Какой-то таинственный незнакомец, сказал мэр, одолжил ресторатору денег, и тот купил на них новый морозильник. И каким-то образом — совершенно непостижимым для отца Кихота — это серьезно повлияло на результаты выборов.
— Я умываю руки и уезжаю из Эль-Тобосо, — заявил бывший мэр.
— А меня вынуждает уехать епископ, — признался ему отец Кихот и рассказал свою грустную историю.
— Надо было мне предупредить вас. Вот что получается, когда слишком доверяешь Церкви.
— Да дело тут не в Церкви, а в епископе. Мне никогда не нравился этот епископ, да простит меня господь. Вот вы — другое дело. Очень мне жаль вас, дорогой мой друг. Ваша партия подвела вас, Санчо.
На самом-то деле мэра звали Санкас — как звали и Санчо Пансу в правдивой истории Сервантеса, — и хотя при рождении мэра нарекли Энрике, он разрешал своему другу отцу Кихоту в шутку называть его Санчо.
— Дело вовсе не в моей партии. Три человека подложили мне эту свинью. — И он снова повторил: мясник, хозяин гаража и владелец ресторанчика, который приобрел морозильник. — В каждой партии есть предатели. В вашей партии тоже, отец Кихот. Был же у вас Иуда…
— А у вас был Сталин.
— Нечего вспоминать сейчас эту старую надоевшую историю.
— История про Иуду еще старее.
— Александр Шестой… [Александр VI Борджиа (1431-1503) — римский папа, известный своей жестокостью]
— А у вас Троцкий. Правда, насколько я понимаю, теперь можно придерживаться разного мнения о Троцком.
В их препирательстве было мало логики, но это был первый случай, когда дело у них чуть не дошло до размолвки.
— А какого вы мнения об Иуде? В эфиопской церкви он считается святым.
— Санчо, Санчо, слишком мы по-разному на все смотрим, чтобы устраивать диспуты. Пойдемте ко мне, выпьем по рюмочке малаги… О господи, я же совсем забыл: епископ прикончил бутылку…
— Епископ… Вы позволили этому мерзавцу…
— Да то был другой епископ. Тот был очень хороший человек, но как раз от него-то и пошла моя беда.
— Пойдемте в таком случае ко мне и выпьем по рюмочке доброй водки.
— Водки?
— Польской водки, отец. Из католической страны.
Отец Кихот впервые пробовал водку. Первая рюмка показалась ему безвкусной, от второй он почувствовал приятное возбуждение.
— Вы будете скучать по своим обязанностям мэра, Санчо, — сказал он.
— Я решил отдохнуть. Я ведь ни разу не выезжал из Эль-Тобосо после смерти этого мерзавца Франко. Вот будь у меня машина…
Отец Кихот подумал о «Росинанте», и мысли его тотчас потекли по другому руслу.
— Москва слишком далеко, — донесся до него голос мэра. — К тому же там слишком холодно. Восточная Германия… Неохота мне туда ехать: слишком много немцев мы видели в Испании.
«А что если, — думал тем временем отец Кихот, — меня сошлют в Рим. „Росинанту“ ни за что не проделать такого пути. Епископ ведь упоминал даже про миссионерскую деятельность. А дни „Росинанта“ уже сочтены. Не брошу же я его умирать где-нибудь на обочине в Африке, чтобы над ним надругались из-за какой-нибудь коробки передач или дверной ручки».
— Ближайшее государство, где у власти стоит наша партия, — Сан-Марино. Еще рюмочку, отец?
Отец Кихот не раздумывая протянул руку.
— А что вы будете делать, отец, без Эль-Тобосо?
— Поступлю как укажут. Поеду куда пошлют.
— Будете, как здесь, нести веру верующим?
— Легче всего глумиться, Санчо. Я сомневаюсь, есть ли на свете человек, безоговорочно верующий.
— Даже папа римский?
— Возможно, в том числе и бедняга папа. Кто знает, о чем он думает ночью, в постели, после того, как прочтет свои молитвы?
— А вы?
— О, я такой же невежда, как и любой из моих прихожан. Просто я читал много книг, когда учился, — больше, чем они, но и только: все ведь забывается…
— И однако же вы верите во всю эту чепуху. В господа бога, в святую троицу, в непорочное зачатие…
— Хочу верить. И хочу, чтобы другие верили.
— Почему?
— Я хочу, чтобы они были счастливы.
— Пусть пьют водочку. Это лучше, чем фантазировать.
— Действие водки проходит. Оно уже сейчас испаряется.
— Как и верования.
Отец Кихот в изумлении поднял на Санчо глаза. До того он не без грусти смотрел на дно своей рюмки, в которой оставалось всего несколько капель водки.
— Ваши верования?
— И ваши тоже.
— Почему вы так думаете?
— Да потому, отец, что жизнь делает свое грязное дело. Верования угасают, как и желание обладать женщиной. Не думаю, чтобы вы были исключением из общего правила.
