— Почему вы говорили с ним по-латыни? — спросил мэр.
— Мне казалось это правильным.
— Но почему?..
— Мне хотелось по возможности избежать лжи, — ответил отец Кихот. — Даже лжи во благо, а не во зло, пользуясь терминологией отца Йоне.
— А почему вы должны были ему лгать?
— Да совсем неожиданно возникла такая возможность — я бы даже сказал, искушение.
Мэр вздохнул. Вино несомненно нарушило молчание отца Кихота, и сейчас Санчо чуть ли не жалел об этом. Он спросил:
— Вы нашли сыр?
— И даже изрядный кусок, но я отдал ему.
— Жандарму? Да зачем же это?..
— Нет, нет, тому человеку, которого он ищет.
— Вы хотите сказать, что видели этого человека?
— Ну да, потому я и боялся вопросов.
— Ради всего святого, где же он сейчас?
— В багажнике нашей машины. Вот теперь было бы крайне неосторожно с моей стороны, как сказал жандарм, оставлять ключ в стартере… Кто-нибудь мог бы уехать вместе с этим человеком. Ну, а так — опасность уже позади.
Мэр долго не мог произнести ни слова. Наконец он спросил:
— А куда вы девали вино?
— Мы вместе поставили его на заднее сиденье.
— Слава богу, — произнес мэр, — что я сменил в Вальядолиде номер машины.
— Почему, Санчо?
— Те жандармы наверняка сообщили ваш номер в Авилу. И теперь он уже у них на компьютере.
— Но в моих бумагах…
— А я и бумаги для вас получил другие. На это, конечно, потребовалось время. Потому мы и пробыли так долго в Вальядолиде. Тамошний владелец гаража — мой давний друг, член нашей партии.
— Санчо, Санчо, сколько же лет тюрьмы мы за это заработали?
— И вполовину не столько, сколько вы получите за то, что скрываете от правосудия беглеца. И что это на вас напало?..
— Он попросил меня помочь. Сказал, что его несправедливо обвинили, спутали с кем-то другим.
— Это с дыркой-то от пули в штанах? Человека, ограбившего банк?
— Но ведь и ваш Сталин был таким же. Многое зависит от побудительных мотивов в конце-то концов. Если бы Сталин пришел ко мне исповедоваться и честно рассказал о причинах, побудивших его так поступать, я бы, возможно, велел ему десять дней молиться по четкам, хотя в Эль-Тобосо я до сих пор никого так строго не наказывал. Помните, что сказал мой предок галерным рабам, прежде чем их освободить: «На небе есть бог, и он неустанно карает зло и награждает добро, а людям порядочным не пристало быть палачами своих ближних…» [Сервантес, «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», ч.1, гл.22, пер. Н.Любимова]. Это добрая христианская доктрина, Санчо. Десять дней перебирать четки — достаточно суровое наказание. А мы не палачи и не занимаемся допросами. Добрый самарянин не расспрашивал беднягу — того, которого избили разбойники, — о его прошлом, а взял и помог ему. А ведь этот человек, возможно, был мытарем, и разбойники лишь отобрали у него то, что он у них взял.
— Пока вы тут разглагольствуете, монсеньер, наш раненый, наверно, помирает из-за недостатка воздуха.
Они поспешили к машине и обнаружили беглеца в весьма плачевном состоянии. Накладные усы, намокшие от пота, отклеились и свисали с края верхней губы. По счастью, он был маленький и без труда уместился на том небольшом пространстве, которое мог предоставить ему «Росинант».
Тем не менее когда его выпустили из багажника, он принялся возмущаться:
— Я думал, я тут сдохну. Куда это вы провалились?
— Мы старались для вас, как могли, — сказал отец Кихот почти теми же словами, какие употребил его предок. — Мы не собираемся вас судить, но ваша совесть должна была бы подсказать вам, что неблагодарность — позорный грех.
— Мы для тебя даже слишком много сделали, — сказал Санчо. — А теперь проваливай. Жандарм поехал в ту сторону. Я бы посоветовал тебе держаться полей, пока не дойдешь до города, а там — растворишься.
— Да как же я могу держаться полей в таким ботинках — они насквозь прогнили, и как я могу раствориться в городе, когда у меня дыра от револьверной пули в штанине?
— Ты же ограбил банк. Можешь купить себе новую пару ботинок.
— Кто сказал, что я ограбил банк? — И он вывернул пустые карманы. — Можете обыскать меня, — сказал он. — А еще называете себя христианами.
— Я не называю, — сказал мэр. — Я — марксист.
— И спина у меня разламывается. Я и шагу не могу сделать.
— У меня тут есть немного аспирина в машине, — сказал отец Кихот. Он отпер машину и принялся рыться в отделении для перчаток. Незнакомец за его спиной кашлянул раз, потом второй. — У меня есть и леденцы от кашля, — сказал отец Кихот. — Наверное, просквозило вас в багажнике. — Он обернулся с лекарствами в руке и, к своему великому изумлению, увидел, что незнакомец нацелил на него револьвер.
— Не надо такой штукой ни в кого целиться, — сказал он, — это опасно.
— Ботинки у вас какого размера? — спросил незнакомец.
— Право, не помню. По-моему, тридцать девятого.
— А у вас?
— Сорокового, — сказал Санчо.
— Давайте ваши, — скомандовал незнакомец, обращаясь к отцу Кихоту.
— Да они почти в таком же плачевном состоянии, как и ваши.
— Не спорьте. Я бы взял у вас и брюки, если б только они подошли. А теперь повернитесь оба ко мне спиной. Если хоть один из вас шевельнется, пристрелю обоих.
Отец Кихот сказал:
— Не понимаю, почему вы отправились грабить банк — если вы его действительно ограбили — в разваливающихся ботинках.
— По ошибке надел не ту пару. Вот почему. А теперь можете повернуться. Залезайте в машину — оба. Я сяду сзади, и если вы хоть где-нибудь почему-то остановитесь, буду стрелять.
— Куда же ты хочешь, чтоб мы тебя отвезли? — спросил Санчо.
— Высадите меня у собора в Леоне.
Отец Кихот не без труда задним ходом вывел машину с поля на дорогу.
— Очень вы плохой водитель, — сказал незнакомец.
— Да все дело в «Росинанте». Не любит он пятиться. Боюсь, вам там тесно со всем этим вином. Может, остановимся и перетащим ящик в багажник?
— Нет. Двигайте дальше.
— А что случилось с вашей «хондой»? Жандарм сказал, вы ее бросили.
— Бензин у меня кончился. Позабыл залить бак.
— Не ту пару ботинок надели. Не запаслись бензином. Право же, похоже, господь был против ваших планов.
— Вы что, не можете ехать быстрее?
— Нет. «Росинант» у меня очень старенький. Он может рассыпаться, если перейти за сорок. — Отец Кихот взглянул в зеркальце и увидел нацеленный ему в спину револьвер. — Хорошо бы вы успокоились и положили оружие, — сказал он. — «Росинант» порой ведет себя, как верблюд. Он может вдруг так тряхануть, что эта штука сама выстрелит. А вы едва ли обрадуетесь, если на вашей совести будет убийство еще одного человека.
— Что это вы мелете? Какого еще одного человека?
— Да я имею в виду того беднягу в банке, которого вы убили.
— Не убил я его. Промахнулся.
— Да, господь, видно, изрядно потрудился, чтобы избавить вас от тяжкого греха, — сказал отец Кихот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51