Что она
такое в окончательной своей роли, об этом мы будем гово-
рить, когда переберем все составные элементы мифа и когда
поймем истинное положение ее среди всех этих элементов.
Сейчас же необходимо поставить только такой вопрос: какова
структура этой чистой и беспримесной мифической отрешен-
ности Это и не вопрос об ее общем смысле, на который мы
уже ответили, и не вопрос об ее диалектическом месте в систе-
ме цельного мифического образа, о чем мы еще будем гово-
рить. Это вопрос средний между тем и другим. Какова струк-
тура чистой и голой мифической отрешенности?
Мифическая отрешенность есть отрешенность от смысла
и идеи повседневных фактов, но не от их фактичности. Миф
263
фактичен ровно так, как и все реальные вещи; и если есть
какая-нибудь разница между мифической реальностью и фак-
тической, вещественной реальностью, то вовсе не в том, что
первая - слабее, менее интенсивна и массивна, более фантас-
тична и бесплотна, но скорее именно в том, что она - силь-
нее, часто несравненно более интенсивна и массивна, более
реалистична и телесна. Стало быть, единственная форма ми-
фической отрешенности - это отрешенность от смысла
вещей. Вещи в мифе, оставаясь теми же, приобретают совер-
шенно особый смысл, подчиняются совершенно особой идее,
которая делает их отрешенной. Ковер - обыкновенная вещь
повседневной жизни. Ковер-самолет - мифический образ.
Какая разница между ними? Вовсе не в факте, ибо по факту
своему ковер как был ковром, так им и остался. Разница в
том, что он получил совершенно другое значение, другую
идею, на него стали смотреть совершенно иными глазами. Во-
лосы, когда их выметают вместе с прочим сором в парикма-
херской, и волосы как амулет - ровно ничем не отличаются
по своей фактической реальности. И в том и в другом случае
это - самая обыкновенная и простая вещь. Но волосы как
амулет, как носители души или душевных сил или как знаки
иных реальностей получают новый смысл, и с ними поэтому
иначе и обращаются. Нельзя, напр., быть настолько нечут-
ким, чтобы не видеть разницы между стеарином и воском,
между керосином и деревянным маслом, между одеколоном и
ладаном. В стеарине есть что-то прикладное, служебное, к
тому же что-то грязное и сальное, что-то нахальное и само-
мнительное. Воск есть нечто умильное и теплое; в нем кро-
тость и любовь, мягкосердие и чистота; в нем начало умной
молитвы, неизменно стремящейся к тишине и теплоте сердеч-
ной. Также нахален и неблагодарен керосин; он меряет лю-
бовь на пуды и теплоту на калории; он духовно нечист и воня-
ет смрадом; он - машина и смазочное средство. Как табак -
ладан сатане, так керосин - соус для беса. Одеколон же вооб-
ще существует только для парикмахеров и приказчиков и,
может быть, только еще для модных протодиаконов. Так, мо-
литься со стеариновой свечой в руках, наливши в лампаду ке-
росин и надушившись одеколоном, можно, только отступив-
ши от правой веры. Это - ересь в подлинном смысле, и по-
добных самочинников надо анафемствовать. Таково же и
значение бороды. Стоглавый Собор постановил: <Аще кто
браду бреет и умрет тако, не достоит над ним служити, ни со-
рокоустия по нем пети, ни просвиры, ни свещи по нем в цер-
264
вь принести. С неверными да причтется. От еретик бо се на-
коша>. И при всем том везде тут речь идет о вещах, и только
Мифический смысл вещи не мешает ей быть вещью, а
. Qpgg наоборот, как-то подчеркивает ее вещность. <Честная
дда> и <скобленое рыло> одинаково суть реальности; только
о _- хорошая реальность, а другое - дурная. - Итак, ми-
веская отрешенность есть отрешенность фактов по их идее
т их обычного идейного состава и назначения.
8. Это мы уже знаем и сейчас только вспомнили об этом.
qQ вытекает отсюда для структуры мифической отрешеннос-
ти или мифически-отрешенного слоя в любой другой структу-
ре сознания?
а) Раз дана такая отрешенность, то, в чем бы она ни заклю-
qgJiacb, она объединяет вещи в каком-то новом плане, лишая их
присущей им естественной раздельности. Ковер - некая вещь
естественного распорядка. Летание по воздуху - некий реаль-
ный процесс определенного естественного распорядка (для
птиц насекомых и прочих). Но вот <ковер> и <летание по воз-
духу> объединяются в один образ. Что это значит? Это значит,
что несмотря на все их естественное различие и в некотором
смысле даже несоединимость, они объединяются тут согласно
особой идее объединения, и их естественное различие уже зна-
чительно померкло. При этом идея, их объединившая, сделала
их отрешенньт бытием, перевела их из сферы обычных вещей
и процессов в сферу отрешенную. Есть, следовательно, какая-
то общая точка схождения этих вещей, какой-то общий и еди-
ный взгляд на них, в котором моментально потухает их естест-
венная непримиримость и они вдруг оказываются сразу объ-
единенными и примиренными.
