все остальные тропки были слишком узкими, извилистыми и запутанными, а Анг-Силиб… У Анг-Силиба имелись свои недостатки-достоинства (смотря с чьих позиций оценивать).
Перед тем как начать подъем, Обхад решил сделать остановку и как следует перекусить. В течение того времени, которое прошло от их выезда из столицы и до настоящего момента, гонцы ели, не покидая седла, но, разумеется, этого было недостаточно. Сам Обхад привык и к более суровым условиям, но не считал нужным тиранить жреца – самое сложное для них еще впереди, сейчас же можно дать послабление.
Костер не разжигали во избежание лишних свидетелей их трапезы; коней стреножили и выпустили попастись, сами же сидели на расстеленных плащах и ели лепешки с сыром, запивая слабым вином. В густой, не вытоптанной скотиною траве играли в догонялки мыши, изредка слабо попискивая. Над головами людей, на миг закрыв полумесяц ночного светила, пронеслась птичья тень, пошла вниз по мягкой дуге, коснулась травы, а потом снова устремилась к небесам, сжимая в когтях добычу. Воздух пах спокойствием и тишиной, и казалось, в мире нет таких вещей, как убийство ради убийства, денег, власти, что нет даже самих понятий «деньги» и «власть», – осталась только высшая правда ночного воздуха. Потом ветер принес с севера пыль и конское ржание; стреноженные собратья тех, невидимых животных ответили и зашевелились в темноте, подскакивая, вытягивая шеи и грузно опускаясь на землю, отчего та легонько вздрагивала. Словно опомнившись, ветер подул в другую сторону, наваждение пропало, осталось лишь одно: «Нужно ехать дальше».
– Не боитесь в темноте сорваться? – спросил Джулах, и по тону казалось, что сам он ехать не собирается, а просто спрашивает – интересно человеку.
– Ты ведь у нас проводник, – заметил Обхад, которому, признаться, не совсем понравились интонации спутника.
– Разве? – удивился жрец. Потом кивнул, словно догадался, в чем дело. – Вам, видимо, говорили, что я немного знаком с Анг-Силибом. Это так. Но быть проводником в таких условиях не смогу, простите.
– Да ладно, все понимаю. – Тысячник поднялся, стряхивая со штанин крошки. Мыши в траве радостно завозились, несколько самых отважных шмыгнули прямо под ноги Обхада и стали выуживать остатки трапезы в травяных зарослях, не дожидаясь, пока люди уйдут.
– Все понимаю, – повторил он, – но ехать тем не менее нужно. Потихоньку и тронемся. Время, время поджимает.
Он повторял эту фразу за последние сутки слишком уж часто, но ничего не мог с собой поделать: нужно было еще и еще раз произносить слова, чтобы почувствовать рисковость ситуации, чтобы напомнить себе, подхлестнуть себя. Молодой жрец наверняка посчитает подобное поведение занудством и в душе небось жалеет о том, что выпала такая «командировочка», но Ув-Дайгрэйс с ним, со жрецом. Когда Обхад служил полгода в гарнизоне Северо-Западной (сослали за дуэль с одним мерзавцем вельможей, через полгода, правда, предпочли все замять и вернуть обратно), так вот, когда Обхад служил в гарнизоне Северо-Западной, у них там имелась одна песенка, вроде своего собственного гимна. Как это там звучало?.. «Отставить разговоры, вперед и вверх, а там… ведь это наши горы, они помогут нам!…» тарара-рара-рам… Н-да, хорошие были времена, молодость…
Сняли путы со скакунов.
– В дорогу, – скомандовал Обхад, посылая свое сильное тело в седло. Джулах уже сидел на лошади, придерживая поводья.
Тропа, как это водится, вначале была широкой и удобной. Никаких ставших уже привычными «обрывов справа» и «утесов слева», проезжай – не хочу. Луна, конечно, не солнце, но ее свет тоже кое-что значит в таких путешествиях, так что примерно половину пути всадники преодолели благополучно. Вот потом начались неожиданности.
– Не двигайтесь, – попросил кто-то над их спинами, попросил мягко, негромко, словно боялся разбудить спящего. – Слезайте с коней.
Обхад досадливо поморщился. Конечно, ничего удивительного в том, что он об этом не подумал, в конце концов, последний раз в Крина был давно, куда уж тут вспомнить… Но Армахог, Армахог-то хорош, д-демон полосатый! Так спешил, что даже забыл предупредить.
Тысячник обернулся, чтобы кивнуть Джулаху: слушай, что говорят, и делай все в точности, но тот уже стоял на тропе, успокаивающе похлопывая ладонью по конскому боку, мол, все хорошо, животинушка, не волнуйся. Обхад тоже спешился, недовольно оглядываясь. Ему не нравилось происходящее: кажется, он теряет контроль над ситуацией.
