— воскликнул он в восхищении. — Ты прекрасна. Какие колдовские чары позволяют тебе оставаться вечно юной?
Ланарвилис улыбнулась, но в словах ее звучала горечь.
— Я была Элиссой когда-то, — сказала она тихо. — Когда-то очень давно. Теперь я Ланарвилис. Элисса — моя дочь от Лугайда, весталка. Ее служение вот-вот закончится, и она выйдет замуж. Так что я почти бабушка.
— Я забыл. Всего на миг. На один миг. Мне не следовало забывать.
— О Сорен, дорогой, прости меня. Я хотела… Я рада тебе. Наверное, это неправильно, — отняв руку, она указала на кресло. Они сели. Ланарвилис молча откупорила оплетенную бутыль и наполнила кубки. По комнате разлился терпкий аромат вина с Аквитанских холмов.
— Я истомился в ожидании ответа, — сказал он.
— Прости, — голос ее был спокоен и тверд. — Сестрам понадобилась моя помощь. Это потребовало времени. Для чего ты хотел повидаться со мной?
— Скоро король созовет Совет. Нам следует подготовиться к возможным неожиданностям.
— Что ты имеешь в виду? Этот Гра… Грало… Гра-цил-лоний уже принял старейшин и королев по очереди. Всем он показался весьма толковым и искренним человеком; с большинством его предложений старейшины согласились. Так что Совету останется лишь закрепить на бумаге наше соглашение.
Сорен нахмурился.
— Не очень-то мне верится в его искренность. Почему Риму вдруг вздумалось посылать к нам префекта, после стольких-то лет? Этот мальчишка, новый король, намекает на некие грядущие перемены и уверяет, что постарается сделать все, чтобы нас они не коснулись. Что он имеет в виду? Я чувствую, что знает король куда больше, чем говорит. Какой сюрприз Грациллоний — или Рим? — нам еще уготовят?
На лице Ланарвилис появилось странное выражение; оно застыло, словно превратившись в безжизненную жреческую маску. Глаза стали ярко-голубыми, осветившись изнутри светом тайного, недоступного непосвященным Знания.
— Я поняла тебя, — проговорила она бесцветным голосом. — И у Форсквилис в тот день было предчувствие…
— У Форсквилис? Она что, знала?…
— Да. Мы все знали.
Сорен неуклюже, словно руки перестали его слушаться, поставил кубок.
— Может, ты расскажешь? — осторожно спросил он.
И она рассказала.
Прикрыв веки, Сорен слушал рассказ о той страшной ночи на острове. Когда она кончила говорить, он потянулся к кубку, отпил и некоторое время сидел молча, не поднимая глаз.
— Нечто подобное я и предполагал, — выговорил он наконец, поглаживая бороду. — Хорошо бы намекнуть римлянину, что нам подвластно не только привести человека к городу и сделать королем, но и проникнуть в самые его тайные помыслы. Тогда, может, он станет более сговорчивым. Ко всем нашим бедам нам не хватало только короля — лазутчика чужой державы.
— Пришел к городу и стал королем он без нашей помощи. Что же до его помыслов… Мне кажется, он не хочет нам зла.
— Возможно, но у него свои цели. Вернее, у Рима. То есть у императора Римской империи. Наши представления о том, что есть благо для Иса, а что зло, могут сильно отличаться. — Сорен недобро усмехнулся. — В любом случае лучше быть хозяевами положения. Кто знает, каких уступок мы сможем добиться от Империи.
Рассмеявшись, Ланарвилис тронула его за руку.
— Ты слишком корыстен, Сорен!
— Да. Ради моего города, моего дома, моих сыновей и себя, — ответил Сорен глухим голосом. — Больше у меня ничего нет.
Ее взгляд потемнел. Она почувствовала горечь в его словах и знала, что он никогда не выскажет этого прямо. Много лет назад она и Сорен были тайно помолвлены. Знак на своей груди Ланарвилис обнаружила за месяц до окончания службы весталкой.
— Ты можешь оспаривать решения короля на Совете, — сказала она. — Только не строй козни у него за спиной. Поверь мне, Грациллоний для нас — не зло. Иначе боги не позволили бы призвать его.
— Кроме богов, ему помогали люди. Женщины, — Сорен прикрыл глаза ладонью. — Сильного Колконора нужно было ослабить. И в этом вы преуспели. Что вы с ним сделали? Каким грязным фокусам ты обучилась за эти годы?
Упрек был несправедливый и злой. Ланарвилис разрыдалась. Слезы размыли малахитовую краску на подведенных веках, и лицо королевы сразу стало жалким и некрасивым.
— Сорен, но меня там не было! Я все знала. Я помогала Сестрам, но… на это я никогда бы не пошла!
— Почему же? В чем разница? Мы с тобой давно не юные влюбленные, воркующие при луне. Ты вдоволь изведала плотских утех со своими прежними мужьями. Теперь у тебя новый король. Молодой, красивый, пылкий…
Королева уже овладела собой, утерла слезы и выпрямилась.
