Ее особой страстью были книги. Она могла взять их с собой, куда бы судьба ни занесла ее в этой новой жизни. Орхидеи в горшках на подоконниках тоже принадлежали ей, как и две акварели с видами Венеции. Это Мэг привезла их ей из своего путешествия.
Намазывая масло на хлеб и отрезая ломтик ветчины, Арабелла улыбнулась. Она была изумлена нескромностью Мэг. При всей живости ума и характера Мэг производила впечатление законопослушной и вполне обычной девушки, но рыжие волосы шли вразрез с этим образом, подчеркивая необычность ее личности. Из двух подруг именно Арабелла производила впечатление более свободомыслящей и несклонной к конформизму. Но Мэг влюбилась в гондольера с мандолиной в руках.
Она вернулась в спешке и со слезами сожаления о Большом канале, и лишь Арабелла знала, что ее восторг был вызван не только усеянным звездами небом Венеции, но и красивым сладкоголосым гондольером, который предложил ей нечто большее, чем серенады. К счастью, леди и лорд Баррет знали только, что их дочь испытала глупое, но вполне объяснимое увлечение. Они быстро положили ему конец, хотя действовали со своей обычной добротой и деликатностью. Будучи уравновешенными, но твердолобыми сельскими жителями, они и представить себе не могли даже в кошмарном сне, что их единственная дочь пережила короткую, но страстную плотскую связь. К счастью, эта ее нескромность не имела фатальных последствий, и Арабелла сразу поняла, что прежняя Мэг исчезла навсегда.
Лишь Мэг могла высказать Арабелле свое беспристрастное и честное мнение о настоящей ситуации. Мэг сможет правильно истолковать этот его нелепый поцелуй.
Арабелла допила чай. Было рано, но в доме Барретов все уже, конечно, давным-давно встали, а сорокапятиминутная прогулка по полям была для Арабеллы очень приятна. Верхом она бы потратила только половину времени на это путешествие, но предпочла прогуляться пешком.
Джек проснулся до рассвета. Комната купалась в молочном сиянии, и, едва открыв глаза, он отбросил одеяло, подошел к открытому окну и выглянул в сад, все еще утопающий в лунном свете. Через полчаса звезды начнут меркнуть, но сейчас мир или небольшая его частица были окутаны сном. Если бы он был в Лондоне, то, вероятно, играл бы в карты и сейчас сдавал их в последний раз за ночь и вдыхал табачный дым и запах пролитого вина, видел нетвердо держащихся на ногах игроков, слишком пьяных, чтобы играть прилично. Городские улицы, должно быть, источали запах отбросов и таили угрозу, исходившую от обитателей трущоб. Здесь же перед ним предстал омытый лунным светом сад, он вдыхал легкий свежий воздух и слышал уханье совы. А кругом царила тишина.
Эта была такая же земля, как та, где родилась Шарлотта и которую она так любила. Но тишина и бездействие вызывали у него беспокойство. Он не любил сельскую идиллию и с трудом выносил ее.
Джек надел рубашку и бриджи и тихо вышел из дома через кухонную дверь. Когда он через двор направился к оврагу и дальше к реке до границ имения Лэйси-Корт, часы на конюшне показывали половину пятого. Он был бы рад обществу собак, но их нигде не было видно.
Джек усомнился в том, что они спят в конюшне. Должно быть, свернулись калачиком в ногах постели Арабеллы.
Арабелла. Колючая, с трудным характером, упрямая, своевольная. Но чрезвычайно интересная. Шарлотта обладала характером и собственными взглядами, но она была склонна подчиняться требованиям общества и мириться с ними. Она вышла замуж из чувства долга и оказалась во французском суде. Лили была просто воплощением условностей. Хотя она и создала собственный мир по своему вкусу, но делала все возможное, чтобы даже намек на скандал не коснулся ее. Она жила со снисходительным, но скучным мужем, но позволяла себе иметь любовника, удовлетворявшего ее тягу к необычному и волнующему. Джек наслаждался ее обществом. Они упивались друг другом. Это было соглашение, нарушить которое претило Джеку. Но он и не собирался его расторгать даже в случае женитьбы.
Джек остановился на берегу реки. Он гулял около часа, и солнце уже окрасило восточный край горизонта. В тени плоского камня была видна спокойно лежащая радужная форель. Существовали непритязательные радости в сельской жизни, которые он был способен оценить, и Джек пожалел, что не взял с собой удочки. Рассвет – самое лучшее время для рыбалки.
