Но это не уменьшило военной славы Моро: победителя при Гогенлиндене ставили на одну доску с победителем при Маренго, напоминая, однако, что в первом случае победа п о л н о с т ь ю принадлежала полководцу, а во втором Бонапарту пришлось делить ее с юным Дезе, заплатившим за это жизнью.
Моро привлекал к себе людей доброжелательностью, сдержанностью, полным отсутствием бахвальства и показного величия; его внешняя скромность вошла в поговорку. Его любили женщины. И первая красавица Парижа, мадам Рекамье, за которой тщетно увивался Люсьен Бонапарт и к которой проявлял явные знаки внимания сам диктатор, оказала предпочтение Моро. Подобного, равно как и военной славы, Наполеон простить не мог. Впрочем, справедливость требует заметить, что, прежде чем окончательно поставить крест на сопернике, он неоднократно пытался его приручить.
По возвращении из Египта Моро был первым, кого он обласкал и наградил ценным подарком. В период подготовки брюмерианского заговора Бонапарт старательно ухаживал за популярным генералом, стремясь вовлечь его в свое дело. Позднее же приглашал Моро на все домашние и придворные празднества и даже пытался с ним породниться, предполагая выдать за него дочь Жозефины от первого брака.
Все оказалось тщетным. Моро холодно отверг марьяжный проект властителя, на званые обеды и ужины не являлся и попыток к сближению словно не замечал. Мало того. До Бонапарта доходили слухи, что у себя на квартире генерал собирает общество, которое упражняется в злоречии на его, Наполеона, счет.
Это была правда. Все знали и повторяли каламбуры генерала Моро, который не жалел сарказмов в адрес Первого Консула, нимало не заботясь о возможных последствиях подобной игры с огнем.
Вообще-то Моро был вовсе не так прост и безразличен к мирским успехам, как могло показаться стороннему наблюдателю. Генерал был достаточно честолюбив, но, считая это качество недостойным, хранил его про себя, в отличие от Бонапарта. Он знал себе цену, но не желал лезть вперед и расталкивать других локтями, предпочитая, чтобы эти «другие» сами заметили его одаренность и воздали ей должное. И он не ошибся. Его заметили и оценили, оценили очень быстро. Со времени брюмерианского переворота за Моро с одинаковым рвением стали ухаживать две противоположные группировки, в равной мере мечтавшие о свержении нового режима: республиканцы и роялисты.
Истинные республиканцы видели в нем свое знамя. Зная, что Моро — непримиримый враг диктатуры, что он возглавляет круг оппозиционных военачальников, в который входили Ожеро, Журдан, Бернадотт, Массена и многие другие, что он не откликается на приглашения и посулы Бонапарта и публично высмеивает «орден почетной кастрюли» (так Моро величал орден Почетного легиона), филадельфы считали его своим потенциальным вождем, и полковник Уде не раз имел с ним доверительные беседы.
Столь же большие надежды возлагали на талантливого генерала и непримиримые враги республиканцев, сторонники Бурбонов. Сам Людовик XVIII, некогда рассчитывавший на «благородные чувства» Бонапарта и давно уже понявший, что тот ему не союзник, теперь все упования перенес на Моро, видя в нем естественного антипода Наполеону и думая поэтому, что герой Гогенлиндена проложит Бурбонам дорогу к власти.
Последнее представление было глубоко ошибочным. Моро если и ненавидел Бонапарта, то исключительно за его диктаторскую политику; искренний республиканец, он отнюдь не собирался таскать из огня каштаны для роялистов.
И однако, — таков парадокс истории — именно обвинение в роялизме должно было погубить генерала-республиканца.
10
Это произошло задолго до коронационного торжества.
Утром 16 февраля 18 04 года в правительственной прессе появилось сообщение, что генерал Моро, в качестве участника роялистского заговора, стимулируемого Англией и угрожавшего жизни Первого Консула, арестован у себя на квартире. Военная власть в столице передавалась Мюрату, полицейская — Реалю.
Париж и Франция были потрясены.
Моро — изменник, продавшийся Англии?
Этому не верил никто.
Народ высыпал на улицу. Люди несли плакаты:
Моро — отец народа.
Свободу генералу Моро, защитнику Республики!
Долой узурпатора-корсиканца!
Полиция Реаля оказалась бессильной. Демонстрантов разгоняли, арестовывали, но их сменяли новые толпы возмущенного народа. Супруга арестованного генерала целыми днями принимала депутации солидарности. Зарубежная пресса злорадствовала, выражала сомнения, строила предположения. На лондонской бирже акции поползли вверх.
