Он просвещает их разум. Согласно вашему отцу, одна из главных заповедей Христа – «любите друг друга» – это всего лишь один из способов подготовить людей к пониманию благой вести. Фактически все служение его пойдет в этом направлении. Потом, увидев себя преданным и обреченным на смерть, он понимает, что люди по-прежнему не готовы, и решает доверить тайну свою будущим поколениям. И прячет ее.
– Каким образом?
– Зашифровывает.
– Вы шутите?
– Вовсе нет. Представление о том, что Иисус завещал свое знание Иоанну, Петру и Иакову во время преображения или после воскресения, основано именно на этом. И вот здесь-то в игру вступает Йорденский камень. О нем упоминается во многих апокрифических текстах. Якобы Иисус передал свою единственную драгоценность, свое единственное достояние самому верному другу. Тут версии расходятся. Либо Петру, либо Иакову, либо Иоанну, либо всем троим. В одном из документов Наг-Хаммади говорится даже, будто драгоценность Христа перешла к Марии.
– Значит, Йорденский камень заключает в себе тайну Иисуса?
Она с улыбкой пожала плечами.
– И вы говорите, что перевели только начало? – удрученно спросил я. – О чем же рассказывается в остальном тексте?
– Ого! Вы слишком многого от меня хотите! Далее в тексте, похоже, говорится об истории Йорденского камня на протяжении веков. Дюрер, подобно нашим разным друзьям, конечно же искал его, и, кажется, ему удалось установить путь, пройденный этой реликвией. Больше я ничего не могу сказать. Завтра я продолжу перевод. Честно говоря, сейчас уже нет сил.
– А какая здесь связь с «Меланхолией»? С этой гравюрой?
– Я пока не могу понять. Возможно, она стала для Дюрера своеобразной памяткой. Там множество символов, имеющих отношение к этой истории, но я не понимаю, что они означают. Есть магический квадрат, разные инструменты, причем некоторые явно связаны с масонской символикой, ангелочек, обтесанный камень… В общем, не знаю. Надо все это изучить.
Она умолкла. Вид у нее был измученный. Но на губах по-прежнему трепетала улыбка.
Я допил виски.
– Что будем делать? – спросил я, поставив пустой стакан на письменный стол.
– Не поняла?
– Ну, я сам не знаю… Все это уж очень необычно. Вы по-прежнему хотите продолжать?
– Вы шутите? – оскорбилась она. – В худшем случае это окажется выдумкой. Но что мы теряем? Выдумка, которой интересовались Леонардо да Винчи и Дюрер, а сейчас интересуются «Бильдерберг» и организация христианских фундаменталистов… согласитесь, такой выдумкой стоит заняться! Эту историю нужно выяснить и предать гласности, верно? К тому же весьма возможно, что эта история окажется истинной…
– Именно это меня и тревожит! Тайное послание Иисуса… Зашифрованное… Которое будто бы скрывали две тысячи лет. Вы уверены, что именно мы должны его искать?
– А вы предпочитаете тех типов, что напали на вас?
Вот на это трудно было возразить! Как бы там ни было, я понимал, что никогда не сумею уговорить ее бросить это дело. Что меня почти устраивало – давало мне опору, не позволяло отступить. Ведь я тоже хотел знать.
– Значит, будем продолжать?
– Разумеется! Мне нужно выспаться сегодня ночью, а завтра я вновь засяду за перевод.
– А я?
– А вы отправитесь в Национальную библиотеку и отыщете микрофильм, на который ссылается ваш отец в заметке на оборотной стороне «Джоконды».
– Я вижу, вы все предусмотрели…
Она улыбнулась:
– Да.
В это мгновение ноутбук негромко пискнул. Софи села за стол, а я склонился над ее плечом.
– Хейгомейер?
Это был наш друг-пират. Последние новости от него мы получили еще в Горде. Всего лишь позавчера, но, казалось, прошла вечность.
– Да.
– Я узнаю ваш псевдоним, а железяку нет…
– Он может опознать наш компьютер? – удивился я.
– Да, – ответила Софи. – Это не так уж трудно.
– Все в порядке. Я сменила машину… Пришлось вновь скачать программу, но это на самом деле я. У меня возникли небольшие проблемы. Ничего серьезного.
– Вот-вот. Я как раз хотел сообщить вам, что у меня тоже становится жарко.
Софи нахмурила брови и бросила тревожный взгляд на меня.
– Что такое?
– С тех пор как мы пообщались с помощью ICQ, к моему компьютеру стали проявлять интерес очень многие люди. К счастью, у меня надежная броня, но атаки следуют одна за другой.
– Кто-то пытается пошарить у вас?
– Несомненно.
