– Сами-то вы чьего роду-племени?..
Анна не успела ответить. В распахнутую настежь дверь лавки вбежала статс-дама с раскрасневшимся, озабоченным лицом. Увидела Анну и обрадовалась.
– Слава богу… А я с ног сбилась, искамши вас… Господи, думаю, потерялися… А ну-ка обидит кто…
Статс-дама облегченно перевела дух, опахнула лицо рукой. Услужливый малый подскочил с табуреткой, бережно поддерживая даму под локоток, помог ей присесть.
Анна взглянула на нее, будто иглой уколола, и статс-дама сконфуженно поднялась.
– Ой… простите, ваше высочество…
Тут и сам купец и купчонок его рты поразинули. Думали, заявилась какого-нибудь новоявленного вельможи дочь, – нынче развелось множество этой знати, ан, оказывается.
«Гм… Высочество…»
Купец зыркнул глазами на своего помощника, и тот понимающе мигом вытянулся в струнку, опустил руки по швам, бессловесно замер.
– Ваше… ваше высочество… – елейно пролепетал купец и, не смея утруждать своим недостойным взглядом посетившую его лавку высокую особу, перевел вопросительный взгляд на статс-даму.
Она торжественно объявила:
– Их высочество цесаревна Анна Ивановна, племянница их величества государя.
Лицо Анны сразу стало надменным, будто окаменевшим.
– Ваше величество… это… высочество… – сбивался купец. – Осчастливьте, ваше высочество… Извольте лишь вымолвить, что вашему глазу прилюбиться изволило… Соблаговолите, ваше высочество… – кланялся он Анне и терялся в догадках: может, нужно в ноги склониться, – кто знает, как в сем случае политичнее поступать. – Митька!.. Давай, завертывай! – быстро приказывал он.
Митька кинулся к прилавку, но на нем было навалено столько, что он не знал, к чему приступаться, чего и сколько завертывать.
На пороге лавочного раствора показался какой-то салоп, и втиснутая в него старуха прошамкала:
– Крестки нательные вноверожденным – почем просите?
– Иди ты отсюда, иди! – замахали на нее руками. До крестков ли?! – редкий на весь гостиный двор случай, когда купец отгонял от себя покупательницу.
Изумленная старуха шепотливо сотворила молитву и попятилась прочь.
Статс-дама выжидающе смотрела на Анну; смотрел и ждал ее приказаний купец. И Анна решилась: пускай все они… пускай и эта придворная тля… присесть еще, мерзавка, решилась!.. Пускай все будут знать, каков царский род!
Вскинула глаза на прилавок и произнесла:
– Самого лучшего. На полный чтоб тувалет… И чтоб поднизь, и на ухи. Вон те, что с бирюльками махонькими, – указала на раскрытую коробочку. – Ну и «вздохов амура» три скляночки… Нет, шесть пускай.
Возвращалась из гостиного двора Анна с большим волнением: как-то маменька к покупкам ее отнесется?.. Неужго пожадничает купить?.. А может, купцы в подарок все принесут, почтут за честь для себя? Вот бы ладно!
И не могла успокоиться, опомниться от нарядов.
И в лавке тоже долгое время прийти в себя не могли, обрадованные благосклонным посещением особы царских кровей.
– Вот оно, счастье-то, подвалило! – радовался купец. – Глядишь, поставщиками заделаемся, кое-кому дорожку ко дворцу перейдем. Счастливый день какой выдался!
А Митька, тот самый, что зубы скалил, подмигивал Анне да с озорства руку ей жал, все еще поверить не мог:
– Мать честная… Высочество! – и крутил головой.
Царица Прасковья от нечего делать доедала пареного в сметане леща, когда возвратилась Анна.
– Ой, маменька, как мне нравится все! – обняла ее Анна за шею и поцеловала.
– Ну, ну, не замай, подавлюсь, – локтем отстранила ее мать, обсасывая рыбью голову.
С минуту Анна приглядывалась, как настроена мать, – будто незлобная. Подсела к ней, прижалась щекой к плечу.
– Маменька, миленькая…
И рассказала ей обо всем: какие в гостином дворе купцы обходительные, какие приглядные товары у них и какую самую малость в одной лавке она отобрала для себя.
– Ну что ж, ничего. Малость можно. Побалуйся с новоселья, – разрешила ей царица Прасковья.
После этого часу времени не прошло – доложили, что прибыл купец. Прасковья велела впустить.
В новой праздничной чуйке явился припомаженный гостинодворец. За ним его Митька втаскивал на горбе большой короб, завернутый в бумагу и перетянутый розовой лентой. Явившиеся земно поклонились и покрестились на образа. Потом, припав на колени, отвесили низкий поклон царице и были допущены до целованья руки.
– Ну-ка, что там, показывай.