Моро — изменник? Продавшийся Англии? Заговор, угрожающий жизни Первого Консула? Чего же лучше! Не сегодня завтра проклятого выскочку ухлопают — туда ему и дорога. И тогда британский лев получит желаемое и без войны!..
11
Роялистский заговор действительно имел место. И сложился он при прямой поддержке английского правительства. И через своего зарубежного агента Первый Консул оказался осведомленным о нем почти с момента его возникновения.
Но Моро к заговору был непричастен.
И Первый Консул знал также и об этом, но, используя неосторожность генерала, создал ситуацию, позволившую свести старые счеты.
12
Террористическая группа орудовала в Париже с лета прошлого года. Но только в январе нынешнего — благодаря усердию Реаля — удалось узнать имена. На допросе один из второстепенных членов группы заявил, что во главе ее находится сам Жорж Кадудаль.
Кадудаль снова в Париже!..
Это известие не могло не взволновать Бонапарта. Он знал прославленного вождя шуанов, знал лично, и поэтому ясно видел, чего можно ожидать.
Жорж Кадудаль, простой бретонский крестьянин, обладавший ростом великана, силой медведя и упорством бульдога, начал свою антиправительственную деятельность еще в 1793 году и вскоре возглавил всех мятежников Бретани. В июле 1799 года граф Артуа, брат Людовика XVIII, назначил его «генералиссимусом сил Запада». Год спустя Кадудаль прибыл в Париж, Бонапарт принял его и беседовал с ним с глазу на глаз. Он сделал мятежнику ряд заманчивых предложений, но Кадудаль все их отверг, и был момент, когда Первому Консулу казалось, что сейчас этот медведь набросится и удушит его. Но тогда Кадудаль воздержался от насильственных действий, уехал в Лондон, получил из рук графа Артуа орден Святого Людовика — высшую награду Бурбонов, навел дисциплину у шуанов, организовал взрыв на улице Никез. И вот теперь он снова в столице Франции во главе шайки отчаянных головорезов вел планомерную охоту все на того же врага…
13 февраля Реаль доложил Бонапарту результаты розыска: террористов всего около пятидесяти человек, вместе с Кадудалем действует Пишегрю, сумевший бежать из ссылки, и он, Пишегрю, имел тайную встречу с Моро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Моро привлекал к себе людей доброжелательностью, сдержанностью, полным отсутствием бахвальства и показного величия; его внешняя скромность вошла в поговорку. Его любили женщины. И первая красавица Парижа, мадам Рекамье, за которой тщетно увивался Люсьен Бонапарт и к которой проявлял явные знаки внимания сам диктатор, оказала предпочтение Моро. Подобного, равно как и военной славы, Наполеон простить не мог. Впрочем, справедливость требует заметить, что, прежде чем окончательно поставить крест на сопернике, он неоднократно пытался его приручить.
По возвращении из Египта Моро был первым, кого он обласкал и наградил ценным подарком. В период подготовки брюмерианского заговора Бонапарт старательно ухаживал за популярным генералом, стремясь вовлечь его в свое дело. Позднее же приглашал Моро на все домашние и придворные празднества и даже пытался с ним породниться, предполагая выдать за него дочь Жозефины от первого брака.
Все оказалось тщетным. Моро холодно отверг марьяжный проект властителя, на званые обеды и ужины не являлся и попыток к сближению словно не замечал. Мало того. До Бонапарта доходили слухи, что у себя на квартире генерал собирает общество, которое упражняется в злоречии на его, Наполеона, счет.
Это была правда. Все знали и повторяли каламбуры генерала Моро, который не жалел сарказмов в адрес Первого Консула, нимало не заботясь о возможных последствиях подобной игры с огнем.
Вообще-то Моро был вовсе не так прост и безразличен к мирским успехам, как могло показаться стороннему наблюдателю. Генерал был достаточно честолюбив, но, считая это качество недостойным, хранил его про себя, в отличие от Бонапарта. Он знал себе цену, но не желал лезть вперед и расталкивать других локтями, предпочитая, чтобы эти «другие» сами заметили его одаренность и воздали ей должное. И он не ошибся. Его заметили и оценили, оценили очень быстро. Со времени брюмерианского переворота за Моро с одинаковым рвением стали ухаживать две противоположные группировки, в равной мере мечтавшие о свержении нового режима: республиканцы и роялисты.