– Хм. Вор у вора…
– Вроде того, хотя я ничем не рискую. А вот вы…
– Вы полагаете, что и ко мне попытаются проникнуть?
– А вы думаете иначе?
– Да, это более чем вероятно. Что можно предпринять?
– Поскольку вы не очень в этом сведущи, начнем с установки лоджера.
– Что это такое?
– Маленькая программа, которую я составил. Она позволяет отследить все заходы на ваш компьютер. Это не защищает от взлома, но вы будете видеть всех посетителей.
– А вы не подсунете мне вирус?
– Пфф.
– Это означает, что вы получите доступ к моим файлам?
– Если вы не против. Напоминаю вам, что самый горячий из ваших файлов именно я вам и презентовал!
Софи повернулась ко мне:
– Как быть? Довериться ему?
– Честно говоря, если бы он хотел к нам влезть, давно бы уже это сделал… Впрочем, не исключено, что он у нас уже побывал.
– Значит, позволим ему установить эту штуку на мой компьютер?
– Если это нас хоть немного защитит…
– О'кей! Присылайте программу!
– Прекрасно. Вы ее установите, а затем уберете все по-настоящему важные файлы с жесткого диска. Сбросьте их на дискету или на CD.
– Ладно. Кстати, ваша фотография будет напечатана в завтрашнем номере «Либерасьон».
– Правда? Вот здорово!
– Свяжемся, когда будут новости?
– Договор остается в силе.
В отеле не было ресторана, и мы решили поужинать в городе. В мае в Париже всегда была особая атмосфера – не только со времен 68-го или Азнавура. Конец весны, ленивая поступь лета, заставляющего себя ждать, возвращение листьев, раскрывающая грозди сирень. Мы немного прошлись – между Эйфелевой башней и собором Инвалидов, вдоль здания Военного училища, по тенистому левому берегу, – слегка морщась от вечерней прохлады.
Свернув чуть в сторону от Сены, мы в конце концов остановили выбор на большом ресторане в красно-черных тонах, расположенном на площади Военного училища, в двух шагах от «Турвиля». Я много раз бывал здесь в юности и мог поручиться за свежесть их морепродуктов… Интерьер совершенно не изменился. Те же кожаные кресла и медные столики, то же оживление, легкое позвякивание приборов вперемежку с рокотом голосов – подлинно парижский ресторан во всем его великолепии. И разумеется, официант, подогретый амфетаминами, который никогда не смотрит вам в глаза и придерживает большим пальцем штопор в кармашке куртки, который никогда не забывает про вино, поскольку за него платят, – зато о хлебе и воде ему приходится напоминать несколько раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Каким образом?
– Зашифровывает.
– Вы шутите?
– Вовсе нет. Представление о том, что Иисус завещал свое знание Иоанну, Петру и Иакову во время преображения или после воскресения, основано именно на этом. И вот здесь-то в игру вступает Йорденский камень. О нем упоминается во многих апокрифических текстах. Якобы Иисус передал свою единственную драгоценность, свое единственное достояние самому верному другу. Тут версии расходятся. Либо Петру, либо Иакову, либо Иоанну, либо всем троим. В одном из документов Наг-Хаммади говорится даже, будто драгоценность Христа перешла к Марии.
– Значит, Йорденский камень заключает в себе тайну Иисуса?
Она с улыбкой пожала плечами.
– И вы говорите, что перевели только начало? – удрученно спросил я. – О чем же рассказывается в остальном тексте?
– Ого! Вы слишком многого от меня хотите! Далее в тексте, похоже, говорится об истории Йорденского камня на протяжении веков. Дюрер, подобно нашим разным друзьям, конечно же искал его, и, кажется, ему удалось установить путь, пройденный этой реликвией. Больше я ничего не могу сказать. Завтра я продолжу перевод. Честно говоря, сейчас уже нет сил.
– А какая здесь связь с «Меланхолией»? С этой гравюрой?
– Я пока не могу понять. Возможно, она стала для Дюрера своеобразной памяткой. Там множество символов, имеющих отношение к этой истории, но я не понимаю, что они означают. Есть магический квадрат, разные инструменты, причем некоторые явно связаны с масонской символикой, ангелочек, обтесанный камень… В общем, не знаю. Надо все это изучить.
Она умолкла. Вид у нее был измученный. Но на губах по-прежнему трепетала улыбка.
Я допил виски.
– Что будем делать? – спросил я, поставив пустой стакан на письменный стол.
– Не поняла?
– Ну, я сам не знаю… Все это уж очень необычно. Вы по-прежнему хотите продолжать?