У Фредерика Данстона должны были быть удочки. И ружья. Наверное, он рыбачил и охотился. Но Джек знал, что никогда не смог бы удить рыбу удочками Данстона и охотиться с его ружьями. Использование личных вещей этого человека не включалось в ту цену, которую тот должен был заплатить за смерть Шарлотты.
Но как насчет сестры Данстона? Да, она как раз входила в эту плату. Джек повернулся и направил свои стопы обратно вдоль берега реки. Она заплатит последнюю монету, и он таким образом завершит свою месть, но в то же время она ведь станет его женой и будет зависеть от своего благодетеля, от мужа, который спасет ее от нищеты и тем самым навяжет ей долг, который она никогда не сможет ему выплатить. За смерть Шарлотты она заплатит своей свободой. Впрочем, теперь он уж не был так в этом уверен.
Джек подошел к дому, купавшемуся в мягком сиянии восходящего солнца, размышляя о неожиданно возникшей проблеме в его безупречном плане. Похоже, его предполагаемая жена не была склонна принимать ни свою зависимость, ни его благодеяния.
Арабелла свистнула собакам и спустилась по лестнице, полная нетерпения поскорее добраться до Барретов. Оскар и Борис мгновенно появились и затопали к ней по полированному полу. С их морд капало молоко. Они прекрасно знали, как подольститься к кухарке, и неизменно встречали на кухне радушный прием. Арабелла давно отказалась соблюдать правила содержания и кормления двух очаровательных рыжих сеттеров. Она полагала, что, если иногда им достается по миске молока, это не может повредить, а у них было достаточно возможностей порезвиться, что компенсировало это отступление от правил.
– К Барретам, – сказала она им, открывая парадную дверь.
Они завиляли пушистыми хвостами и бросились вниз по ступенькам, опережая ее. Там жила их мать, прогулка к Барретам в раннее утро была для них желанной.
– Доброе утро, Арабелла.
Это приветствие, произнесенное приятным и мелодичным голосом, заставило ее замереть на нижней ступеньке. Она медленно повернула голову. Что он здесь делал в столь ранний час? Ведь он был горожанином. И в это время должен был еще почивать и не беспокоить ее. Однако бодрствовал, хорошо причесанный, сияющий и вполне по-городскому облаченный в черный бархат и серебристые кружева. Его костюм был совершенен до мельчайших деталей, включая и рапиру в ножнах у пояса.
Она ответила на приветствие, но не улыбнулась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Намазывая масло на хлеб и отрезая ломтик ветчины, Арабелла улыбнулась. Она была изумлена нескромностью Мэг. При всей живости ума и характера Мэг производила впечатление законопослушной и вполне обычной девушки, но рыжие волосы шли вразрез с этим образом, подчеркивая необычность ее личности. Из двух подруг именно Арабелла производила впечатление более свободомыслящей и несклонной к конформизму. Но Мэг влюбилась в гондольера с мандолиной в руках.
Она вернулась в спешке и со слезами сожаления о Большом канале, и лишь Арабелла знала, что ее восторг был вызван не только усеянным звездами небом Венеции, но и красивым сладкоголосым гондольером, который предложил ей нечто большее, чем серенады. К счастью, леди и лорд Баррет знали только, что их дочь испытала глупое, но вполне объяснимое увлечение. Они быстро положили ему конец, хотя действовали со своей обычной добротой и деликатностью. Будучи уравновешенными, но твердолобыми сельскими жителями, они и представить себе не могли даже в кошмарном сне, что их единственная дочь пережила короткую, но страстную плотскую связь. К счастью, эта ее нескромность не имела фатальных последствий, и Арабелла сразу поняла, что прежняя Мэг исчезла навсегда.
Лишь Мэг могла высказать Арабелле свое беспристрастное и честное мнение о настоящей ситуации. Мэг сможет правильно истолковать этот его нелепый поцелуй.
Арабелла допила чай. Было рано, но в доме Барретов все уже, конечно, давным-давно встали, а сорокапятиминутная прогулка по полям была для Арабеллы очень приятна. Верхом она бы потратила только половину времени на это путешествие, но предпочла прогуляться пешком.
Джек проснулся до рассвета. Комната купалась в молочном сиянии, и, едва открыв глаза, он отбросил одеяло, подошел к открытому окну и выглянул в сад, все еще утопающий в лунном свете. Через полчаса звезды начнут меркнуть, но сейчас мир или небольшая его частица были окутаны сном. Если бы он был в Лондоне, то, вероятно, играл бы в карты и сейчас сдавал их в последний раз за ночь и вдыхал табачный дым и запах пролитого вина, видел нетвердо держащихся на ногах игроков, слишком пьяных, чтобы играть прилично. Городские улицы, должно быть, источали запах отбросов и таили угрозу, исходившую от обитателей трущоб. Здесь же перед ним предстал омытый лунным светом сад, он вдыхал легкий свежий воздух и слышал уханье совы. А кругом царила тишина.