Истинные республиканцы видели в нем свое знамя. Зная, что Моро — непримиримый враг диктатуры, что он возглавляет круг оппозиционных военачальников, в который входили Ожеро, Журдан, Бернадотт, Массена и многие другие, что он не откликается на приглашения и посулы Бонапарта и публично высмеивает «орден почетной кастрюли» (так Моро величал орден Почетного легиона), филадельфы считали его своим потенциальным вождем, и полковник Уде не раз имел с ним доверительные беседы.
Столь же большие надежды возлагали на талантливого генерала и непримиримые враги республиканцев, сторонники Бурбонов. Сам Людовик XVIII, некогда рассчитывавший на «благородные чувства» Бонапарта и давно уже понявший, что тот ему не союзник, теперь все упования перенес на Моро, видя в нем естественного антипода Наполеону и думая поэтому, что герой Гогенлиндена проложит Бурбонам дорогу к власти.
Последнее представление было глубоко ошибочным. Моро если и ненавидел Бонапарта, то исключительно за его диктаторскую политику; искренний республиканец, он отнюдь не собирался таскать из огня каштаны для роялистов.
И однако, — таков парадокс истории — именно обвинение в роялизме должно было погубить генерала-республиканца.
10
Это произошло задолго до коронационного торжества.
Утром 16 февраля 18 04 года в правительственной прессе появилось сообщение, что генерал Моро, в качестве участника роялистского заговора, стимулируемого Англией и угрожавшего жизни Первого Консула, арестован у себя на квартире. Военная власть в столице передавалась Мюрату, полицейская — Реалю.
Париж и Франция были потрясены.
Моро — изменник, продавшийся Англии?
Этому не верил никто.
Народ высыпал на улицу. Люди несли плакаты:
Моро — отец народа.
Свободу генералу Моро, защитнику Республики!
Долой узурпатора-корсиканца!
Полиция Реаля оказалась бессильной. Демонстрантов разгоняли, арестовывали, но их сменяли новые толпы возмущенного народа. Супруга арестованного генерала целыми днями принимала депутации солидарности. Зарубежная пресса злорадствовала, выражала сомнения, строила предположения. На лондонской бирже акции поползли вверх.
Моро — изменник? Продавшийся Англии? Заговор, угрожающий жизни Первого Консула? Чего же лучше! Не сегодня завтра проклятого выскочку ухлопают — туда ему и дорога. И тогда британский лев получит желаемое и без войны!..
11
Роялистский заговор действительно имел место. И сложился он при прямой поддержке английского правительства. И через своего зарубежного агента Первый Консул оказался осведомленным о нем почти с момента его возникновения.
Но Моро к заговору был непричастен.
И Первый Консул знал также и об этом, но, используя неосторожность генерала, создал ситуацию, позволившую свести старые счеты.
12
Террористическая группа орудовала в Париже с лета прошлого года. Но только в январе нынешнего — благодаря усердию Реаля — удалось узнать имена. На допросе один из второстепенных членов группы заявил, что во главе ее находится сам Жорж Кадудаль.
Кадудаль снова в Париже!..
Это известие не могло не взволновать Бонапарта. Он знал прославленного вождя шуанов, знал лично, и поэтому ясно видел, чего можно ожидать.
Жорж Кадудаль, простой бретонский крестьянин, обладавший ростом великана, силой медведя и упорством бульдога, начал свою антиправительственную деятельность еще в 1793 году и вскоре возглавил всех мятежников Бретани. В июле 1799 года граф Артуа, брат Людовика XVIII, назначил его «генералиссимусом сил Запада». Год спустя Кадудаль прибыл в Париж, Бонапарт принял его и беседовал с ним с глазу на глаз. Он сделал мятежнику ряд заманчивых предложений, но Кадудаль все их отверг, и был момент, когда Первому Консулу казалось, что сейчас этот медведь набросится и удушит его. Но тогда Кадудаль воздержался от насильственных действий, уехал в Лондон, получил из рук графа Артуа орден Святого Людовика — высшую награду Бурбонов, навел дисциплину у шуанов, организовал взрыв на улице Никез. И вот теперь он снова в столице Франции во главе шайки отчаянных головорезов вел планомерную охоту все на того же врага…
13 февраля Реаль доложил Бонапарту результаты розыска: террористов всего около пятидесяти человек, вместе с Кадудалем действует Пишегрю, сумевший бежать из ссылки, и он, Пишегрю, имел тайную встречу с Моро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100