— А моим товарищам? — живо спросил Базен.
— О каждом из них — особый разговор. Я же говорю не о ваших товарищах, а о вас.
Оторвав исписанный лист от корешка, чиновник протянул его Базену.
— Возьмите, здесь все написано.
— Могу я оставаться в Париже?
— Никоим образом. В Париже вам положено находиться не более двадцати четырех часов. Вы должны отправиться на постоянное жительство в Руан, где будете пребывать под наблюдением полиции.
Базен саркастически усмехнулся.
— И это вы называете свободой?
Чиновник сделал строгую мину.
— Не нам с вами обсуждать решения императора. Будьте довольны тем, что получили.
«Не поеду я ни в какой Руан, — тут же решил освобожденный. — Мне и здесь хватит дела».
Первым долгом он побывал на улице Монтергей, у своей верной подруги Мари Санье. Затем встретился кое с кем из филадельфов и узнал свежие новости. Оказалось, высылке подверглись и другие вожаки заговора; Бодемана выслали в Турин, Рикора — под Марсель, Корнеля — в Шато д'Ор, Гийома — под Женеву, Бланше — в Орн, Гийе — в Монпелье. Легче других (по неизвестным причинам) отделались Бод и Анджелони; первому разрешили жить в Сен-Дени, второму — в любом месте в пятидесяти лье от столицы.
«Интересно, чем эти двое, а в общем, и мы все заслужили подобную милость господина Фуше?» — подумал Базен.
Однако главных организаторов заговора «милость» все же не коснулась: Мале и Демайо продолжали пребывать в тюрьме Ла Форс, никто не спешил выпускать их оттуда, трудно было даже надеяться на что-то. Коль скоро решил незаконно оставаться в Париже, нужно было думать о том, где жить. Обосноваться на улице Монтергей Базен не хотел, боясь подвести Мари. Он предпочел разыскать жилище своего старого друга Сен-Симона.
4
Анри Сен-Симон (он же Бонноме) проживал в мансарде большого доходного дома, в крохотной квартирке, снимавшейся его бывшим лакеем.
Встреча друзей была бурной и сердечной. Базен, разглядывая Анри, поражался его худобе: на породистом лице Сен-Симона только и осталось что большой донкихотовский нос. Но глаза блестели весело и задорно. В свою очередь рассматривая друга, Сен-Симон заметил:
— А ты несколько сдал, мой милый. Впрочем, ведь мы не виделись больше года. Где ты пропадал все это время?
— Жирел на казенных харчах, мой друг.
— Неужели в тюрьме?
— Именно. И сейчас, придя к тебе, рассчитываю на какое-то время укрыться от бдительного надзора властей…
Сен-Симон не стал расспрашивать Базена о подробностях, понимая, что это связано с конспирацией. Он просто предложил журналисту свои угол, уверяя, что здесь он будет в безопасности: дом стоял на задворках, в стороне от людных кварталов, и полиция сюда не заглядывала.
Вечером после работы пришел хозяин квартиры Диар и с готовностью предложил гостю свою койку, заявив, что будет ночевать у сестры.
— Славный малый, — заметил Базен. — Не знаю, чем и отблагодарить его.
— О, я еще не встречал подобного человека, — подхватил Сен-Симон. — Когда я был богачом и держал особняк близ Пале-Рояля, имея для услуг дюжину лакеев, он был одним из них. Потом, прогорев, я с ним, естественно, расстался. И встретил его случайно на улице десять лет спустя, когда барахтался в тисках нищеты и не знал, где приклонить голову… Представь, этот великодушный человек предложил мне кров и стол ради того, чтобы я мог спокойно заниматься своими исследованиями.
— Кстати, а как с исследованиями? Продвинулся ли вперед?
— Сделал много, а толку мало.
— Объяснись.
С великим воодушевлением философ принялся рассказывать другу о том, как пришел к мысли преобразовать всю науку, создать новую энциклопедию, показать преходящий характер всех исторических категорий, посредством опыта выявить общие закономерности всего сущего…
Базен был уже не рад, что задал вопрос. Его собеседник сыпал формулами, понятиями, категориями, в которые нужно было вникать, иначе все пролетало мимо.
— Боже мой, — прервал он друга, — но ведь это грандиозно! Неужели ты один думал проделать и завершить столь необъятный труд?
— Думал. Потом понял, что это невозможно. Три года корпел над опусом, который назвал «Введением в научные работы XIX века». Потом издал еще «Письма в Бюро долгот», приглашая ученых к сотрудничеству.
— Ну и что же?
— Никто не откликнулся на мое предложение.
— Этого и следовало ожидать. Разве забыл ты, в каком борделе живешь? Кому здесь интересны твои исследования? Богатеям и тунеядцам, которые думают лишь об увеличении своих капиталов? Подожди, вот переделаем мир на новый лад, создадим общество тружеников, и тогда ты будешь первым, чьи произведения увенчает слава!
— Долго ждать. Не дождусь, — вздохнул Сен-Симон.
5
Ригоме Базену удалось пробыть на свободе лишь немногим более двух месяцев. Это время он использовал, чтобы сплотить парижских филадельфов, рассеявшихся в результате арестов прошлого года. Большинство архонтов уже разъехалось по местам ссылки, но некоторым, в том числе Боду, Анджелони, Гийому и Корнелю, удалось задержаться в столице. Базен сумел собрать вожаков на квартире доктора Сеффера.
— Братья, — сказал он, — мы переживаем тяжелое время. Главное сейчас — устоять на ногах и сберечь людей, не рассеяться и не раствориться. Надо сказать, что судьба к нам благоволит. Хотя подручные господина Фуше и раскрыли заговор, но ему вроде бы не придали большого значения…
— Стало быть, благоволит не судьба, а господин Фуше, — тихо заметил Анджелони.
— Во всяком случае, — продолжал Базен, — вы видите, что нас всех освободили из тюрьмы.
— Чтобы отправить в ссылку, — ввернул Корнель.
— Да, в ссылку. Совершенно ясно — полицейские власти хотят очистить столицу от филадельфов. Догадываетесь, почему? И догадываетесь, почему я все же не поехал в ссылку, рискуя вновь оказаться в тюрьме?
— По той же причине, что и мы все, — ответил Анджелони. — Ты ищешь связи с братом Леонидом.
— И уже нашел. И не только нашел. Благодаря одному славному парню, который через день дежурит в Ла Форс, мне удалось получить эту записку…
Он вытащил из потайного кармана листок бумаги и прочитал товарищам письмо, пересланное Мале. Бесстрашный заговорщик не падал духом. Он готовился к бегству, которое планировал на 22 мая. Дальнейшее представлялось ему просто. Учитывая, что Наполеон за рубежом и только что потерпел позорнейший провал, Мале рассчитывал в ближайшее воскресенье — в генеральском мундире и при всех регалиях — явиться во главе отряда солдат в Нотр-Дам, где по случаю праздника соберется огромное количество народу. Под барабанный бой будет объявлено: «Наполеон мертв, да здравствует свобода!» А дальше, надо думать, все пойдет как по маслу. Тут же провозгласится «Временное Консульство», в состав которого войдут Мале, Лафайет и Моро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100