– Вы шутите? – оскорбилась она. – В худшем случае это окажется выдумкой. Но что мы теряем? Выдумка, которой интересовались Леонардо да Винчи и Дюрер, а сейчас интересуются «Бильдерберг» и организация христианских фундаменталистов… согласитесь, такой выдумкой стоит заняться! Эту историю нужно выяснить и предать гласности, верно? К тому же весьма возможно, что эта история окажется истинной…
– Именно это меня и тревожит! Тайное послание Иисуса… Зашифрованное… Которое будто бы скрывали две тысячи лет. Вы уверены, что именно мы должны его искать?
– А вы предпочитаете тех типов, что напали на вас?
Вот на это трудно было возразить! Как бы там ни было, я понимал, что никогда не сумею уговорить ее бросить это дело. Что меня почти устраивало – давало мне опору, не позволяло отступить. Ведь я тоже хотел знать.
– Значит, будем продолжать?
– Разумеется! Мне нужно выспаться сегодня ночью, а завтра я вновь засяду за перевод.
– А я?
– А вы отправитесь в Национальную библиотеку и отыщете микрофильм, на который ссылается ваш отец в заметке на оборотной стороне «Джоконды».
– Я вижу, вы все предусмотрели…
Она улыбнулась:
– Да.
В это мгновение ноутбук негромко пискнул. Софи села за стол, а я склонился над ее плечом.
– Хейгомейер?
Это был наш друг-пират. Последние новости от него мы получили еще в Горде. Всего лишь позавчера, но, казалось, прошла вечность.
– Да.
– Я узнаю ваш псевдоним, а железяку нет…
– Он может опознать наш компьютер? – удивился я.
– Да, – ответила Софи. – Это не так уж трудно.
– Все в порядке. Я сменила машину… Пришлось вновь скачать программу, но это на самом деле я. У меня возникли небольшие проблемы. Ничего серьезного.
– Вот-вот. Я как раз хотел сообщить вам, что у меня тоже становится жарко.
Софи нахмурила брови и бросила тревожный взгляд на меня.
– Что такое?
– С тех пор как мы пообщались с помощью ICQ, к моему компьютеру стали проявлять интерес очень многие люди. К счастью, у меня надежная броня, но атаки следуют одна за другой.
– Кто-то пытается пошарить у вас?
– Несомненно.
– Хм. Вор у вора…
– Вроде того, хотя я ничем не рискую. А вот вы…
– Вы полагаете, что и ко мне попытаются проникнуть?
– А вы думаете иначе?
– Да, это более чем вероятно. Что можно предпринять?
– Поскольку вы не очень в этом сведущи, начнем с установки лоджера.
– Что это такое?
– Маленькая программа, которую я составил. Она позволяет отследить все заходы на ваш компьютер. Это не защищает от взлома, но вы будете видеть всех посетителей.
– А вы не подсунете мне вирус?
– Пфф.
– Это означает, что вы получите доступ к моим файлам?
– Если вы не против. Напоминаю вам, что самый горячий из ваших файлов именно я вам и презентовал!
Софи повернулась ко мне:
– Как быть? Довериться ему?
– Честно говоря, если бы он хотел к нам влезть, давно бы уже это сделал… Впрочем, не исключено, что он у нас уже побывал.
– Значит, позволим ему установить эту штуку на мой компьютер?
– Если это нас хоть немного защитит…
– О'кей! Присылайте программу!
– Прекрасно. Вы ее установите, а затем уберете все по-настоящему важные файлы с жесткого диска. Сбросьте их на дискету или на CD.
– Ладно. Кстати, ваша фотография будет напечатана в завтрашнем номере «Либерасьон».
– Правда? Вот здорово!
– Свяжемся, когда будут новости?
– Договор остается в силе.
В отеле не было ресторана, и мы решили поужинать в городе. В мае в Париже всегда была особая атмосфера – не только со времен 68-го или Азнавура. Конец весны, ленивая поступь лета, заставляющего себя ждать, возвращение листьев, раскрывающая грозди сирень. Мы немного прошлись – между Эйфелевой башней и собором Инвалидов, вдоль здания Военного училища, по тенистому левому берегу, – слегка морщась от вечерней прохлады.
Свернув чуть в сторону от Сены, мы в конце концов остановили выбор на большом ресторане в красно-черных тонах, расположенном на площади Военного училища, в двух шагах от «Турвиля». Я много раз бывал здесь в юности и мог поручиться за свежесть их морепродуктов… Интерьер совершенно не изменился. Те же кожаные кресла и медные столики, то же оживление, легкое позвякивание приборов вперемежку с рокотом голосов – подлинно парижский ресторан во всем его великолепии. И разумеется, официант, подогретый амфетаминами, который никогда не смотрит вам в глаза и придерживает большим пальцем штопор в кармашке куртки, который никогда не забывает про вино, поскольку за него платят, – зато о хлебе и воде ему приходится напоминать несколько раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85