Командир полка возложил эту задачу на нашу эскадрилью. Изучив карты Восточной Пруссии и переднего края гитлеровских войск, мы вылетели на поиск.
Восьмерка наших «Илов» принялась за дело. Мы заглядывали в каждый овраг, в каждую балку, в каждый лесок, но танков нигде не заметили. Я уже решил, что нужно менять район поиска, как вдруг мой стрелок Александр Кирьянов передает:
— Вижу следы танков, товарищ командир! Вон на той полянке справа!
Снижаюсь и иду, чуть не задевая за верхушки деревьев. Местность тут очень выгодная для сосредоточения танков;
частые перелески, овраги. Следы на каждой поляне, а танков нет. Но они должны быть. Видимо, хорошо замаскированы. Внимательно присматриваюсь к каждому лесочку и отмечаю на карте предполагаемое место скопления вражеских танков. Начинаю кружить над ним до тех пор, пока что-либо не прояснится; или мы их обнаружим или они сами как-то выдадут себя.
«Утюжим» местность: один круг, второй, третий… Идем на последний заход. Если ничего не обнаружим, повернем домой. Но вдруг лесок ожил: по нашим самолетам ударил организованный огонь «эрликонов». Этого, признаться, мы не ожидали.
Все небо расчертили стремительные огненные трассы. Мы оказались в центре огня. Теперь у нас один выход — сквозь огонь прорываться вперед, на запад. Растеряешься, отстанешь от группы-пеняй на себя; собьют! Но выдержат ли молодые пилоты такой огонь? Подобного они еще не встречали. Единственный летчик из старого состава эскадрильи — Бармин.
И тут Кирьянов кричит мне:
— Товарищ командир! Бармин разворачивается!
Гляжу: самолета Аркадия Бармина, который шел от меня слева, нет. Не выдержал, позабыл обо всем на свете, рванулся назад. Следом за ним, повторяя действия своего командира, идет и его ведомый. Неужели не понимают, что, стараясь уйти от гибели, сами же идут ей навстречу! Разворот под таким огнем для зенитчиков лишь на руку…
Наша шестерка выходит, наконец, из зоны огня. Теперь у нас есть возможность оглядеться, оценить обстановку и принять боевое решение.
Через минуту мы над целью, лесок содрогается от разрывов бомб…
По пути к аэродрому к нам пристраивается Бармин. Он один. Самолета лейтенанта Михайлова — ведомого Бармина — нет. Он пришел к нам в эскадрилью уже после освобождения Крыма. Это был молодой и скромный летчик.
Доложив о выполнении задания, мы идем к своим землянкам. Бармин пытается шутить, обращается то к одному, то к другому, но никто не хочет с ним разговаривать. После того, что случилось, мы испытываем к нему неприязнь.
Вскоре Бармин ушел от нас. Его перевели в другую часть…
Октябрь 1944 года. На участке фронта под Гумбинненом. Для наших наземных войск создалась очень сложная обстановка. Дело в том, что еще в период наступательных боев нашей пехоте удалось глубоко вклиниться в оборону противника. И вот теперь немецко-фашистское командование решило «срезать» этот выступ и выровнять фронт.
Бои на гумбинненском выступе были тяжелые.
Для штурмовиков снова начались горячие дни. Прикрывая оборонявшиеся части, мы бомбили и штурмовали вражеские батареи, колонны подходивших танков, живую силу. Особенно важно было сорвать удар танков. Ради этого летчики делали по нескольку вылетов в день. В один из них мне пришлось проститься со своим самолетом…
Все началось, как обычно: обнаружив скопление танков, приготовились к атаке. Вдруг перед самой кромкой плоскости моего самолета разорвался крупнокалиберный зенитный снаряд. Обшивка плоскости лопнула и лохмотьями задралась вверх и вниз.
Я много раз попадал под сильный огонь зениток, но такого повреждения мой самолет еще не знал.
Оценив сложность своего положения, я попытался вывести машину из пикирования и похолодел от ужаса: она не слушалась руля. Может, управление вышло из строя?
Перед глазами мелькают знакомые картины и лица: отца, матери, Гали… Что будет с сыном Валерием? У меня уже есть сын! Узнал об этом я несколько дней назад из Галиного письма. Кто заменит ему погибшего отца?..
А земля приближается с каждой секундой. Я снова рывком беру ручку управления на себя: и вдруг нос самолета послушно поднимается кверху и уже почти у земли самолет выходит из пикирования.
В первые минуты я растерялся от счастья.
— Товарищ командир, дотянем до своих? Или к пехоте на выступ сядем? — слышу голос Кирьянова.
Смотрю — мои боевые товарищи рядом со мной. На них можно положиться.
Осторожно разворачиваю тяжелую, почти не управляемую машину и беру курс на выступ. Перетягиваю линию фронта. Теперь не страшно и сесть — кругом свои. Мотор работает нормально, но самолет чудом держится в воздухе, лечу дальше, лелею надежду, что удастся дотянуть и до аэродрома.
Внизу узким коридором тянется наш фронтовой выступ. Он весь в дыму. Вражеская артиллерия простреливает его насквозь. Но отсечь и взять в «клещи» наши обороняющиеся войска гитлеровцам не удалось. Мощный танковый удар, который они готовили, так и не состоялся.
Добираюсь до аэродрома благополучно. Теперь задача сесть. Полной гарантии, что мой разбитый самолет не развалится при посадке, нет, и я решаю садиться последним.
Связываюсь по радио с командным пунктом, докладываю о своем решении. Там не соглашаются. Слышу взволнованный голос командира полка:
— Немедленно садись, Гареев! Немедленно!.. Иначе свалишься!..
«А если загорожу посадочную полосу другим? Что будут делать они? Тем более, уже темнеет». Мне разрешают действовать «по обстановке». Один за другим самолеты идут на посадку, а я все кружу и кружу над аэродромом. Когда в воздухе остается только моя машина, иду на посадку. Израненный самолет выдержал и это испытание. Однако участь его была решена. Подошедшие техники говорят:
— Не самолет, а груда металлолома… Спишут!
— А я на нем столько летал…
— Отлетал он свое, товарищ капитан. Да и починить его невозможно. Легче новый построить.
Дрожащей рукой снимаю с головы шлемофон. То же самое делает и Кирьянов. С минуту молчим. Потом разом поворачиваемся и направляемся на командный пункт для доклада.
Лето 1944 года мне памятно по-особенному; в это время я стал членом Коммунистической партии.
Помню, как еще до Крымской операции меня, молодого Летчика-комсомольца, товарищи рекомендовали кандидатом в члены партии. Для меня это была высокая честь, и я Старался оправдать ее в боях за освобождение советской земли.
И вот позади освобожденный Крым, переброска на другой фронт. Перед началом боев за освобождение Белоруссии мы систематически вылетали бомбить и штурмовать различные объекты противника.
Тот день был по-летнему теплый и солнечный. Я только что вернулся с полета, доложил командиру о выполнении боевого задания и, получив новое, направился к самолету, чтобы по сигналу с командного пункта полка подняться в воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59