— Вы считаете, мне не следует больше пить?
— Водка еще никому не причиняла вреда.
— Я на днях очень удивился, увидев, как много пил епископ из Мотопо.
— А где это — Мотопо?
— In partibus infidelium.
— Я немного знал когда-то латынь, но теперь уже позабыл.
— А я и не подозревал, что вы вообще ее знали.
— Мои родители хотели сделать из меня священника. Я ведь даже учился в Саламанке. Просто раньше я никогда вам этого не говорил, отче. In vodka veritas [в водке — истина (лат.)].
— Так вот откуда вам известно про эфиопскую церковь? Я был немного удивлен.
— Какие-то обрывки бесполезных знаний всегда прилипают к мозгу, как рачки — к кораблю. Кстати, вы читали, что советские космонавты побили рекорд пребывания в открытом космосе?
— Я что-то такое слышал вчера по радио.
— И, однако, за все это время они не встретили там ни одного ангела.
— А вы читали, Санчо, про черные дыры в космосе?
— Я знаю, что вы сейчас скажете, отче. Но ведь слово «дыры» употребляется лишь как метафора. Еще рюмочку. И не бойтесь вы каких-то там епископов.
— Ваша водка преисполняет меня надежды.
— На что?
— Весьма слабой надежды, надо сказать.
— Продолжайте же. Скажите. Какой надежды?
— Я не могу вам этого сказать. Вы будете надо мной смеяться. Может быть, когда-нибудь я вам расскажу о моей надежде. Если господь даст мне на это время. Ну и вы, конечно, — тоже.
— Надо нам почаще видеться, отче. Может, мне удастся обратить вас в веру Маркса.
— А есть у вас тут на полках Маркс?
— Конечно.
— «Das Kapital»? ["Капитал" (нем.)]
— Да. И он тоже. Вот. Я давно ничего из этого не читал. Сказать по правде, некоторые места мне всегда казались… Ну, словом, устаревшими… Вся эта статистика времен промышленной революции в Англии… Я думаю, вы тоже находите в Библии скучные места.
— Слава богу, мы не обязаны изучать Числа или Второзаконие, но Евангелие — это совсем не скучно. Господи, взгляните на часы! Неужели это водка так все убыстряет?
— Знаете, отец, вы напоминаете мне вашего предка. Он верил всему, что написано в рыцарских романах, которые и в его-то время уже были устаревшими…
— Я в жизни не читал ни одного рыцарского романа.
— Но вы же по-прежнему читаете все эти старые богословские книги. Они для вас — все равно что рыцарские романы для вашего предка. Вы верите им так же, как он верил своим книгам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Я умываю руки и уезжаю из Эль-Тобосо, — заявил бывший мэр.
— А меня вынуждает уехать епископ, — признался ему отец Кихот и рассказал свою грустную историю.
— Надо было мне предупредить вас. Вот что получается, когда слишком доверяешь Церкви.
— Да дело тут не в Церкви, а в епископе. Мне никогда не нравился этот епископ, да простит меня господь. Вот вы — другое дело. Очень мне жаль вас, дорогой мой друг. Ваша партия подвела вас, Санчо.
На самом-то деле мэра звали Санкас — как звали и Санчо Пансу в правдивой истории Сервантеса, — и хотя при рождении мэра нарекли Энрике, он разрешал своему другу отцу Кихоту в шутку называть его Санчо.
— Дело вовсе не в моей партии. Три человека подложили мне эту свинью. — И он снова повторил: мясник, хозяин гаража и владелец ресторанчика, который приобрел морозильник. — В каждой партии есть предатели. В вашей партии тоже, отец Кихот. Был же у вас Иуда…
— А у вас был Сталин.
— Нечего вспоминать сейчас эту старую надоевшую историю.
— История про Иуду еще старее.
— Александр Шестой… [Александр VI Борджиа (1431-1503) — римский папа, известный своей жестокостью]
— А у вас Троцкий. Правда, насколько я понимаю, теперь можно придерживаться разного мнения о Троцком.
В их препирательстве было мало логики, но это был первый случай, когда дело у них чуть не дошло до размолвки.
— А какого вы мнения об Иуде? В эфиопской церкви он считается святым.
— Санчо, Санчо, слишком мы по-разному на все смотрим, чтобы устраивать диспуты. Пойдемте ко мне, выпьем по рюмочке малаги… О господи, я же совсем забыл: епископ прикончил бутылку…
— Епископ… Вы позволили этому мерзавцу…
— Да то был другой епископ. Тот был очень хороший человек, но как раз от него-то и пошла моя беда.
— Пойдемте в таком случае ко мне и выпьем по рюмочке доброй водки.
— Водки?
— Польской водки, отец. Из католической страны.
Отец Кихот впервые пробовал водку. Первая рюмка показалась ему безвкусной, от второй он почувствовал приятное возбуждение.
— Вы будете скучать по своим обязанностям мэра, Санчо, — сказал он.
