Другая Великанова работала продавщицей в торговой палатке, и Алексею пришлось дожидаться обеденного перерыва, чтобы получить уже привычный итог: в девяносто втором году с ней и ее родными не случалось ничего подобного.
На этом список был исчерпан, а значит, рабочая программа на день тоже закончилась. Зато начался дождь, и Белов поспешно шмыгнул в супермаркет, который навел его на мысли об обеде. Когда и с обедом было покончено, Алексей решил просто прогуляться по городу, пусть и под накрапывающим дождем, который, казалось, уже не имея сил на настоящий ливень, продолжался исключительно из вредности.
Волчанск показался ему каким-то неровным городом — и не только из-за рельефа. Улицы действительно шли либо вверх, либо вниз, и почти никогда по горизонтальной прямой. От этого Алексей то и дело натыкался на стекающий по улице сверху вниз поток дождевой воды, несущей листья, обломки веток и прочий мусор. Другая неровность заключалась в том, что в городе, казалось, нет отдельно современного обустроенного района и района старых ветхих домов, они шли слоями, будто торт, где слой взбитых сливок чередуется со слоем опилок. Только что Алексей шел мимо бизнес-центра из зеленого стекла и новеньких домов с мансардами, пластиковыми окнами и спутниковыми антеннами, как вдруг все это благополучие резко обрывалось, и начинался квартал одноэтажных деревянных домов, построенных, вероятно, при царе Горохе. Потом, как мираж в пустыне, возникали монолитные многоэтажки, окруженные яркими вывесками магазинов и иномарками на парковках, а следом за ними, словно гнилой зуб за дорогим протезом, вылезали хрущевки и свалка ржавого железа.
Может, свалка была не самым лучшим местом для раздумий, но назло себе Алексей стоял под мелким дождем и ждал, пока эти ритмично бьющие в затылок капли заставят его мозги встрепенуться. Он должен был что-то придумать. Что-то такое, от чего Бондарев перестанет бросать на него скептические взгляды и уважительно покачает головой. И скажет: «Ладно». От Дюка Алексей пару раз удостоился таких знаков, от Бондарева — нет.
Белов вспомнил про Дюка и про их последний разговор в Комнате с окном. Алексей спросил потом Бондарева, куда это так срочно позвали Дюка, но Бондарев пожал плечами и сказал, что это знать даже ему не положено, не то что всякой там зеленой молодежи. А потом добавил, что, если позвали, значит, понадобился Директору.
— Значит, — с какой-то странной интонацией произнес Бондарев. — Пришло время.
Алексей, конечно же, хотел спросить, для чего именно пришло время, но понял, что спрашивать бесполезно. Всякой там зеленой молодежи знать это не положено.
2
Может быть, когда Бондарев произнес эту фразу, он имел в виду, что хватит Дюку возиться с Алексеем, пора парня отпустить в свободное плавание. Например, отправить его в паре с Бондаревым искать какую-то там Великанову. Это было практически свободное плавание, потому что Бондарев был кем угодно — профессионалом, носителем опыта, начальником, — но не учителем и не наставником. Дюк тоже не был прирожденным педагогом, но он хотя бы помнил о том, что Алексей в Конторе всего пару месяцев. И он объяснял... Что же он там объяснял? Ну, вот, например, про окно...
«Классно, — сказал сам себе Алексей. — Из всего, что заталкивал Дюк в твою тупую башку, ты запомнил только про какое-то там дурацкое окно».
«Потому что это было в последний раз», — тут же оправдался он сам перед собой.
"И что же он говорил? То, что мы видим, и то, что есть на самом деле, — это разные вещи. Очень глубокая мысль.
Например, мы видим перед собой свалку. Что, на самом деле это не свалка? Нет, свалка и есть свалка.
Вот это бизнес-центр — на самом деле не бизнес-центр? Нет, он и на самом деле бизнес-центр, такой весь новый и замечательный... Стоп".
Новый. Он новый. Он построен недавно, во всяком случае, после девяносто второго года. А на месте чего он построен, ведь он почти в самом центре города? На месте какого-нибудь пустыря или... Или старых домов. Таких же старых деревянных покосившихся домов, которые стояли здесь, когда Волчанск был еще Сталиногорском, когда Сталиногорск был еще не городом, а поселком... Такие же дома, мимо которых Алексей недавно проходил; такие же дома...
В которые заходил в девяносто втором году Малик. Входную дверь там можно было вышибить ногой. А из окна кухни можно было легко выпрыгнуть на задний двор, если вдруг возникала опасность. Например, опасность в виде милиционера с пистолетом в кобуре.
