Ну, почти правду.
— А потом пришел какой-то рыжий парень. Похож на слепого. Зовут Миша. Он стал что-то говорить Левану. И...
Мезенцев снова отхлебнул пива, но это не помогало.
— И тогда...
Он понял, что даже если бы был трезв, даже если бы он был в лучшей своей форме, то все равно не сумел бы объяснить случившееся. Как было объяснить внезапный приступ паники, ударившей под коленки как холодным лезвием? Как было объяснить иррациональное чувство, что этот рыжий знает про него, Мезенцева, все? Именно то все, в котором Мезенцев никогда бы не признался Лене.
И когда Мезенцев увидел, как рыжий шепчет на ухо Левану, он понял, что это запретное знание обо всем сейчас переливается в Левана, а значит, вскоре выплеснется наружу, и это будут отнюдь не аплодисменты и не букет роз...
Поэтому, когда Леван вдруг изменился в лице, Мезенцев уже понимал, чем это вызвано. Когда Леван кричал: «Стой!», Мезенцев уже знал, зачем он это делает. Когда Леван удивленно выспрашивал: «Так это ты?!» — Мезенцев знал, что тот имеет в виду.
Это знание заставило Мезенцева совершить ряд поспешных, но абсолютно необходимых действий.
Мезенцев помнил отброшенного выстрелом в упор любителя орешков Колю.
Мезенцев помнил застывшего как статую Гриба — по лицу этой статуи текло что-то черное, но Гриб продолжал стоять, держась за стол, и лишь какие-то секунды спустя свалился вниз, словно подорванный вандалами памятник.
Мезенцев помнил взбешенное лицо Левана, когда тот увидел нацеленный в свою сторону ствол. Здоровяк со шрамом на лбу неуклюже, но гарантированно закрыл Левана, принял пулю и стал неторопливо массировать грудь, будто к нему вдруг пришло небольшое недомогание в сердечной области.
Мезенцев стрелял еще и еще, пока не расчистил вокруг себя жизненное пространство. Потом он побежал на выход — по дороге возник плотный силуэт, и Мезенцев свалил его рукоятью пистолета.
И дальше он уже просто бежал, спасая свою шкуру от поющих где-то высоко в воздухе пуль, бежал, пока не увидел Лену и пока та по перекошенному лицу и по пистолету поняла почти все.
— И тогда... Тогда я понял, что это ловушка. Пока я там сижу, они прочешут местность и найдут тебя. Я сказал, что должен выйти, но они не разрешили. И... Началась стрельба.
Пластиковая вилка в руках Лены переломилась пополам, и Мезенцев вздрогнул от этого звука. Лена задумчиво посмотрела на куски цветного пластика и сказала, неизвестно к кому обращаясь:
— Извините.
Она положила обломки на край тарелки, сняла очки, закрыла лицо руками и спросила Мезенцева тихим голосом, в котором почти не было слышно напряженного ожидания ответа:
— Ты убил его?
2
— Ты убил его? — спросила Лена.
— Кого?
Для смеха можно было добавить: «Кого — его? Я много кого сегодня перестрелял...» Но как-то не до смеху было ему в этот вечер.
— Ты убил Жору Маятника?
— Хм.
Мезенцев задумался. Действительно... Не пойди у него кругом голова от этого рыжего с его закидонами, можно было и вправду положить там наверняка и Левана, и Маятника. Те отнеслись к переговорам как-то уж совсем несерьезно, и будь Мезенцев в «командировке»...
Но он не был в «командировке», и голова не кружилась от счастья успешной игры в «я жив, а вы нет». Голова кружилась совсем по другому поводу.
— Хм. Не уверен.
Лена убрала руки от лица, и Мезенцев прочитал там разочарование и усталость.
— Я стрелял, — сказал он, словно оправдываясь. — И в его сторону тоже. Но Маятник сидел в конце стола. Между мной и им был еще его помощник. Гриб. Вот в него я точно попал.
— И то хорошо, — сказала Лена с неожиданной суровостью. — Гриб — это та еще скотина. Это он тогда командовал в Питере, когда моих людей...
Было странно слышать эти слова от девятнадцатилетней девушки, которой вроде бы полагалось заниматься совсем другими вещами, более приятными и более легкомысленными. Но она сама поставила себя на тропу войны и сходить с нее не собиралась.
— Я не остановлюсь, — сказала она, словно подслушав мысли Мезенцева. — Я доведу это до конца, с тобой или без тебя.
— Без меня? — криво усмехнулся Мезенцев. — Знаешь, а мне теперь вроде как и деваться некуда. Стрелять по Левану Батумскому и Жоре Маятнику — это дорогое удовольствие, за него всю жизнь расплачиваются...
— Значит, у нас теперь еще больше общего, — подытожила Лена.
«Больше, чем ты думаешь, — ответил про себя Мезенцев. — Например, каждый из нас способен убить ради выбранной цели. И ты не догадываешься, что ради достижения твоей цели тебе надо бы убить меня».