Звонко лопнула лента, прошелестела бумага, открывая скрытое в ней. Перед царицыны очи перво-наперво был поставлен изукрашенный мелким бисером ларец «с ключиком-замочком, золотым цепочком», с музыкальным звоном при открывании крышки. А в том ларце: поднизи, рясна, бусы жемчужные, бусы яхонтовые, янтарные, первейшей моды обручочки, чтобы их на руку, на запястье надевать с вделанными в них разноцветными камешками-глазками; перстеньки еще там, ушные подвески и броши. Легла к царицыным ногам одна штука голубого, небесного цвета бархата; штука бархата алого; шелка палевые, бирюзовые да лазоревые; мотки с широкими и узкими кружевами, будто не люди, а пауки их плели да ткали, – до того тонки, с пропущенной по узорам серебряной паутинкой; в бумажной коробке туфли, вытканные бисером на носках, – до того легкие, что в них по воздуху только ступать. А на самом дне короба – парча, алтабас. Распахнулись еще коробочки – десять штук – и из них повеяли по царским покоям несравненные «вздохи амура». До чего ж хорошо!
– Все?
– Все-с.
– А еще чего в твоей лавке есть? – каким-то одеревеневшим голосом спросила купца царица Прасковья.
– Еще-с?.. А еще, матушка-государыня, еще какой ваш наказ будет, в един миг перед ваши светлые очи доставим, – угодливо отвечал купец.
– Ну, а почем же, примерно… ну, бархат этот? – спросила царица, ткнув пальцем в штуку алого цвета.
Купец поспешно ответил, и царица от великого удивления даже брови на лоб слегка вскинула. «Скажи ты, дешевка какая! Чуть ли не даром совсем. С московской ценой и сравнить нельзя, – как есть почти даром…» – и тронула бархат рукой, погладила, помяла в пальцах, посмотрела с изнанки. Чтобы еще больше увериться в дешевизне, спросила:
– За все?
Тогда в свою очередь удивился купец:
– Как за все?.. За аршин-с.
У царицы Прасковьи все лицо краской зашлось.
– Да ты что, отец мой, сдурел?
– Никак нет-с… Зачем же-с…
– Да у нас в Москве ни один чумовой и в десятую долю того не запросит. Эка куда хватил!
Купец неопределенно повел плечами, осклабился.
– Так то, может, в Москве…
– А в Москве что ж, по-твоему, не люди живут?.. Ну, а это вот?.. – выдернула из ларца нитку жемчуга.
Купец вымолвил такую цену, что у царицы Прасковьи в ушах засвербело.
– Ой, ой, свят, свят… Да ты впрямь не в своем уме… Чтоб за этакую пустельгу… Да… тьфу тебя, окаянного!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241
Анна не успела ответить. В распахнутую настежь дверь лавки вбежала статс-дама с раскрасневшимся, озабоченным лицом. Увидела Анну и обрадовалась.
– Слава богу… А я с ног сбилась, искамши вас… Господи, думаю, потерялися… А ну-ка обидит кто…
Статс-дама облегченно перевела дух, опахнула лицо рукой. Услужливый малый подскочил с табуреткой, бережно поддерживая даму под локоток, помог ей присесть.
Анна взглянула на нее, будто иглой уколола, и статс-дама сконфуженно поднялась.
– Ой… простите, ваше высочество…
Тут и сам купец и купчонок его рты поразинули. Думали, заявилась какого-нибудь новоявленного вельможи дочь, – нынче развелось множество этой знати, ан, оказывается.
«Гм… Высочество…»
Купец зыркнул глазами на своего помощника, и тот понимающе мигом вытянулся в струнку, опустил руки по швам, бессловесно замер.
– Ваше… ваше высочество… – елейно пролепетал купец и, не смея утруждать своим недостойным взглядом посетившую его лавку высокую особу, перевел вопросительный взгляд на статс-даму.
Она торжественно объявила:
– Их высочество цесаревна Анна Ивановна, племянница их величества государя.
Лицо Анны сразу стало надменным, будто окаменевшим.
– Ваше величество… это… высочество… – сбивался купец. – Осчастливьте, ваше высочество… Извольте лишь вымолвить, что вашему глазу прилюбиться изволило… Соблаговолите, ваше высочество… – кланялся он Анне и терялся в догадках: может, нужно в ноги склониться, – кто знает, как в сем случае политичнее поступать. – Митька!.. Давай, завертывай! – быстро приказывал он.
Митька кинулся к прилавку, но на нем было навалено столько, что он не знал, к чему приступаться, чего и сколько завертывать.
На пороге лавочного раствора показался какой-то салоп, и втиснутая в него старуха прошамкала:
– Крестки нательные вноверожденным – почем просите?
– Иди ты отсюда, иди! – замахали на нее руками. До крестков ли?! – редкий на весь гостиный двор случай, когда купец отгонял от себя покупательницу.
Изумленная старуха шепотливо сотворила молитву и попятилась прочь.
Статс-дама выжидающе смотрела на Анну; смотрел и ждал ее приказаний купец. И Анна решилась: пускай все они… пускай и эта придворная тля… присесть еще, мерзавка, решилась!.. Пускай все будут знать, каков царский род!
