовался Крючков, все еще надеясь, что генсек шутит.
— Вы меня спрашиваете? — окончательно рассердился Горбачев. — Это вы должны знать, ваше ведомство хоронило.
Крючков был человеком робким и никогда обострять отношения с начальством не любил. Видя, что, Горбачев начинает если не злиться, то приходить в сильное раздражение, только поинтересовался, как срочно все это нужно сделать?
— Как можно быстрее, — приказал Горбачев, — и немедленно доложить мне результаты.
Крючков вернулся на Лубянку в том же состоянии недоумения, что его охватило в кабинете генсека. В такое время главе государства больше нечем заниматься, как разыскивать царские останки. Интересно, зачем? Хотелось спросить, но не осмелился. КГБ не должен ничего спрашивать, все должен сам знать или схватывать с полуслова. Память подсказала Крючкову, что подобные случаи уже бывали. Помнится, после войны Сталин, наслушавшись восторженных отзывов о русской трехлинейной винтовке образца 1895 года, с которой солдаты провоевали русско-японскую и две мировых войны, приказал установить памятник ее изобретателю — царскому капитану Мосину — на могиле. Сунулись, было, быстро выполнять повеление генералиссимуса, а тут выяснилось, что Мосин, став генералом, был похоронен в приделе собора города Сестрорецка, что под Ленинградом. Собор, естественно, давно снесли до фундамента и все могилы около него — тоже. Пустырь заасфальтировали и установили в центре его статую Ленина.
Но приказ товарища Сталина нужно было выполнить, либо быть готовым умереть, и не всегда быстрой смертью, чего, естественно, никому не хотелось. Что тут началось! Перерыли все старые планы захоронений в соборе, старика одного разыскали в зоне, который некогда работал в нем, приглядывал за могилами, всю площадь, окружив забором, перепахали, круша асфальт, даже Ленина краном сняли (временно, конечно). И что вы думаете — нашли! Лежал генерал Мосин в своем гробу как живой, почти нетленный. Старик тот самый его сразу опознал, после чего был отправлен обратно в зону.
А поиск, тоже по приказу Сталина, могилы Георгия Саакадзе, страшно вспомнить! Три чекиста погибли, двух — посадили.
Правда, времена сейчас другие. Разгул демократии, перестройка, гласность! Но органов это мало коснулось. Умри, но приказ партии, а уж тем паче — Генерального секретаря — выполни. Даже если ни сути, ни смысла этого приказа не понимаешь.
Крючков вызвал к себе исполняющего обязанности начальника 5-го Главного Управления КГБ генерала Климова.
Климов, как и Крючков, выдвинулся при Андропове и благодаря ему. Покойного председателя КГБ, первого и последнего чекиста, ставшего Генеральным секретарем и погибшего на боевом посту, поминали в системе с меньшим почтением, чем Феликса Дзержинского. Но Дзержинский был давно, и толком о нем никто ничего не знал. А с Андроповым почти все ныне руководящие товарищи, как в КГБ, так и в ЦК, вместе, можно сказать, работали, беседовали, получали указания, да и просто видели его. А это уже не мало. Дзержинского тоже каждый день видели на площади перед Управлением. Он стоял во весь рост в своей легендарной шинели, такой монументальный, как и положено отцу-основателю. Но чугунный, конечно, не то, что живой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112