– Теперь говорите, что вам нужно, – велел невидимка. Скорее всего, вещают во-он с того утеса. Но это не значит, что еще десятка-другого наблюдателей нет в других местах.
– Для этого, хозяева, нам совсем не обязательно было спешиваться, – спокойным, чуть насмешливым тоном заметил Обхад. – Мы бы и так сказали.
Он замолчал, ожидая, что его одернут – прикажут не умничать, а отвечать на вопрос, – но незримые господа не снизошли даже до такого.
– Это ведь ятру? – полувопросительно сказал Джулах самым что ни на есть обыденным голосом, словно речь шла о новом способе закалки клинка. – Я не ошибаюсь?
Спрашивал он, кажется, у Обхада, но ответили сверху:
– Ты не ошибаешься. Мы – ятру. А вот кто вы?
– Это долгий разговор, – сказал тысячник. – Его удобнее вести у костра, попивая чай и глядя на звезды, а вот так, на тропе, всего не объяснишь. Сообщу вам лишь одно: Ув-Дайгрэйс готовит свой край для новых гостей, и этих гостей скоро станет очень много. Война.
– Мы знаем. И мы помним о долге, так что если вы приехали лишь затем, чтобы…
– Мы приехали не «лишь затем, чтобы»! – раздраженно заявил во тьму Обхад. – Может быть, хватит играть в прятки? Или вы боитесь нас двоих так сильно, что даже не решаетесь выйти, как подобает выходить радушному хозяину навстречу гостю?
– У нас давно уже не было гостей, воин, – сказал тощий человек средних лет, внезапно появившийся прямо перед Обхадом. – И мы не боимся вас двоих. Пойдем, мы станем учиться искусству гостеприимства вместе с вами. Пойдем, слуга Пресветлого, расскажешь нам о том, с чем приехал.
На тропе мигом стало людно, словно все происходило не в горах, а на улице Ашэдгуна. Горцы взяли лошадей под уздцы и повели их вперед, «гости» с провожатым следовали сзади, чуть приотстав.
Поселок оказался на удивление близко, в нем было темно и сонно, и казалось, беспокойство никогда не посещает эти края. Впрочем, идиллию немного подпортили смутные фигуры, шевельнувшиеся по краям занимаемой селением каменной площадки; вскрикнула ночная птица, и ей тотчас отозвалась другая… другой: провожатый Обхада и Джулаха, запрокинув голову, выпустил к небу трель, еще одну. Фигуры сторожевых отступили во тьму и замерли.
– Входите и чувствуйте себя в безопасности, – сказал тощий ятру, указывая на центральный шатер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Перед тем как начать подъем, Обхад решил сделать остановку и как следует перекусить. В течение того времени, которое прошло от их выезда из столицы и до настоящего момента, гонцы ели, не покидая седла, но, разумеется, этого было недостаточно. Сам Обхад привык и к более суровым условиям, но не считал нужным тиранить жреца – самое сложное для них еще впереди, сейчас же можно дать послабление.
Костер не разжигали во избежание лишних свидетелей их трапезы; коней стреножили и выпустили попастись, сами же сидели на расстеленных плащах и ели лепешки с сыром, запивая слабым вином. В густой, не вытоптанной скотиною траве играли в догонялки мыши, изредка слабо попискивая. Над головами людей, на миг закрыв полумесяц ночного светила, пронеслась птичья тень, пошла вниз по мягкой дуге, коснулась травы, а потом снова устремилась к небесам, сжимая в когтях добычу. Воздух пах спокойствием и тишиной, и казалось, в мире нет таких вещей, как убийство ради убийства, денег, власти, что нет даже самих понятий «деньги» и «власть», – осталась только высшая правда ночного воздуха. Потом ветер принес с севера пыль и конское ржание; стреноженные собратья тех, невидимых животных ответили и зашевелились в темноте, подскакивая, вытягивая шеи и грузно опускаясь на землю, отчего та легонько вздрагивала. Словно опомнившись, ветер подул в другую сторону, наваждение пропало, осталось лишь одно: «Нужно ехать дальше».
– Не боитесь в темноте сорваться? – спросил Джулах, и по тону казалось, что сам он ехать не собирается, а просто спрашивает – интересно человеку.
– Ты ведь у нас проводник, – заметил Обхад, которому, признаться, не совсем понравились интонации спутника.
– Разве? – удивился жрец. Потом кивнул, словно догадался, в чем дело. – Вам, видимо, говорили, что я немного знаком с Анг-Силибом. Это так. Но быть проводником в таких условиях не смогу, простите.
– Да ладно, все понимаю. – Тысячник поднялся, стряхивая со штанин крошки. Мыши в траве радостно завозились, несколько самых отважных шмыгнули прямо под ноги Обхада и стали выуживать остатки трапезы в травяных зарослях, не дожидаясь, пока люди уйдут.
– Все понимаю, – повторил он, – но ехать тем не менее нужно. Потихоньку и тронемся. Время, время поджимает.
