– Выслушайте меня, – сказала графиня, – я была королевой, властительницей, божеством, я мать троих признанных королем детей, я не дала ему ни малейшего повода ни к подозрениям, ни к ревности, самая злостная клевета не приставала ко мне, рассыпалась в прах. Если я могу в чем-нибудь упрекнуть себя, то только в чрезмерной любви к королю. После восьми лет совместной жизни, после совсем еще недавних клятв и уверений, ничтожная интрига отнимает у меня не сердце его, нет, а страстную его привязанность. Мне велят отказаться от любви – я сношу это молча, выгоняют из подаренного замка – ухожу, велят покинуть Дрезден – удаляюсь в Пильниц, хочу видеть короля – силой возвращают с дороги. И после этого меня еще объявляют заносчивой, мстительной, боятся моей ярости, опасаются за жизнь короля!
– Да, что верно, то верно, – рассмеялся Вацдорф, – но вы можете это опровергнуть и уладить все тихо и мирно, как Тешен и Аврора.
Козель покраснела и вскочила со стула.
– Тешен и Аврора были фаворитками, – вскричала она, – а у меня есть обещание жениться, я была и есть его жена.
Вацдорф расхохотался.
– Дорогая графиня! – сказал он с оскорбительной фамильярностью. – Это дела давно минувшие. Вы знаете, что может сделать с человеком страсть? Она деспотична, человек перестает владеть собой, не отвечает за свои поступки. Его величество, государя нашего Августа II, заставили подписать альтранштадский мир, а теперь он объявляет его недействительным; он и вам подписал обещание жениться, а сейчас не придает ему никакого значения.
Козель с трудом сдерживала ярость.
– О, король может и не придавать значения словам своим, клятвам, торжественным обещаниям, – возразила она, – но я считаю его порядочным и честным человеком, отвечающим за свои поступки; для меня слово его свято и нерушимо.
Анна стала ходить взад и вперед по комнате… Пораздумав, Вацдорф решился приступить к делу, по которому приехал.
– Скажите, графиня, откровенно, – начал он, – каковы ваши требования? Король полон к вам признательности и благорасположения, он много может сделать для вас, но не надо требовать невозможного или придавать шуткам чрезмерного значения. Бумажку короля вы отдадите мне.
Анна стремительно повернулась к нему.
– Вы за тем и приехали? – спросила она.
– Должен признаться, что да.
– Можете отправляться обратно, – ответила, разгорячившись, графиня, – пока я жива, никому ее не отдам. Она охраняет честь мою, а честь мне дороже жизни. Неужели вы думаете, что я согласилась бы за все сокровища, за дворцы Августа, за его величайшее ко мне расположение отдать ему сердце, если бы не получила обещания жениться?
– Но согласитесь, это же смеху подобно! – сказал Вацдорф. – Королева и по сей день живет и здравствует. Кто властен распоряжаться будущим? Подобные обещания в глазах закона, людей, света не имеют ровно никакого значения.
– Так почему же вы хотите отнять у меня бумажку? – спросила Козель. – Вы стыдитесь за короля, который соблазнил, обманул меня – слабую, неопытную? Боитесь, что его легкомыслие и вероломство запятнают его в глазах людей?
– Графиня, я не могу слушать нареканий на короля, – сказал Вацдорф.
– Так отправляйтесь туда, откуда прибыли, – холодно ответила Анна, собираясь выйти из комнаты.
Вскочив со стула, посол удержал ее.
– Подумайте, графиня, к каким последствиям это может привести! Вы заставляете короля прибегнуть к крайним мерам, к жестокой суровости. Он может применить силу, и вам все равно придется отдать бумагу.
– Пусть попробует! – ответила графиня Козель.
– Это была бы слишком прискорбная мера, – промолвил Вацдорф, – все, кто радеет о вашем благе, рады были бы избежать этого, я тоже хотел бы уберечь вас. Если будет применена сила, вам больше не на что надеяться, а при добровольном согласии вы получите…
Графиня не дала ему договорить.
– Вы хотите, чтобы я продала свою честь и назначила ей цену? Ручаюсь, что в королевской казне не хватит денег, чтобы оплатить мою честь, я не продам ее за все сокровища мира. – Слова эти графиня произнесла с гордостью и твердой решимостью. – Пусть весь мир знает, как гнусно была я обманута, какую постыдную сделали из меня игрушку. – Слезы хлынули у нее из глаз. – Нет, – взорвалась она вдруг, – вы лжете, не может быть, чтоб то была воля короля, я не верю. Стараясь защитить государя, вы черните его. Я допускаю, что он мог проявить минутную слабость, но не сомневаюсь в благородстве его души. Король не может этого требовать.
Вацдорф, не говоря ни слова, медленно расстегнул сюртук, вытащил пачку бумаг, извлек письмо и полномочия короля и так же молча протянул их графине. Анна пренебрежительно взглянула на бумаги.
– Если обещание короля, скрепленное его подписью, потеряло всякое значение, – сказала Анна, отстраняя бумаги, – то почему я должна считаться с этим письмом и этой подписью? Завтра король может повелеть отнять у вас письмо и отменить свое решение!
Явно растерявшийся Вацдорф сложил письмо и спрятал его обратно.
– Графиня, – сказал он тихо, – ваше поведение вызывает во мне сочувствие, хотите верьте, хотите нет, но я ничего больше сделать для вас не могу. Бога ради, подумайте, на что вы себя обрекаете. Я не смею молвить ни единого слова против короля. Король прекрасный, благороднейший человек, но он обязан защищать свое королевское достоинство, так как несет ответственность перед монархами, перед народами. Когда речь идет о делах государственных, все средства хороши. Вспомните участь многих, очень многих людей. Опасно противиться королю, когда им овладевает ярость.
– Я знаю его лучше, чем вы.
– Король наш может быть сколь добрым, столь и страшным, – сказал Вацдорф.
– Знаю.
– Умоляю вас!
– Не тратьте попусту времени и труда, – сказала графиня спокойно, – угрозы действуют на меня еще меньше, чем уговоры, я бы умерла со стыда, если бы испугалась их.
Вацдорф еще пытался убедись графиню, но тщетно: Козель, окинув его презрительным взглядом, вышла из комнаты. Ему не оставалось ничего другого, как вернуться в Дрезден и доложить о второй неудавшейся попытке.
3
Есть люди, радующиеся чужому горю; они жадно ловят стоны, упиваются страданием, глумятся над несчастьем. Что бы ни было причиной – легкомыслие или злоба, это свидетельствует о характере не слишком благородном. Несчастье, постигшее Козель, вызывало у ее недругов неудержимую жажду мести и любопытство. Правда, своим надменным видом Анна прежде часто давала им понять, что они недостойны ее дружбы, но сблизиться с кем-нибудь при дворе, полном интриг, и впрямь было трудно.
Анну не оставляла в покое назойливая баронесса Глазенапп. Убедившись однажды в лицемерии баронессы – выслушав Анну с дружеским участием, баронесса, выйдя за дверь, тут же зло высмеяла ее, – Анна отказала ей от дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99