Интересно, зачем это вдруг милиционера понесло в частный дом посреди дня. То ли кто-то из соседей все же заметил подозрительного кавказца, крутящегося вокруг — хотя Малик старался остаться незаметным. То ли для милиционера это было обычным делом — заглядывать в этот дом.
А что может заставить милиционера постоянно присматривать за каким-то частным домом, за какой-то конкретной семьей? Если за ними водилось что-то криминальное. Скажем, гнали самогон. Торговали наркотиками. Скупали краденое. Милиционер, видимо участковый, периодически заглядывает в этот дом и однажды видит...
Алексей вдруг сообразил, что уже не стоит напротив свалки, а медленно идет в сторону монолитных домов, где за высокой чугунной решеткой дворник вел безнадежную борьбу с лужами, судорожно дергая метлой и с ненавистью поглядывая на хмурое небо. А оно совершенно определенно готовилось к новой серьезной пакости.
"Значит, милиционер и причины, заставившие его зайти в дом. Хорошо, но мало. Участковых милиционеров в городе не один десяток, и тоже нет никакой гарантии, что именно этот никуда не уехал, не погиб...
Но начали мы не с этого, начали мы с глубокой мысли Дюка: то, что мы видим, и то, что есть... Ну и так далее. Применительно к нашей ситуации получается вот что. Я иду по городу и не просто вижу одни дома, другие дома, третьи дома. На самом деле я должен видеть другое, я должен видеть следы нашей девочки".
Он так и подумал — «нашей девочки». И не обратил на это внимания.
А это уже был симптом. Алексей принял свое задание близко если не к сердцу, то к разуму. Он вцепился в задание.
Дюк бы порадовался, если в знал. Но у Дюка в это время были другие заботы.
3
Примерно в это же время Бондарев решил, что с него хватит. Он из последних сил растянул губы, даря признательную улыбку сотруднице ЗАГСа, которая сидела за столом напротив — в прозрачной белой блузке. Если бы Бондарева интересовало, какую модель бюстгальтера эта достойная дама предпочитает, то сегодня его интерес мог быть легко удовлетворен. Но Бондарева женское белье таких размеров не очень интересовало, к тому же флирт на работе всегда казался ему рискованным занятием.
Эта истина имела весомую платформу — насколько Бондарев помнил, трех очень осторожных объектов он смог достать именно из-за склонности этих господ периодически навещать съемную квартиру для энергичного перепихона с молодой сотрудницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
На этом список был исчерпан, а значит, рабочая программа на день тоже закончилась. Зато начался дождь, и Белов поспешно шмыгнул в супермаркет, который навел его на мысли об обеде. Когда и с обедом было покончено, Алексей решил просто прогуляться по городу, пусть и под накрапывающим дождем, который, казалось, уже не имея сил на настоящий ливень, продолжался исключительно из вредности.
Волчанск показался ему каким-то неровным городом — и не только из-за рельефа. Улицы действительно шли либо вверх, либо вниз, и почти никогда по горизонтальной прямой. От этого Алексей то и дело натыкался на стекающий по улице сверху вниз поток дождевой воды, несущей листья, обломки веток и прочий мусор. Другая неровность заключалась в том, что в городе, казалось, нет отдельно современного обустроенного района и района старых ветхих домов, они шли слоями, будто торт, где слой взбитых сливок чередуется со слоем опилок. Только что Алексей шел мимо бизнес-центра из зеленого стекла и новеньких домов с мансардами, пластиковыми окнами и спутниковыми антеннами, как вдруг все это благополучие резко обрывалось, и начинался квартал одноэтажных деревянных домов, построенных, вероятно, при царе Горохе. Потом, как мираж в пустыне, возникали монолитные многоэтажки, окруженные яркими вывесками магазинов и иномарками на парковках, а следом за ними, словно гнилой зуб за дорогим протезом, вылезали хрущевки и свалка ржавого железа.
Может, свалка была не самым лучшим местом для раздумий, но назло себе Алексей стоял под мелким дождем и ждал, пока эти ритмично бьющие в затылок капли заставят его мозги встрепенуться. Он должен был что-то придумать. Что-то такое, от чего Бондарев перестанет бросать на него скептические взгляды и уважительно покачает головой. И скажет: «Ладно». От Дюка Алексей пару раз удостоился таких знаков, от Бондарева — нет.
Белов вспомнил про Дюка и про их последний разговор в Комнате с окном. Алексей спросил потом Бондарева, куда это так срочно позвали Дюка, но Бондарев пожал плечами и сказал, что это знать даже ему не положено, не то что всякой там зеленой молодежи. А потом добавил, что, если позвали, значит, понадобился Директору.