Он вспомнил их встречу весной в парке имени Первого мая. Тогда у Мезенцева тоже была цель — чтобы его оставили в покое. И ради достижения этой его цели требовалось немного — просто отмахнуться от назойливой генеральской дочки, а будет упорствовать — так свернуть ей шею и оставить в том же парке под кустом как жертву уличной преступности.
Однако Мезенцев этого не сделал, и теперь, по прошествии месяцев, он все яснее понимал, что выбора у него не было. Точно так же не было у него выбора во время переговоров с Леваном и Маятником. Точно так же не было у него выбора в гостиничном номере на шестнадцатом этаже, когда Генерал...
Складывалось впечатление, что люди и обстоятельства загоняют Мезенцева в некий тоннель, откуда ни вниз, ни вверх, ни в стороны — только вперед. А впереди... Бог его знает, что там впереди.
— Что бы ни случилось, я все равно сквитаюсь с тем, кто убил отца, — сказала Лена.
Что ж, возможно, впереди его ждало именно это. И наверное, это было бы справедливо. Но это было бы нечестно.
3
И так они гнали вперед, останавливаясь лишь ради пары часов сна и не имеющей вкуса еды. Лена по-прежнему ни о чем не спрашивала, а Мезенцев ничего не объяснял, прикидываясь, будто действует согласно продуманному плану и будто на этом этапе план предусматривает долгую гонку с постоянной сменой направления...
Потом она не выдержала и, проезжая мимо придорожного мотеля, только что отстроенного рядом с фирменной автозаправкой, дернула Мезенцева за рукав. Мезенцев притормозил, Лена сползла с мотоцикла и на негнущихся ногах пошла к мотелю. Мезенцев догнал ее уже в фойе. Лена стояла возле банкомата и устало терла глаза.
— Я так больше не могу, — пробормотала она Мезенцеву, не глядя на того. — Мне надо выспаться... Как-то прийти в себя... Потом обсудим...
Мезенцев понимающе кивнул. Он тоже хотел бы уснуть, но уснуть не получалось, взбудораженные нервы не пускали его, и тогда он начинал думать о случившемся, а эти мысли неизменно выходили на одно и то же...
На то, о чем Мезенцев не хотел думать. Поэтому он подошел к аптечному киоску и купил упаковку снотворного. Таблетки сработали, и он вырубился прямо в кресле, поставленном возле двери в номер.
Лена долго шумела водой в ванной комнате, потом вышла, увидела спящего Мезенцева, подошла ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
— А потом пришел какой-то рыжий парень. Похож на слепого. Зовут Миша. Он стал что-то говорить Левану. И...
Мезенцев снова отхлебнул пива, но это не помогало.
— И тогда...
Он понял, что даже если бы был трезв, даже если бы он был в лучшей своей форме, то все равно не сумел бы объяснить случившееся. Как было объяснить внезапный приступ паники, ударившей под коленки как холодным лезвием? Как было объяснить иррациональное чувство, что этот рыжий знает про него, Мезенцева, все? Именно то все, в котором Мезенцев никогда бы не признался Лене.
И когда Мезенцев увидел, как рыжий шепчет на ухо Левану, он понял, что это запретное знание обо всем сейчас переливается в Левана, а значит, вскоре выплеснется наружу, и это будут отнюдь не аплодисменты и не букет роз...
Поэтому, когда Леван вдруг изменился в лице, Мезенцев уже понимал, чем это вызвано. Когда Леван кричал: «Стой!», Мезенцев уже знал, зачем он это делает. Когда Леван удивленно выспрашивал: «Так это ты?!» — Мезенцев знал, что тот имеет в виду.
Это знание заставило Мезенцева совершить ряд поспешных, но абсолютно необходимых действий.
Мезенцев помнил отброшенного выстрелом в упор любителя орешков Колю.
Мезенцев помнил застывшего как статую Гриба — по лицу этой статуи текло что-то черное, но Гриб продолжал стоять, держась за стол, и лишь какие-то секунды спустя свалился вниз, словно подорванный вандалами памятник.
Мезенцев помнил взбешенное лицо Левана, когда тот увидел нацеленный в свою сторону ствол. Здоровяк со шрамом на лбу неуклюже, но гарантированно закрыл Левана, принял пулю и стал неторопливо массировать грудь, будто к нему вдруг пришло небольшое недомогание в сердечной области.
Мезенцев стрелял еще и еще, пока не расчистил вокруг себя жизненное пространство. Потом он побежал на выход — по дороге возник плотный силуэт, и Мезенцев свалил его рукоятью пистолета.
И дальше он уже просто бежал, спасая свою шкуру от поющих где-то высоко в воздухе пуль, бежал, пока не увидел Лену и пока та по перекошенному лицу и по пистолету поняла почти все.
— И тогда... Тогда я понял, что это ловушка. Пока я там сижу, они прочешут местность и найдут тебя. Я сказал, что должен выйти, но они не разрешили. И... Началась стрельба.
