– Зачем ты это делаешь?
Амаури удивил меня во второй раз – прошелся по комнате, остановился у книжной полки и пробежал глазами названия на корешках.
– Тебе это нравится? – Амаури вытащил испанский текст «Портрета в сепии» Исабель Альенде. Когда-то я осилила с испано-английским словарем страниц тридцать и смотрела каждое третье слово. Потом составила в желтом блокноте список тех, которые надо выучить. Я хорошо помнила несколько первых предложений, потому что прочитала их много раз, прежде чем поняла смысл. Книга оставалась нераскрытой в смуглых руках, а Амаури цитировал первые две фразы: – «Я явилась на свет в Сан-Франциско во вторник, осенью 1880 года, в доме моих бабушки и дедушки по материнской линии. И пока в лабиринтах деревянного здания мать задыхалась и тужилась и се героические кости и сердце тщились дать мне дорогу в свет, за стенами кипела дикая жизнь китайского квартала – с ее незабываемыми экзотическими ароматами, оглушающими водоворотами кричащих диалектов и несмолкаемым гудением кишащего людского улья».
– Ты читал? – изумилась я.
Амаури рассмеялся и снова начал пританцовывать под музыку.
– Я умею читать.
– Я не это имела в виду. – Я смутилась.
– Все в порядке. – Снова пожав плечами, он стал рассматривать фотографии на подоконнике. Упс! Его взгляд остановился на Эде. Надо же – эту забыла порвать.
– Кто такой? – спросил Амаури по-английски.
– Никто.
– Раз никто – значит, кто-то. – Он перешел на испанский и подмигнул.
– Ты догадлив, – похвалила я.
Амаури окинул взглядом мои компакт-диски.
– Слишком много пуэрториканцев.
– Что?
– Пуэрто-Рико, Пуэрто-Рико… – насмешливо передразнил он. – Совсем нет доминиканцев. Только Пуэрто-Рико. Меня тошнит от Пуэрто-Рико.
– А как насчет этого? – Я кивнула в сторону проигрывателя.
Амаури снова рассмеялся.
– О, извини, я понятия не имела. Думала, она доминиканка – поет меренгу.
– Ничего подобного.
Я хотела подняться, но не удержалась и снова шмякнулась на пол.
– Попробую догадаться. – Амаури подал мне руку. – Этот никто бросил тебя, ты закатилась с подружкой в клуб и теперь хочешь сравнять счет.
– Попал.
Он окинул меня критическим взглядом. Хитрющий, хитрющий парень. А затем Амаури поцеловал меня, и я растаяла в нем, ответила на поцелуй. Мы двинулись к дивану и рухнули на него. Я отстранилась и почти неразборчиво прошептала:
– Твоя очередь. Теперь попробую угадать я. Ты торгуешь наркотиками, смышлен, смазлив, все женщины твои, ты используешь их, а затем выбрасываешь, как мусор.
– Не попала, – покачал головой Амаури. – Ты совсем не знаешь меня.
Мы продолжали целоваться и щупать друг друга. Я начала рвать его одежду. Амаури оказался на вкус и на ощупь именно таким, каким я его представляла. Солоноватым. Я попыталась расстегнуть молнию на его брюках.
Он остановил меня.
Я попыталась опять.
Снова остановил.
Остановил.
Меня.
Меня!
– Ты не хочешь меня?
– Si mi amor, si me gustas tu muchisimo, – ответил Амаури.
Я ему нравилась. Сильно.
– Тогда в чем проблема?
– Ты напилась, – ответил он по-английски. – Я никогда не использую такую ситуацию. – И добавил по-испански: – Это вопрос этики.
– Я не напилась, – возразила я, но мой деревянный язык и невнятные, тягучие слова свидетельствовали об обратном. Упс!
Амаури снова посмотрел на пейджер, встал, наклонился надо мной и поднял с дивана.
