После того как отец Миреллы отказался, старик предложил сделать это ей самой на следующих условиях: покупка должна быть немедленной, ему будет позволено жить в стенах этого дома, а она должна прожить в нем минимум пять лет, причем без права менять в нем обстановку, и дом, если она захочет его продать, должен рассматриваться как нераздельная частная собственность. На этих условиях он, старый скряга, готов был принять все ее сбережения – менее тысячи долларов, – приплюсовать к ним выплаты по возможным закладным и позаботиться о ее доходе, который позволил бы ей содержать дом в приличном состоянии.
Тогда Мирелла сочла всю эту затею тяжким грузом, который взвалили ей на плечи против ее воли и без которого она могла прекрасно обойтись. Она была вполне довольна своей однокомнатной квартиркой, правда, достаточно тесной. Не раз она принимала решение подыскать жилье попросторнее, но ее жизнь всегда была заполнена более важными делами и событиями, и потому до переезда руки не доходили.
Отправляясь на встречу со старым Хайрамом, она все еще не избавилась от сомнений. Покидала она этот дом, совершив сделку на его условиях. Дядя Хайрам был очень доволен тем, что все так удачно сложилось и что дом Уингфилдов по-прежнему принадлежит члену семьи. Он умер во сне спустя сорок восемь часов после подписания официальных документов.
В контракте было оговорено, что она оставляет на службе Моузеза, эконома и по совместительству шофера, с условием возможного аннулирования договора через три месяца. Но уже через три недели они так подружились, что Мирелла удивлялась тому, как она вообще без него до сих пор обходилась.
Двое утренних бегунов приветливо помахали ей и пожелали доброго утра, когда она спустилась по ступенькам парадной лестницы и направилась в сторону Первой авеню. Каждый день в любую погоду она бодрым шагом проходила целых девятнадцать кварталов до здания Секретариата ООН, заглядывая по пути в закусочную Оссарио и Хайми, чтобы выпить чашку кофе и съесть ржаную булочку со сливочным сыром и виноградным желе.
Мирелла всегда входила в это заведение с улыбкой. Тоже мне закусочная! Закуска – это что-то легкое, то, что перехватываешь на бегу. В «Х и О» подавали совершенно другую еду. Все, что ни возьми, даже апельсиновый сок, тяжелым камнем падало в желудок. Мирелла не раз задавалась вопросом, как владельцам Хайми и Оссарио удавалось достигать такого эффекта.
Ей нравилось считать «Х и О» своим «кафе по соседству», своей забегаловкой, своим утренним пабом. Каждое утро в течение пятнадцати минут она вкушала вместе с завтраком ощущение Нью-Йорка в этом дворце из огнеупорной пластмассы.
Она толкнула запотевшую стеклянную дверь и кивнула Хайми, который суетился в конце узкого прохода между столиками и водил мокрой тряпкой по белоснежному плиточному полу. Мирелла села на высокий пластиковый стул у стойки неподалеку от двери. Она любила это место, потому что лучший наблюдательный пункт, позволяющий следить за происходящим внутри и снаружи, трудно было найти, особенно когда пар охлаждался и превращался в крупные капли, ручейками стекавшие вниз по оконному стеклу.
– Привет, – в унисон отозвались два голоса, когда Оссарио высунулся из-за стойки. В руке он держал поднос с рубленой печенью, которая возвышалась грудой размером с футбольный мяч. В другой руке у него была старая битая тарелка с огромной пластиной бастурмы, утопающей в толстом слое желтого жира.
Хайми и Оссарио были самой странной парой во всем Нью-Йорке. Хайми Левин, первоначальный владелец бара, был семидесятитрехлетним ортодоксальным евреем, а Оссарио, иначе Буэнавита Диас Сиентес, тридцатидвухлетним пуэрториканцем и римским католиком. Но, несмотря на эти различия, их связывало пятилетнее деловое партнерство.
Аромат свежего кофе, стекающего по капле в автомат, смешивался с запахом корицы, миндаля и ванили, который источали свежие датские рулеты, выложенные на деревянных подносах. Особую пикантность атмосфере придавал несколько приторный, но все же приятный запах хлебной водки, тмина и дрожжей, на котором был замешан традиционный еврейский хлеб. Запах жареной говядины и бастурмы еще не выветрился, потому что Оссарио только что выставил их в витрине.
– Как обычно? – поинтересовался Хайми, заканчивая с уборкой и удаляясь в кухню через вертящиеся стеклянные двери. Он едва не столкнулся с Хестер, их официанткой, крашеной блондинкой, которая промчалась мимо, прижимая к груди две банки с маринованными огурчиками.
– Конечно, как обычно, – отозвалась Хестер, угрожающе надвигаясь на Миреллу. – Она каждое утро заходит сюда и ест одно и то же. А он каждое утро спрашивает: «Как обычно?» Можно подумать, что она когда-нибудь изменит заказ. Я вас спрашиваю, разве она хотя бы раз сказала: «Нет, сегодня я хочу яичницу с беконом или английские оладьи в масле»? Такого еще не бывало!
– Кто знает? – философски произнес Хайми, выходя из кухни и вытирая руки чистым полотенцем. – Может быть, она когда-нибудь захочет изменить заказ. Она имеет на это право, у нас демократия. И вообще, тебе-то какое дело?
Входная дверь открылась, вошли двое полицейских и сели неподалеку от Миреллы. Хестер отдала Оссарио банки и вернулась за стойку, смахивая несуществующие крошки с груди и разглаживая на короткой облегающей юбке складки, которых не было.
Она проходила мимо Миреллы в тот момент, когда Хайми подошел справа, а Оссарио слева.
– Прекрасное утро, а? – спросил Оссарио, подняв ладони вверх, словно вознося хвалу Господу. – Особенно для такой прекрасной леди. – В этой троице он исполнял роль традиционного итальянского любовника.
– И какой-таки прок мисс Уингфилд от твоего прекрасного утра? – проворчал Хайми.
– Знаете что, – нахмурилась Хестер, – я здесь официантка, и я сама позабочусь о мисс Уингфилд. А ты, Хайми, займись цветом нью-йоркской полиции. – Она ткнула карандашом в сторону новых посетителей. Затем повернулась к Оссарио: – Звонил тот парень, что готовит чили. Он сказал, что опоздает, но чтобы мы не беспокоились, потому что он принесет заказ с собой.
Оссарио отправился по своим делам, проклиная сквозь зубы легкомысленного изготовителя соусов, ему вторили приглушенные ругательства партнера. Хестер была счастлива.
– Так, значит, как обычно, дорогая? – весело поинтересовалась она у Миреллы.
– Доброе утро, Хестер. Да, как обычно, пожалуйста, – улыбнулась она в ответ.
«Как обычно» – выбор, сделанный на основе последовательного исключения блюд, заявленных в меню. Мирелла поняла, что это единственное, что она может есть у «Х и О». «Странная пара» и Хестер не облегчили ей выбор. Ей пришлось пережить долгий адаптационный период.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86