Он повторял эту фразу за последние сутки слишком уж часто, но ничего не мог с собой поделать: нужно было еще и еще раз произносить слова, чтобы почувствовать рисковость ситуации, чтобы напомнить себе, подхлестнуть себя. Молодой жрец наверняка посчитает подобное поведение занудством и в душе небось жалеет о том, что выпала такая «командировочка», но Ув-Дайгрэйс с ним, со жрецом. Когда Обхад служил полгода в гарнизоне Северо-Западной (сослали за дуэль с одним мерзавцем вельможей, через полгода, правда, предпочли все замять и вернуть обратно), так вот, когда Обхад служил в гарнизоне Северо-Западной, у них там имелась одна песенка, вроде своего собственного гимна. Как это там звучало?.. «Отставить разговоры, вперед и вверх, а там… ведь это наши горы, они помогут нам!…» тарара-рара-рам… Н-да, хорошие были времена, молодость…
Сняли путы со скакунов.
– В дорогу, – скомандовал Обхад, посылая свое сильное тело в седло. Джулах уже сидел на лошади, придерживая поводья.
Тропа, как это водится, вначале была широкой и удобной. Никаких ставших уже привычными «обрывов справа» и «утесов слева», проезжай – не хочу. Луна, конечно, не солнце, но ее свет тоже кое-что значит в таких путешествиях, так что примерно половину пути всадники преодолели благополучно. Вот потом начались неожиданности.
– Не двигайтесь, – попросил кто-то над их спинами, попросил мягко, негромко, словно боялся разбудить спящего. – Слезайте с коней.
Обхад досадливо поморщился. Конечно, ничего удивительного в том, что он об этом не подумал, в конце концов, последний раз в Крина был давно, куда уж тут вспомнить… Но Армахог, Армахог-то хорош, д-демон полосатый! Так спешил, что даже забыл предупредить.
Тысячник обернулся, чтобы кивнуть Джулаху: слушай, что говорят, и делай все в точности, но тот уже стоял на тропе, успокаивающе похлопывая ладонью по конскому боку, мол, все хорошо, животинушка, не волнуйся. Обхад тоже спешился, недовольно оглядываясь. Ему не нравилось происходящее: кажется, он теряет контроль над ситуацией.
– Теперь говорите, что вам нужно, – велел невидимка. Скорее всего, вещают во-он с того утеса. Но это не значит, что еще десятка-другого наблюдателей нет в других местах.
– Для этого, хозяева, нам совсем не обязательно было спешиваться, – спокойным, чуть насмешливым тоном заметил Обхад. – Мы бы и так сказали.
Он замолчал, ожидая, что его одернут – прикажут не умничать, а отвечать на вопрос, – но незримые господа не снизошли даже до такого.
– Это ведь ятру? – полувопросительно сказал Джулах самым что ни на есть обыденным голосом, словно речь шла о новом способе закалки клинка. – Я не ошибаюсь?
Спрашивал он, кажется, у Обхада, но ответили сверху:
– Ты не ошибаешься. Мы – ятру. А вот кто вы?
– Это долгий разговор, – сказал тысячник. – Его удобнее вести у костра, попивая чай и глядя на звезды, а вот так, на тропе, всего не объяснишь. Сообщу вам лишь одно: Ув-Дайгрэйс готовит свой край для новых гостей, и этих гостей скоро станет очень много. Война.
– Мы знаем. И мы помним о долге, так что если вы приехали лишь затем, чтобы…
– Мы приехали не «лишь затем, чтобы»! – раздраженно заявил во тьму Обхад. – Может быть, хватит играть в прятки? Или вы боитесь нас двоих так сильно, что даже не решаетесь выйти, как подобает выходить радушному хозяину навстречу гостю?
– У нас давно уже не было гостей, воин, – сказал тощий человек средних лет, внезапно появившийся прямо перед Обхадом. – И мы не боимся вас двоих. Пойдем, мы станем учиться искусству гостеприимства вместе с вами. Пойдем, слуга Пресветлого, расскажешь нам о том, с чем приехал.
На тропе мигом стало людно, словно все происходило не в горах, а на улице Ашэдгуна. Горцы взяли лошадей под уздцы и повели их вперед, «гости» с провожатым следовали сзади, чуть приотстав.
Поселок оказался на удивление близко, в нем было темно и сонно, и казалось, беспокойство никогда не посещает эти края. Впрочем, идиллию немного подпортили смутные фигуры, шевельнувшиеся по краям занимаемой селением каменной площадки; вскрикнула ночная птица, и ей тотчас отозвалась другая… другой: провожатый Обхада и Джулаха, запрокинув голову, выпустил к небу трель, еще одну. Фигуры сторожевых отступили во тьму и замерли.
– Входите и чувствуйте себя в безопасности, – сказал тощий ятру, указывая на центральный шатер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139