Ь) Отсюда следует, что мифическая отрешенность предпо-
лагает некую чрезвычайно простую и элементарную интуи-
цию, моментально превращающую обычную идею вещи в
новую и небывалую. Можно сказать, что каждому человеку
свойственна такая специфическая интуиция, рисующая ему
мир только в каком-то особенном свете, а не как-нибудь
иначе. И потому мифическая отрешенность есть явление ис-
ключительное по своей универсальности. В каждом человеке
можно заметить, как бы ни была богата его психика, эту одну
общую линию понимания вещей и обращения с ними. Такая
линия свойственна только ему и никому больше. На любом
писателе это можно проверить и показать. Но только наши
историки литературы и литературоведы мало занимаются та-
К1ши вопросами. Вопросы же эти - совершенно эмпиричес-
кие и реальные и требуют массы фактических и статистичес-
265
ких наблюдений для выяснения общего уклона образности и
прочих словесных особенностей данного писателя. Эта основ-
ная и примитивная интуиция есть нечто совершенно простое,
нечто совсем, совсем простое, как бы только один взгляд на
какую-нибудь вещь. Это действительно взгляд, но не на ту или
иную вещь, а взгляд вообще на все бытие, на мир, на любую
вещь, на Божество, на природу, на небо, на землю, на свой,
наконец, костюм, на еду, на мельчайший атом повседневной
жизни, и даже собственно не взгляд, а какая-то первичная ре-
акция сознания на вещи, какое-то первое столкновение с ок-
ружающим. В этом пункте мифическая отрешенность совер-
шенно не отличима от этой примитивно-интуитивной реакции
на вещи, ибо вся разница будет только, может быть, в степени
или подвидах этой общей примитивно-биологически-интуи-
тивной установки сознания на бытие. И можно сказать, что
миф, если выключить из него всякое поэтическое содержа-
ние, есть не что иное, как только общее, простейшее, до-реф-
лективное, интуитивное взаимоотношение человека с вещами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
такое в окончательной своей роли, об этом мы будем гово-
рить, когда переберем все составные элементы мифа и когда
поймем истинное положение ее среди всех этих элементов.
Сейчас же необходимо поставить только такой вопрос: какова
структура этой чистой и беспримесной мифической отрешен-
ности Это и не вопрос об ее общем смысле, на который мы
уже ответили, и не вопрос об ее диалектическом месте в систе-
ме цельного мифического образа, о чем мы еще будем гово-
рить. Это вопрос средний между тем и другим. Какова струк-
тура чистой и голой мифической отрешенности?
Мифическая отрешенность есть отрешенность от смысла
и идеи повседневных фактов, но не от их фактичности. Миф
263
фактичен ровно так, как и все реальные вещи; и если есть
какая-нибудь разница между мифической реальностью и фак-
тической, вещественной реальностью, то вовсе не в том, что
первая - слабее, менее интенсивна и массивна, более фантас-
тична и бесплотна, но скорее именно в том, что она - силь-
нее, часто несравненно более интенсивна и массивна, более
реалистична и телесна. Стало быть, единственная форма ми-
фической отрешенности - это отрешенность от смысла
вещей. Вещи в мифе, оставаясь теми же, приобретают совер-
шенно особый смысл, подчиняются совершенно особой идее,
которая делает их отрешенной. Ковер - обыкновенная вещь
повседневной жизни. Ковер-самолет - мифический образ.