Эта была такая же земля, как та, где родилась Шарлотта и которую она так любила. Но тишина и бездействие вызывали у него беспокойство. Он не любил сельскую идиллию и с трудом выносил ее.
Джек надел рубашку и бриджи и тихо вышел из дома через кухонную дверь. Когда он через двор направился к оврагу и дальше к реке до границ имения Лэйси-Корт, часы на конюшне показывали половину пятого. Он был бы рад обществу собак, но их нигде не было видно.
Джек усомнился в том, что они спят в конюшне. Должно быть, свернулись калачиком в ногах постели Арабеллы.
Арабелла. Колючая, с трудным характером, упрямая, своевольная. Но чрезвычайно интересная. Шарлотта обладала характером и собственными взглядами, но она была склонна подчиняться требованиям общества и мириться с ними. Она вышла замуж из чувства долга и оказалась во французском суде. Лили была просто воплощением условностей. Хотя она и создала собственный мир по своему вкусу, но делала все возможное, чтобы даже намек на скандал не коснулся ее. Она жила со снисходительным, но скучным мужем, но позволяла себе иметь любовника, удовлетворявшего ее тягу к необычному и волнующему. Джек наслаждался ее обществом. Они упивались друг другом. Это было соглашение, нарушить которое претило Джеку. Но он и не собирался его расторгать даже в случае женитьбы.
Джек остановился на берегу реки. Он гулял около часа, и солнце уже окрасило восточный край горизонта. В тени плоского камня была видна спокойно лежащая радужная форель. Существовали непритязательные радости в сельской жизни, которые он был способен оценить, и Джек пожалел, что не взял с собой удочки. Рассвет – самое лучшее время для рыбалки.
У Фредерика Данстона должны были быть удочки. И ружья. Наверное, он рыбачил и охотился. Но Джек знал, что никогда не смог бы удить рыбу удочками Данстона и охотиться с его ружьями. Использование личных вещей этого человека не включалось в ту цену, которую тот должен был заплатить за смерть Шарлотты.
Но как насчет сестры Данстона? Да, она как раз входила в эту плату. Джек повернулся и направил свои стопы обратно вдоль берега реки. Она заплатит последнюю монету, и он таким образом завершит свою месть, но в то же время она ведь станет его женой и будет зависеть от своего благодетеля, от мужа, который спасет ее от нищеты и тем самым навяжет ей долг, который она никогда не сможет ему выплатить. За смерть Шарлотты она заплатит своей свободой. Впрочем, теперь он уж не был так в этом уверен.
Джек подошел к дому, купавшемуся в мягком сиянии восходящего солнца, размышляя о неожиданно возникшей проблеме в его безупречном плане. Похоже, его предполагаемая жена не была склонна принимать ни свою зависимость, ни его благодеяния.
Арабелла свистнула собакам и спустилась по лестнице, полная нетерпения поскорее добраться до Барретов. Оскар и Борис мгновенно появились и затопали к ней по полированному полу. С их морд капало молоко. Они прекрасно знали, как подольститься к кухарке, и неизменно встречали на кухне радушный прием. Арабелла давно отказалась соблюдать правила содержания и кормления двух очаровательных рыжих сеттеров. Она полагала, что, если иногда им достается по миске молока, это не может повредить, а у них было достаточно возможностей порезвиться, что компенсировало это отступление от правил.
– К Барретам, – сказала она им, открывая парадную дверь.
Они завиляли пушистыми хвостами и бросились вниз по ступенькам, опережая ее. Там жила их мать, прогулка к Барретам в раннее утро была для них желанной.
– Доброе утро, Арабелла.
Это приветствие, произнесенное приятным и мелодичным голосом, заставило ее замереть на нижней ступеньке. Она медленно повернула голову. Что он здесь делал в столь ранний час? Ведь он был горожанином. И в это время должен был еще почивать и не беспокоить ее. Однако бодрствовал, хорошо причесанный, сияющий и вполне по-городскому облаченный в черный бархат и серебристые кружева. Его костюм был совершенен до мельчайших деталей, включая и рапиру в ножнах у пояса.
Она ответила на приветствие, но не улыбнулась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108