– Не надо! – запротестовала я в его солоноватую смуглую шею. – Ты надорвешься. Я слишком толстая. Ты уронишь меня.
– Ты не толстая, – возразил он. – Кто тебе это сказал? Твой никто? Забудь о нем. Ты красивая.
Амаури отнес меня на кровать. Я заплакала крупными пьяными слезами, и капли краски с глаз запачкали одеяло.
– Ты считаешь меня страшной, – всхлипывала я. – Я знаю. Хорошенькие девочки из бара все твои. А я толстая и глупая.
– Нет, нет, mi amor. – Он сел рядом со мной на постель. Стер мои слезы пальцами и продолжал по-английски: – Ты такая красивая. – В его голосе звучали удивление и забота.
– Нет, неправда. Взгляни на меня: я отвратительная. Никто меня не любит. А Эд ненавидит. Никак не могу поверить, что он связался с этой потаскушкой!
– О'кей, – проговорил Амаури. – Я ухожу. Позвоню тебе позже.
– Хорошо.
– Я люблю тебя.
– Рассказывай! – Рыдая, я зарылась лицом в подушку. Груз случившегося со мной совершенно раздавил меня. Было тошно оттого, что изменил жених. А теперь я даже не сумела провести ночь с захудалым торговцем наркотиками. Даже для него оказалась слишком плоха. Жизнь дала трещину.
– Мне понравились твои книги, – произнес Амаури с порога на испанском. – Поэтому я ухожу. Усекла?
– Ты о чем? – удивилась я. – Уходи. – И накрыла голову подушкой.
– Женщина иметь плохие книги, я иметь ее раз или два, – сказал он по-английски. Подошел ко мне, приподнял подушку, поцеловал в щеку и улыбнулся. – Если ты иметь плохие книги, нам не о чем говорить. Или вообще нет книг.
– Что?
– Ты мне понравилась. – Амаури перешел на испанский. – Ты хорошая, приличная женщина. Умная, профессионал. Я не хочу все это разрушить. Не желаю воспользоваться моментом. Это было бы непозволительно.
– Ты издеваешься надо мной.
Он продолжал очень медленно, чтобы я поняла:
– Думаю, ты очень много выпила и приняла решение, о котором потом пожалеешь. Я не хочу, чтобы ты совершила со мной ошибку. Не хочу быть твоим мужчиной только потому, что тебе дали отставку. Я не глуп и могу понять хорошую женщину, хотя редко с такими встречался. Ты – хорошая женщина.
Я не верила своим ушам. Мистер Опасность, торговец наркотиками – и такой достойный малый? Он печется обо мне?
– О'кей. – Я села и высморкалась. – Если ты такой пристойный, если тебе так нравятся книги, зачем же ты торгуешь наркотиками? Ведь это нехорошо.
Амаури приблизился ко мне, сел на постель, достал бумажник, открыл и начал перебирать фотографии.
– Вот. – Он выбрал снимок женщины лет сорока с небольшим, явно напоминавшей чертами лица его самого. – Поэтому. – Амаури показал пальцем, и я снова удивилась, заметив слезы в уголках его темно-карих глаз. – Mami.
– Симпатичная, – отозвалась я.
– Красивая, – поправил он меня по-английски. – Очень больна, que Dios la bendiga. – Амаури перешел на испанский, но говорил очень медленно. – У нее рак. Она не может работать. Но воспитывает детей моей тети, один из которых умственно отсталый. Знаешь, как мы чистили зубы в ее доме? Чашкой воды из бутылок во дворе. – Он жестом показал, как происходил этот убогий ритуал. – Там, где живет моя мать, мы не подозревали, что вода может течь из крана. Там очень плохо. Поэтому я делаю то, что должен делать.
Мне никак не удавалось представить, чтобы этот волевой, потрясающий мужчина с пронзительным взглядом и хорошо подвешенным языком жил в таких трущобах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91