Вскинула глаза на прилавок и произнесла:
– Самого лучшего. На полный чтоб тувалет… И чтоб поднизь, и на ухи. Вон те, что с бирюльками махонькими, – указала на раскрытую коробочку. – Ну и «вздохов амура» три скляночки… Нет, шесть пускай.
Возвращалась из гостиного двора Анна с большим волнением: как-то маменька к покупкам ее отнесется?.. Неужго пожадничает купить?.. А может, купцы в подарок все принесут, почтут за честь для себя? Вот бы ладно!
И не могла успокоиться, опомниться от нарядов.
И в лавке тоже долгое время прийти в себя не могли, обрадованные благосклонным посещением особы царских кровей.
– Вот оно, счастье-то, подвалило! – радовался купец. – Глядишь, поставщиками заделаемся, кое-кому дорожку ко дворцу перейдем. Счастливый день какой выдался!
А Митька, тот самый, что зубы скалил, подмигивал Анне да с озорства руку ей жал, все еще поверить не мог:
– Мать честная… Высочество! – и крутил головой.
Царица Прасковья от нечего делать доедала пареного в сметане леща, когда возвратилась Анна.
– Ой, маменька, как мне нравится все! – обняла ее Анна за шею и поцеловала.
– Ну, ну, не замай, подавлюсь, – локтем отстранила ее мать, обсасывая рыбью голову.
С минуту Анна приглядывалась, как настроена мать, – будто незлобная. Подсела к ней, прижалась щекой к плечу.
– Маменька, миленькая…
И рассказала ей обо всем: какие в гостином дворе купцы обходительные, какие приглядные товары у них и какую самую малость в одной лавке она отобрала для себя.
– Ну что ж, ничего. Малость можно. Побалуйся с новоселья, – разрешила ей царица Прасковья.
После этого часу времени не прошло – доложили, что прибыл купец. Прасковья велела впустить.
В новой праздничной чуйке явился припомаженный гостинодворец. За ним его Митька втаскивал на горбе большой короб, завернутый в бумагу и перетянутый розовой лентой. Явившиеся земно поклонились и покрестились на образа. Потом, припав на колени, отвесили низкий поклон царице и были допущены до целованья руки.
– Ну-ка, что там, показывай.
Звонко лопнула лента, прошелестела бумага, открывая скрытое в ней. Перед царицыны очи перво-наперво был поставлен изукрашенный мелким бисером ларец «с ключиком-замочком, золотым цепочком», с музыкальным звоном при открывании крышки. А в том ларце: поднизи, рясна, бусы жемчужные, бусы яхонтовые, янтарные, первейшей моды обручочки, чтобы их на руку, на запястье надевать с вделанными в них разноцветными камешками-глазками; перстеньки еще там, ушные подвески и броши. Легла к царицыным ногам одна штука голубого, небесного цвета бархата; штука бархата алого; шелка палевые, бирюзовые да лазоревые; мотки с широкими и узкими кружевами, будто не люди, а пауки их плели да ткали, – до того тонки, с пропущенной по узорам серебряной паутинкой; в бумажной коробке туфли, вытканные бисером на носках, – до того легкие, что в них по воздуху только ступать. А на самом дне короба – парча, алтабас. Распахнулись еще коробочки – десять штук – и из них повеяли по царским покоям несравненные «вздохи амура». До чего ж хорошо!
– Все?
– Все-с.
– А еще чего в твоей лавке есть? – каким-то одеревеневшим голосом спросила купца царица Прасковья.
– Еще-с?.. А еще, матушка-государыня, еще какой ваш наказ будет, в един миг перед ваши светлые очи доставим, – угодливо отвечал купец.
– Ну, а почем же, примерно… ну, бархат этот? – спросила царица, ткнув пальцем в штуку алого цвета.
Купец поспешно ответил, и царица от великого удивления даже брови на лоб слегка вскинула. «Скажи ты, дешевка какая! Чуть ли не даром совсем. С московской ценой и сравнить нельзя, – как есть почти даром…» – и тронула бархат рукой, погладила, помяла в пальцах, посмотрела с изнанки. Чтобы еще больше увериться в дешевизне, спросила:
– За все?
Тогда в свою очередь удивился купец:
– Как за все?.. За аршин-с.
У царицы Прасковьи все лицо краской зашлось.
– Да ты что, отец мой, сдурел?
– Никак нет-с… Зачем же-с…
– Да у нас в Москве ни один чумовой и в десятую долю того не запросит. Эка куда хватил!
Купец неопределенно повел плечами, осклабился.
– Так то, может, в Москве…
– А в Москве что ж, по-твоему, не люди живут?.. Ну, а это вот?.. – выдернула из ларца нитку жемчуга.
Купец вымолвил такую цену, что у царицы Прасковьи в ушах засвербело.
– Ой, ой, свят, свят… Да ты впрямь не в своем уме… Чтоб за этакую пустельгу… Да… тьфу тебя, окаянного!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241