— Ты тоже не был затворником, Сорен Картаги, — ответила она резко. — И весьма охотно ублажал свою плоть, и, насколько мне известно, не только с женой. Что же до моих мужей… Лугайд был неплохим человеком, и Хоэль тоже. Что мне оставалось делать? Но я всегда представляла на их месте тебя… А Колконор стал ненавистен мне с первого дня. Он почти умертвил во мне женщину!
— Элисса! — выдохнул Сорен. Полузакрыв глаза, они потянулись друг к другу.
Она отпрянула за мгновение до того, как губы их встретились.
— Нет. Нельзя. Мы с тобой те, кем мы стали. Я не могу осквернить богиню.
— Ты права, — хрипло проговорил Сорен и снова спрятал лицо в ладонях. Воцарилось молчание.
— Я пойду, — Сорен с усилием встал, не поднимая на нее глаз.
— Задержись, Сорен, — она снова стала королевой, и голос ее зазвучал властно. — Мы с тобой те, кто мы есть: Оратор Тараниса и высшая жрица Белисамы. Я не хочу, чтобы ты строил козни новому королю. Давай обсудим, как нам поладить с ним.
Глава девятая
I
Дахилис выглядела непривычно серьезной.
— Любимый, ты мог бы уделить мне час нынче утром?
Грациллоний прижал ее к себе. Какая она тоненькая и легкая! Его рука обняла чашу ее груди, прошлась по изгибу бедра и живота, пригладила золотистый пух и вернулась, чтобы пощекотать под подбородком.
— Что, опять? — засмеялся он. — За час я едва успею восполнить силу, которую ты тратила так щедро.
— Я думала о том, чтобы поговорить с тобой наедине, — в голосе и в лазури глаз Грациллоний прочел настойчивую просьбу. — О, я понимаю, что ты занят. С самого прибытия вокруг тебя круговерть народу, но если ты сможешь найти время… Это касается нас обоих — и всего города.
Он ответил поцелуем.
— Ну конечно, — исанский давался ему нелегко, но он старался, как мог. — Будь моя воля, я бы от тебя не отходил. И если тебе вздумалось обсуждать государственные дела, что же, с тобой это приятнее, чем с купцами и военными.
Шевельнув плечами, Грациллоний ощутил меж лопаток посторонний предмет — снимать Ключ не дозволялось, поэтому приходилось закидывать его за спину, чтоб не мешал. Перекидывая Ключ обратно на грудь, он испытывал почему-то такое чувство, словно закрывал тем самым некую дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Ланарвилис улыбнулась, но в словах ее звучала горечь.
— Я была Элиссой когда-то, — сказала она тихо. — Когда-то очень давно. Теперь я Ланарвилис. Элисса — моя дочь от Лугайда, весталка. Ее служение вот-вот закончится, и она выйдет замуж. Так что я почти бабушка.
— Я забыл. Всего на миг. На один миг. Мне не следовало забывать.
— О Сорен, дорогой, прости меня. Я хотела… Я рада тебе. Наверное, это неправильно, — отняв руку, она указала на кресло. Они сели. Ланарвилис молча откупорила оплетенную бутыль и наполнила кубки. По комнате разлился терпкий аромат вина с Аквитанских холмов.
— Я истомился в ожидании ответа, — сказал он.
— Прости, — голос ее был спокоен и тверд. — Сестрам понадобилась моя помощь. Это потребовало времени. Для чего ты хотел повидаться со мной?
— Скоро король созовет Совет. Нам следует подготовиться к возможным неожиданностям.
— Что ты имеешь в виду? Этот Гра… Грало… Гра-цил-лоний уже принял старейшин и королев по очереди. Всем он показался весьма толковым и искренним человеком; с большинством его предложений старейшины согласились. Так что Совету останется лишь закрепить на бумаге наше соглашение.
Сорен нахмурился.
— Не очень-то мне верится в его искренность. Почему Риму вдруг вздумалось посылать к нам префекта, после стольких-то лет? Этот мальчишка, новый король, намекает на некие грядущие перемены и уверяет, что постарается сделать все, чтобы нас они не коснулись. Что он имеет в виду? Я чувствую, что знает король куда больше, чем говорит. Какой сюрприз Грациллоний — или Рим? — нам еще уготовят?
На лице Ланарвилис появилось странное выражение; оно застыло, словно превратившись в безжизненную жреческую маску. Глаза стали ярко-голубыми, осветившись изнутри светом тайного, недоступного непосвященным Знания.
— Я поняла тебя, — проговорила она бесцветным голосом. — И у Форсквилис в тот день было предчувствие…
— У Форсквилис? Она что, знала?…
— Да. Мы все знали.
Сорен неуклюже, словно руки перестали его слушаться, поставил кубок.
— Может, ты расскажешь? — осторожно спросил он.
И она рассказала.
Прикрыв веки, Сорен слушал рассказ о той страшной ночи на острове. Когда она кончила говорить, он потянулся к кубку, отпил и некоторое время сидел молча, не поднимая глаз.
