— Нас уже третий день посещает больше людей, чем княгиню Морайю. — Она ссыпала карточки в холщовый мешочек, на котором заранее написала черной тушью сегодняшнюю дату — дурацкий обычай требовал, чтобы все эти карточки сохранялись, невесть только для чего.
— Так что же? Нам теперь придется расширять столовую? — спросила Эйли легкомысленно.
Гомейза, мимо которой слухи, естественно, не прошли, имела свое мнение относительно данного вопроса, но высказывать его не стала. Только вздохнула. Ей ли было не знать, с какими душевными муками бедная девочка каждый раз встречала Князя-Сенешаля, она ли не видела, как у бедняжки дрожали руки, когда она ставила чашку на стол и прятала руки под скатертью. И вежливо улыбаться Князю-Сенешалю княжна так и не научилась.
А тут про нее такое говорят…
Так прошел еще месяц.
В тот день Эйли чувствовала себя лучше, чем когда бы то ни было в нынешний приезд в Столицу. Болезнь, кажется, оставила ее. И по этому поводу Эйли решилась предстать перед надоевшими подлипалами в достойном виде. И пусть граф Расальгети подохнет от зависти — если он еще и так не подох, чтоб ему Небес не видать.
Своему туалету Эйли уделила гораздо больше времени, чем рассчитывала, но зато вышла к гостям во всем блеске по их, имперским, меркам, добавив к этим нарядам свой талисман — ким-мериевую сережку, которую она носила как кулон.
К ней, как обычно, едва не самым первым прибежал Заниах. Он присел на свое место рядом с Эйли и начал быстро и сбивчиво рассказывать, как вчера он, сбежав от Алгораба, устроил в фонтане дворцового парка небольшую регату из собственноручно сделанных из твердой скорлупы ореха корабликов, и как сам Князь-Сенешаль, который хотел было отругать его за побег, принял участие в его забаве, азартно изображая ветер.
Эйли слушала его и смеялась, такое у нее сегодня было настроение, но вдруг Заниах остановился и замер на полуслове.
— Так что сказал князь? — смеялась Эйли, но Заниах продолжал молчать, уставившись на кулон Эйли.
— В чем дело, Зани? — удивилась Эйли.
Но ответить мальчик не успел, потому что по залу пронеслось легкое волнение, и, подняв глаза, Эйли с удивлением увидела, что от дверей по залу идет сам Князь-Сенешаль. Он прибыл неожиданно, без объявления; и Эйли увидела, что он чем-то озабочен и очень погружен в себя.
Пока он шел к столу, принимая приветствия придворных, Гомейза неуловимым движением поправила оборки на платье Эйли, а Эйли склонилась к мальчику:
— Вы не уступите свое место князю?
Заниах поспешно вскочил, поклонился; он побледнел и, казалось, чего-то сильно.
Не замечая этого, Князь-Сенешаль привычным движением потрепал своего воспитанника по плечу и отпустил. Мальчик, пятясь, с каким-то испугом оглядываясь на княжну, подался к дверям, едва не упал и, наткнувшись на кого-то из гостей, почти выбежал из зала. Среди гостей пронесся едва заметный ропот, а Эйли с тревогой посмотрела вслед мальчику.
Князь-Сенешаль всего этого не замечал. Он сел на освободившееся место рядом с Эйли, поцеловал княжне руку, кивнул, когда ему предложили чаю, и долго молчал, глядя в стол.
Большие часы, стоявшие на полу у стены, начали отбивать замысловатую мелодию; во дворе откликнулись башенные часы — время утреннего приема закончилось. Мелкие дворяне, еще мешкавшие в конце зала, поспешно сдавали чашки и давились недоеденными пирожными; аристократы вставали из-за стола и раскланивались.
Князь-Сенешаль угрюмо смотрел в свою чашку, и Эйли, прощаясь с гостями, оставалась за столом, так как не смела встать раньше Князя-Сенешаля.
Большая столовая опустела. Гомейза плотно прикрыла двери и подошла ближе, ожидая дальнейших распоряжений.
— Не пройти ли нам в гостиную, ваше высочество? — спросила Эйли, догадавшись, что Князь-Сенешаль уходить не собирается.
Князь встал и подал ей руку.
Гомейза поспешно отворила дверь и присела в глубоком реверансе; она с тревогой смотрела вслед князю.
В гостиной он сразу сел, выбрав кресло у окна, спиной к свету, предложил Эйли сесть в кресло рядом. Какое-то время князь молчал, потом сцепил руки в замок и сказал ровным, размеренным голосом:
— Я пришел просить вас стать моей женой.
Эйли вскочила, забыв о приличиях. Она никак не ожидала подобного поворота событий.
— Это невозможно! — выпалила она, прежде чем успела обдумать слова князя.
Князь кивнул. Он смотрел на Эйли спокойными глазами; было похоже, он ожидал подобной реакции.
— Моя матушка почему-то полагает, что лучше вас для меня жены быть не может, — начал говорить он, словно по писаному. — Может быть, она права. Однако для меня сейчас важно не столько ее мнение, сколько другие соображения. Конечно, я понимаю, что вы воспринимаете ваше теперешнее положение как весьма унизительное. К сожалению, я не всегда могу поступать так, как следует по законам чести, и вынужден уступать обстоятельствам политического характера. Поверьте, в моем отношении к вам нет ни капли вражды или неуважения, что, имел возможность вам доказать. — Он посмотрел на Эйли спокойными глазами, и та кивнула в ответ. — И еще, я прошу вас поверить, что для меня самого нет ничего унизительнее, чем необходимость обеспечивать безопасность Столицы взятием в заложники человека, который лишь формально является подданным Империи. Поверьте, я предпочел бы другой выход. На мой взгляд, единственным достойным выходом из этого тупикового положения может быть лишь наше бракосочетание. Я понимаю, что для вас это предложение весьма неожиданно; понимаю также, что вы, по крайней мере сейчас, не испытываете ко мне нежных чувств. — Он горько усмехнулся. — Наивно было бы ожидать, чтобы узник питал любовь к своему тюремщику… Поэтому я не просто согласен, я настаиваю на длительном сроке помолвки, во время которой я надеюсь завоевать вашу приязнь.
Она слушала князя с отстраненным вниманием, но не говорила ни слова.
— После оглашения помолвки, — продолжал князь, — вы избавитесь от оскорбляющего вас положения заложницы и станете моей гостьей, а я получу надежду когда-нибудь назвать моей женой не только прелестную и знатную даму, но и наследную княжну страны, с которой у Империи исторически сложились натянутые политические отношения и от которой я, по известным вам причинам, надеюсь получить определенную помощь…
— Вы ошибаетесь, князь, — вдруг перебила его Эйли. Князь-Сенешаль осекся.
— Вы ошибаетесь, — повторила Эйли твердо. — Я — не наследная княжна.
Князь медленно спросил:
— Разве вы не дочь княгини Сагитты?
— То, что я дочь княгини, — сказала Эйли, — еще не означает, что именно я буду править Таласом. Уже то, что я Дочь Императора, мешает мне стать правительницей — и Совет Гильдеров, и нотабли наверняка будут против меня… У нас иные традиции, чем в Имцерии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144