— Значит, — с какой-то странной интонацией произнес Бондарев. — Пришло время.
Алексей, конечно же, хотел спросить, для чего именно пришло время, но понял, что спрашивать бесполезно. Всякой там зеленой молодежи знать это не положено.
2
Может быть, когда Бондарев произнес эту фразу, он имел в виду, что хватит Дюку возиться с Алексеем, пора парня отпустить в свободное плавание. Например, отправить его в паре с Бондаревым искать какую-то там Великанову. Это было практически свободное плавание, потому что Бондарев был кем угодно — профессионалом, носителем опыта, начальником, — но не учителем и не наставником. Дюк тоже не был прирожденным педагогом, но он хотя бы помнил о том, что Алексей в Конторе всего пару месяцев. И он объяснял... Что же он там объяснял? Ну, вот, например, про окно...
«Классно, — сказал сам себе Алексей. — Из всего, что заталкивал Дюк в твою тупую башку, ты запомнил только про какое-то там дурацкое окно».
«Потому что это было в последний раз», — тут же оправдался он сам перед собой.
"И что же он говорил? То, что мы видим, и то, что есть на самом деле, — это разные вещи. Очень глубокая мысль.
Например, мы видим перед собой свалку. Что, на самом деле это не свалка? Нет, свалка и есть свалка.
Вот это бизнес-центр — на самом деле не бизнес-центр? Нет, он и на самом деле бизнес-центр, такой весь новый и замечательный... Стоп".
Новый. Он новый. Он построен недавно, во всяком случае, после девяносто второго года. А на месте чего он построен, ведь он почти в самом центре города? На месте какого-нибудь пустыря или... Или старых домов. Таких же старых деревянных покосившихся домов, которые стояли здесь, когда Волчанск был еще Сталиногорском, когда Сталиногорск был еще не городом, а поселком... Такие же дома, мимо которых Алексей недавно проходил; такие же дома...
В которые заходил в девяносто втором году Малик. Входную дверь там можно было вышибить ногой. А из окна кухни можно было легко выпрыгнуть на задний двор, если вдруг возникала опасность. Например, опасность в виде милиционера с пистолетом в кобуре.
Интересно, зачем это вдруг милиционера понесло в частный дом посреди дня. То ли кто-то из соседей все же заметил подозрительного кавказца, крутящегося вокруг — хотя Малик старался остаться незаметным. То ли для милиционера это было обычным делом — заглядывать в этот дом.
А что может заставить милиционера постоянно присматривать за каким-то частным домом, за какой-то конкретной семьей? Если за ними водилось что-то криминальное. Скажем, гнали самогон. Торговали наркотиками. Скупали краденое. Милиционер, видимо участковый, периодически заглядывает в этот дом и однажды видит...
Алексей вдруг сообразил, что уже не стоит напротив свалки, а медленно идет в сторону монолитных домов, где за высокой чугунной решеткой дворник вел безнадежную борьбу с лужами, судорожно дергая метлой и с ненавистью поглядывая на хмурое небо. А оно совершенно определенно готовилось к новой серьезной пакости.
"Значит, милиционер и причины, заставившие его зайти в дом. Хорошо, но мало. Участковых милиционеров в городе не один десяток, и тоже нет никакой гарантии, что именно этот никуда не уехал, не погиб...
Но начали мы не с этого, начали мы с глубокой мысли Дюка: то, что мы видим, и то, что есть... Ну и так далее. Применительно к нашей ситуации получается вот что. Я иду по городу и не просто вижу одни дома, другие дома, третьи дома. На самом деле я должен видеть другое, я должен видеть следы нашей девочки".
Он так и подумал — «нашей девочки». И не обратил на это внимания.
А это уже был симптом. Алексей принял свое задание близко если не к сердцу, то к разуму. Он вцепился в задание.
Дюк бы порадовался, если в знал. Но у Дюка в это время были другие заботы.
3
Примерно в это же время Бондарев решил, что с него хватит. Он из последних сил растянул губы, даря признательную улыбку сотруднице ЗАГСа, которая сидела за столом напротив — в прозрачной белой блузке. Если бы Бондарева интересовало, какую модель бюстгальтера эта достойная дама предпочитает, то сегодня его интерес мог быть легко удовлетворен. Но Бондарева женское белье таких размеров не очень интересовало, к тому же флирт на работе всегда казался ему рискованным занятием.
Эта истина имела весомую платформу — насколько Бондарев помнил, трех очень осторожных объектов он смог достать именно из-за склонности этих господ периодически навещать съемную квартиру для энергичного перепихона с молодой сотрудницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123