— Нечто подобное я и предполагал, — выговорил он наконец, поглаживая бороду. — Хорошо бы намекнуть римлянину, что нам подвластно не только привести человека к городу и сделать королем, но и проникнуть в самые его тайные помыслы. Тогда, может, он станет более сговорчивым. Ко всем нашим бедам нам не хватало только короля — лазутчика чужой державы.
— Пришел к городу и стал королем он без нашей помощи. Что же до его помыслов… Мне кажется, он не хочет нам зла.
— Возможно, но у него свои цели. Вернее, у Рима. То есть у императора Римской империи. Наши представления о том, что есть благо для Иса, а что зло, могут сильно отличаться. — Сорен недобро усмехнулся. — В любом случае лучше быть хозяевами положения. Кто знает, каких уступок мы сможем добиться от Империи.
Рассмеявшись, Ланарвилис тронула его за руку.
— Ты слишком корыстен, Сорен!
— Да. Ради моего города, моего дома, моих сыновей и себя, — ответил Сорен глухим голосом. — Больше у меня ничего нет.
Ее взгляд потемнел. Она почувствовала горечь в его словах и знала, что он никогда не выскажет этого прямо. Много лет назад она и Сорен были тайно помолвлены. Знак на своей груди Ланарвилис обнаружила за месяц до окончания службы весталкой.
— Ты можешь оспаривать решения короля на Совете, — сказала она. — Только не строй козни у него за спиной. Поверь мне, Грациллоний для нас — не зло. Иначе боги не позволили бы призвать его.
— Кроме богов, ему помогали люди. Женщины, — Сорен прикрыл глаза ладонью. — Сильного Колконора нужно было ослабить. И в этом вы преуспели. Что вы с ним сделали? Каким грязным фокусам ты обучилась за эти годы?
Упрек был несправедливый и злой. Ланарвилис разрыдалась. Слезы размыли малахитовую краску на подведенных веках, и лицо королевы сразу стало жалким и некрасивым.
— Сорен, но меня там не было! Я все знала. Я помогала Сестрам, но… на это я никогда бы не пошла!
— Почему же? В чем разница? Мы с тобой давно не юные влюбленные, воркующие при луне. Ты вдоволь изведала плотских утех со своими прежними мужьями. Теперь у тебя новый король. Молодой, красивый, пылкий…
Королева уже овладела собой, утерла слезы и выпрямилась.
— Ты тоже не был затворником, Сорен Картаги, — ответила она резко. — И весьма охотно ублажал свою плоть, и, насколько мне известно, не только с женой. Что же до моих мужей… Лугайд был неплохим человеком, и Хоэль тоже. Что мне оставалось делать? Но я всегда представляла на их месте тебя… А Колконор стал ненавистен мне с первого дня. Он почти умертвил во мне женщину!
— Элисса! — выдохнул Сорен. Полузакрыв глаза, они потянулись друг к другу.
Она отпрянула за мгновение до того, как губы их встретились.
— Нет. Нельзя. Мы с тобой те, кем мы стали. Я не могу осквернить богиню.
— Ты права, — хрипло проговорил Сорен и снова спрятал лицо в ладонях. Воцарилось молчание.
— Я пойду, — Сорен с усилием встал, не поднимая на нее глаз.
— Задержись, Сорен, — она снова стала королевой, и голос ее зазвучал властно. — Мы с тобой те, кто мы есть: Оратор Тараниса и высшая жрица Белисамы. Я не хочу, чтобы ты строил козни новому королю. Давай обсудим, как нам поладить с ним.
Глава девятая
I
Дахилис выглядела непривычно серьезной.
— Любимый, ты мог бы уделить мне час нынче утром?
Грациллоний прижал ее к себе. Какая она тоненькая и легкая! Его рука обняла чашу ее груди, прошлась по изгибу бедра и живота, пригладила золотистый пух и вернулась, чтобы пощекотать под подбородком.
— Что, опять? — засмеялся он. — За час я едва успею восполнить силу, которую ты тратила так щедро.
— Я думала о том, чтобы поговорить с тобой наедине, — в голосе и в лазури глаз Грациллоний прочел настойчивую просьбу. — О, я понимаю, что ты занят. С самого прибытия вокруг тебя круговерть народу, но если ты сможешь найти время… Это касается нас обоих — и всего города.
Он ответил поцелуем.
— Ну конечно, — исанский давался ему нелегко, но он старался, как мог. — Будь моя воля, я бы от тебя не отходил. И если тебе вздумалось обсуждать государственные дела, что же, с тобой это приятнее, чем с купцами и военными.
Шевельнув плечами, Грациллоний ощутил меж лопаток посторонний предмет — снимать Ключ не дозволялось, поэтому приходилось закидывать его за спину, чтоб не мешал. Перекидывая Ключ обратно на грудь, он испытывал почему-то такое чувство, словно закрывал тем самым некую дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113