Какая разница между ними? Вовсе не в факте, ибо по факту
своему ковер как был ковром, так им и остался. Разница в
том, что он получил совершенно другое значение, другую
идею, на него стали смотреть совершенно иными глазами. Во-
лосы, когда их выметают вместе с прочим сором в парикма-
херской, и волосы как амулет - ровно ничем не отличаются
по своей фактической реальности. И в том и в другом случае
это - самая обыкновенная и простая вещь. Но волосы как
амулет, как носители души или душевных сил или как знаки
иных реальностей получают новый смысл, и с ними поэтому
иначе и обращаются. Нельзя, напр., быть настолько нечут-
ким, чтобы не видеть разницы между стеарином и воском,
между керосином и деревянным маслом, между одеколоном и
ладаном. В стеарине есть что-то прикладное, служебное, к
тому же что-то грязное и сальное, что-то нахальное и само-
мнительное. Воск есть нечто умильное и теплое; в нем кро-
тость и любовь, мягкосердие и чистота; в нем начало умной
молитвы, неизменно стремящейся к тишине и теплоте сердеч-
ной. Также нахален и неблагодарен керосин; он меряет лю-
бовь на пуды и теплоту на калории; он духовно нечист и воня-
ет смрадом; он - машина и смазочное средство. Как табак -
ладан сатане, так керосин - соус для беса. Одеколон же вооб-
ще существует только для парикмахеров и приказчиков и,
может быть, только еще для модных протодиаконов. Так, мо-
литься со стеариновой свечой в руках, наливши в лампаду ке-
росин и надушившись одеколоном, можно, только отступив-
ши от правой веры. Это - ересь в подлинном смысле, и по-
добных самочинников надо анафемствовать. Таково же и
значение бороды. Стоглавый Собор постановил: <Аще кто
браду бреет и умрет тако, не достоит над ним служити, ни со-
рокоустия по нем пети, ни просвиры, ни свещи по нем в цер-
264
вь принести. С неверными да причтется. От еретик бо се на-
коша>. И при всем том везде тут речь идет о вещах, и только
Мифический смысл вещи не мешает ей быть вещью, а
. Qpgg наоборот, как-то подчеркивает ее вещность. <Честная
дда> и <скобленое рыло> одинаково суть реальности; только
о _- хорошая реальность, а другое - дурная. - Итак, ми-
веская отрешенность есть отрешенность фактов по их идее
т их обычного идейного состава и назначения.
8. Это мы уже знаем и сейчас только вспомнили об этом.
qQ вытекает отсюда для структуры мифической отрешеннос-
ти или мифически-отрешенного слоя в любой другой структу-
ре сознания?
а) Раз дана такая отрешенность, то, в чем бы она ни заклю-
qgJiacb, она объединяет вещи в каком-то новом плане, лишая их
присущей им естественной раздельности. Ковер - некая вещь
естественного распорядка. Летание по воздуху - некий реаль-
ный процесс определенного естественного распорядка (для
птиц насекомых и прочих). Но вот <ковер> и <летание по воз-
духу> объединяются в один образ. Что это значит? Это значит,
что несмотря на все их естественное различие и в некотором
смысле даже несоединимость, они объединяются тут согласно
особой идее объединения, и их естественное различие уже зна-
чительно померкло. При этом идея, их объединившая, сделала
их отрешенньт бытием, перевела их из сферы обычных вещей
и процессов в сферу отрешенную. Есть, следовательно, какая-
то общая точка схождения этих вещей, какой-то общий и еди-
ный взгляд на них, в котором моментально потухает их естест-
венная непримиримость и они вдруг оказываются сразу объ-
единенными и примиренными.
Ь) Отсюда следует, что мифическая отрешенность предпо-
лагает некую чрезвычайно простую и элементарную интуи-
цию, моментально превращающую обычную идею вещи в
новую и небывалую. Можно сказать, что каждому человеку
свойственна такая специфическая интуиция, рисующая ему
мир только в каком-то особенном свете, а не как-нибудь
иначе. И потому мифическая отрешенность есть явление ис-
ключительное по своей универсальности. В каждом человеке
можно заметить, как бы ни была богата его психика, эту одну
общую линию понимания вещей и обращения с ними. Такая
линия свойственна только ему и никому больше. На любом
писателе это можно проверить и показать. Но только наши
историки литературы и литературоведы мало занимаются та-
К1ши вопросами. Вопросы же эти - совершенно эмпиричес-
кие и реальные и требуют массы фактических и статистичес-
265
ких наблюдений для выяснения общего уклона образности и
прочих словесных особенностей данного писателя. Эта основ-
ная и примитивная интуиция есть нечто совершенно простое,
нечто совсем, совсем простое, как бы только один взгляд на
какую-нибудь вещь. Это действительно взгляд, но не на ту или
иную вещь, а взгляд вообще на все бытие, на мир, на любую
вещь, на Божество, на природу, на небо, на землю, на свой,
наконец, костюм, на еду, на мельчайший атом повседневной
жизни, и даже собственно не взгляд, а какая-то первичная ре-
акция сознания на вещи, какое-то первое столкновение с ок-
ружающим. В этом пункте мифическая отрешенность совер-
шенно не отличима от этой примитивно-интуитивной реакции
на вещи, ибо вся разница будет только, может быть, в степени
или подвидах этой общей примитивно-биологически-интуи-
тивной установки сознания на бытие. И можно сказать, что
миф, если выключить из него всякое поэтическое содержа-
ние, есть не что иное, как только общее, простейшее, до-реф-
лективное, интуитивное взаимоотношение человека с вещами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113