Пластиковая вилка в руках Лены переломилась пополам, и Мезенцев вздрогнул от этого звука. Лена задумчиво посмотрела на куски цветного пластика и сказала, неизвестно к кому обращаясь:
— Извините.
Она положила обломки на край тарелки, сняла очки, закрыла лицо руками и спросила Мезенцева тихим голосом, в котором почти не было слышно напряженного ожидания ответа:
— Ты убил его?
2
— Ты убил его? — спросила Лена.
— Кого?
Для смеха можно было добавить: «Кого — его? Я много кого сегодня перестрелял...» Но как-то не до смеху было ему в этот вечер.
— Ты убил Жору Маятника?
— Хм.
Мезенцев задумался. Действительно... Не пойди у него кругом голова от этого рыжего с его закидонами, можно было и вправду положить там наверняка и Левана, и Маятника. Те отнеслись к переговорам как-то уж совсем несерьезно, и будь Мезенцев в «командировке»...
Но он не был в «командировке», и голова не кружилась от счастья успешной игры в «я жив, а вы нет». Голова кружилась совсем по другому поводу.
— Хм. Не уверен.
Лена убрала руки от лица, и Мезенцев прочитал там разочарование и усталость.
— Я стрелял, — сказал он, словно оправдываясь. — И в его сторону тоже. Но Маятник сидел в конце стола. Между мной и им был еще его помощник. Гриб. Вот в него я точно попал.
— И то хорошо, — сказала Лена с неожиданной суровостью. — Гриб — это та еще скотина. Это он тогда командовал в Питере, когда моих людей...
Было странно слышать эти слова от девятнадцатилетней девушки, которой вроде бы полагалось заниматься совсем другими вещами, более приятными и более легкомысленными. Но она сама поставила себя на тропу войны и сходить с нее не собиралась.
— Я не остановлюсь, — сказала она, словно подслушав мысли Мезенцева. — Я доведу это до конца, с тобой или без тебя.
— Без меня? — криво усмехнулся Мезенцев. — Знаешь, а мне теперь вроде как и деваться некуда. Стрелять по Левану Батумскому и Жоре Маятнику — это дорогое удовольствие, за него всю жизнь расплачиваются...
— Значит, у нас теперь еще больше общего, — подытожила Лена.
«Больше, чем ты думаешь, — ответил про себя Мезенцев. — Например, каждый из нас способен убить ради выбранной цели. И ты не догадываешься, что ради достижения твоей цели тебе надо бы убить меня».
Он вспомнил их встречу весной в парке имени Первого мая. Тогда у Мезенцева тоже была цель — чтобы его оставили в покое. И ради достижения этой его цели требовалось немного — просто отмахнуться от назойливой генеральской дочки, а будет упорствовать — так свернуть ей шею и оставить в том же парке под кустом как жертву уличной преступности.
Однако Мезенцев этого не сделал, и теперь, по прошествии месяцев, он все яснее понимал, что выбора у него не было. Точно так же не было у него выбора во время переговоров с Леваном и Маятником. Точно так же не было у него выбора в гостиничном номере на шестнадцатом этаже, когда Генерал...
Складывалось впечатление, что люди и обстоятельства загоняют Мезенцева в некий тоннель, откуда ни вниз, ни вверх, ни в стороны — только вперед. А впереди... Бог его знает, что там впереди.
— Что бы ни случилось, я все равно сквитаюсь с тем, кто убил отца, — сказала Лена.
Что ж, возможно, впереди его ждало именно это. И наверное, это было бы справедливо. Но это было бы нечестно.
3
И так они гнали вперед, останавливаясь лишь ради пары часов сна и не имеющей вкуса еды. Лена по-прежнему ни о чем не спрашивала, а Мезенцев ничего не объяснял, прикидываясь, будто действует согласно продуманному плану и будто на этом этапе план предусматривает долгую гонку с постоянной сменой направления...
Потом она не выдержала и, проезжая мимо придорожного мотеля, только что отстроенного рядом с фирменной автозаправкой, дернула Мезенцева за рукав. Мезенцев притормозил, Лена сползла с мотоцикла и на негнущихся ногах пошла к мотелю. Мезенцев догнал ее уже в фойе. Лена стояла возле банкомата и устало терла глаза.
— Я так больше не могу, — пробормотала она Мезенцеву, не глядя на того. — Мне надо выспаться... Как-то прийти в себя... Потом обсудим...
Мезенцев понимающе кивнул. Он тоже хотел бы уснуть, но уснуть не получалось, взбудораженные нервы не пускали его, и тогда он начинал думать о случившемся, а эти мысли неизменно выходили на одно и то же...
На то, о чем Мезенцев не хотел думать. Поэтому он подошел к аптечному киоску и купил упаковку снотворного. Таблетки сработали, и он вырубился прямо в кресле, поставленном возле двери в номер.
Лена долго шумела водой в ванной комнате, потом вышла, увидела спящего Мезенцева, подошла ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123