— Я решил отдохнуть. Я ведь ни разу не выезжал из Эль-Тобосо после смерти этого мерзавца Франко. Вот будь у меня машина…
Отец Кихот подумал о «Росинанте», и мысли его тотчас потекли по другому руслу.
— Москва слишком далеко, — донесся до него голос мэра. — К тому же там слишком холодно. Восточная Германия… Неохота мне туда ехать: слишком много немцев мы видели в Испании.
«А что если, — думал тем временем отец Кихот, — меня сошлют в Рим. „Росинанту“ ни за что не проделать такого пути. Епископ ведь упоминал даже про миссионерскую деятельность. А дни „Росинанта“ уже сочтены. Не брошу же я его умирать где-нибудь на обочине в Африке, чтобы над ним надругались из-за какой-нибудь коробки передач или дверной ручки».
— Ближайшее государство, где у власти стоит наша партия, — Сан-Марино. Еще рюмочку, отец?
Отец Кихот не раздумывая протянул руку.
— А что вы будете делать, отец, без Эль-Тобосо?
— Поступлю как укажут. Поеду куда пошлют.
— Будете, как здесь, нести веру верующим?
— Легче всего глумиться, Санчо. Я сомневаюсь, есть ли на свете человек, безоговорочно верующий.
— Даже папа римский?
— Возможно, в том числе и бедняга папа. Кто знает, о чем он думает ночью, в постели, после того, как прочтет свои молитвы?
— А вы?
— О, я такой же невежда, как и любой из моих прихожан. Просто я читал много книг, когда учился, — больше, чем они, но и только: все ведь забывается…
— И однако же вы верите во всю эту чепуху. В господа бога, в святую троицу, в непорочное зачатие…
— Хочу верить. И хочу, чтобы другие верили.
— Почему?
— Я хочу, чтобы они были счастливы.
— Пусть пьют водочку. Это лучше, чем фантазировать.
— Действие водки проходит. Оно уже сейчас испаряется.
— Как и верования.
Отец Кихот в изумлении поднял на Санчо глаза. До того он не без грусти смотрел на дно своей рюмки, в которой оставалось всего несколько капель водки.
— Ваши верования?
— И ваши тоже.
— Почему вы так думаете?
— Да потому, отец, что жизнь делает свое грязное дело. Верования угасают, как и желание обладать женщиной. Не думаю, чтобы вы были исключением из общего правила.
— Вы считаете, мне не следует больше пить?
— Водка еще никому не причиняла вреда.
— Я на днях очень удивился, увидев, как много пил епископ из Мотопо.
— А где это — Мотопо?
— In partibus infidelium.
— Я немного знал когда-то латынь, но теперь уже позабыл.
— А я и не подозревал, что вы вообще ее знали.
— Мои родители хотели сделать из меня священника. Я ведь даже учился в Саламанке. Просто раньше я никогда вам этого не говорил, отче. In vodka veritas [в водке — истина (лат.)].
— Так вот откуда вам известно про эфиопскую церковь? Я был немного удивлен.
— Какие-то обрывки бесполезных знаний всегда прилипают к мозгу, как рачки — к кораблю. Кстати, вы читали, что советские космонавты побили рекорд пребывания в открытом космосе?
— Я что-то такое слышал вчера по радио.
— И, однако, за все это время они не встретили там ни одного ангела.
— А вы читали, Санчо, про черные дыры в космосе?
— Я знаю, что вы сейчас скажете, отче. Но ведь слово «дыры» употребляется лишь как метафора. Еще рюмочку. И не бойтесь вы каких-то там епископов.
— Ваша водка преисполняет меня надежды.
— На что?
— Весьма слабой надежды, надо сказать.
— Продолжайте же. Скажите. Какой надежды?
— Я не могу вам этого сказать. Вы будете надо мной смеяться. Может быть, когда-нибудь я вам расскажу о моей надежде. Если господь даст мне на это время. Ну и вы, конечно, — тоже.
— Надо нам почаще видеться, отче. Может, мне удастся обратить вас в веру Маркса.
— А есть у вас тут на полках Маркс?
— Конечно.
— «Das Kapital»? ["Капитал" (нем.)]
— Да. И он тоже. Вот. Я давно ничего из этого не читал. Сказать по правде, некоторые места мне всегда казались… Ну, словом, устаревшими… Вся эта статистика времен промышленной революции в Англии… Я думаю, вы тоже находите в Библии скучные места.
— Слава богу, мы не обязаны изучать Числа или Второзаконие, но Евангелие — это совсем не скучно. Господи, взгляните на часы! Неужели это водка так все убыстряет?
— Знаете, отец, вы напоминаете мне вашего предка. Он верил всему, что написано в рыцарских романах, которые и в его-то время уже были устаревшими…
— Я в жизни не читал ни одного рыцарского романа.
— Но вы же по-прежнему читаете все эти старые богословские книги. Они для вас — все равно что рыцарские романы для вашего предка. Вы верите им так же, как он верил своим книгам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51