И то, что я вижу в тебе, радует меня.
Польщенный Грациллоний покраснел. Смотреть на нее было приятно. Бодилис надела простое серо-голубое платье с вышитыми по вырезу и рукавам серебряными звездами. Широкий алый пояс подчеркивал полную грудь и бедра. Грациллонию нравились сильные черты ее лица и глаза, того же цвета, что у Дахилис. В них не было ни подозрения, ни страха. Он взял ее за руку так свободно, словно они много лет прожили вместе.
— Идем, — сказал он, — поговорим.
Дверь в атриум была привычна для глаз римлянина, зато роспись на стенах поразила его яркостью и свежестью красок. В волнах ныряли дельфины, в небе над морем парили большие чайки. Художник стремился не столько точно передать действительность, сколько произвести впечатление прозрачности мира, за которым скрывалось нечто большее. Бодилис, заметив его интерес, произнесла немного натянуто:
— Возможно, мне следовало сохранить старые фрески. Но я тщательно скопировала их на пергамент, чтобы сохранить для будущих поколений. А если тому, кто будет жить здесь после меня, не понравятся мои росписи, он может соскрести их.
— Как? — вырвалось у него. — Это ты рисовала?
— Чистое дилетантство, конечно. Но пройдем дальше. Приличия требовали бы принять тебя в этом зале, но в моем скрипториуме мне будет… проще. Кроме того, — улыбнулась она, — Семурамат туда вход закрыт, пока не подрастет и не научится беречь вещи. Она чудо, но иногда надоедает до полусмерти.
— У тебя кажется, есть еще дочери?
Бодилис кивнула.
— Две. Обе, конечно, сами не свои от желания познакомиться с тобой. Но Талавайр прислуживает в Нимфеуме, а Керна занята уроками в храме. Она вернется к ужину.
— Девочки… от Хоэля?
— Да, все три. Знак сошел на меня в царствование Лугайда, но он погиб почти сразу после этого. Талавайр в этом году выйдет из возраста весталки. Она уже выбрала себе жениха. Через год я могу оказаться бабушкой.
— А… Керна, кажется?
— О, ей всего пятнадцать, и она вся в учении. Собирается в младшие жрицы, когда придет время. Правда, это не исключает брака, но мужчины не слишком охотно берут в жены жрицу, которая больше времени проводит в храме, чем дома. Бывшие весталки чаще приносят обет младшей жрицы после того, как овдовеют.
Они вышли в коридор за атриумом. Расположение комнат в этом доме напоминало дома Дахилис и Форсквилис и казалось непривычным для римлянина. Бодилис открыла дверь и пропустила Грациллония вперед. Он оказался в просторном помещении, освещенном вдобавок к свету серого дня изящными лампами. Над одной из них грелся котелок на треножнике. Оливковое масло горело почти без копоти. Рядом стояли фляги с вином и водой, стеклянные и глиняные кубки и тарелки с лакомствами. По стенам тянулись полки с рукописями. Рядом стояли миниатюрные статуэтки бегущих животных и скульптурный портрет прекрасной и суровой женщины. Большой стол в дальнем углу тоже был завален книгами, письменными принадлежностями, кистями и красками, образцами минералов и трав, раковинами. Посреди всего этого развала, положив лапу на деревянную флейту, спала кошка.
— Присядь, сделай милость, — пригласила Бодилис. — Ты любишь разбавленное вино?
— А что в этом котелке?
— Настой трав. Я пью вино только за ужином, да и то немного, — Бодилис улыбнулась. — Боюсь, не смогу составить тебе компанию.
— Наоборот. Я сам пью немного и с удовольствием попробую твоего снадобья.
Ароматный сладкий напиток с легкой горчинкой как нельзя лучше подходил для такой промозглой погоды.
— Значит, правду говорят, что ты ученая женщина, — заметил он.
— Да, мне нравится узнавать новое. К тому же я люблю долгие прогулки — пешком, через поля и леса, или на лодке. Только вот моя близорукость мешает.
— Ты, кажется, работаешь над каким-то сочинением?
— Перевожу на исанский «Агамемнона». У нас, к сожалению, мало кто читает по-гречески, а мой скромный труд даст хоть какое-то представление о гении Эсхила.
— Где ты учила греческий?
— Сама, по учебникам и словарям, которые мне прислали друзья. Эвкерий, христианский священник, помогает мне и поправляет произношение. Он родом из той части Италии, где говорят по-гречески. — Она с жаром продолжала: — О, Грациллоний, я так многое надеюсь узнать от тебя. Расскажи мне о народах Британии, вспомни песни и предания… о, для меня твое появление — чудо вдвойне!
Грациллоний уставился в чашу, словно надеялся увидеть в осадке на дне свою судьбу.
— Я рассчитывал, что сам смогу учиться у тебя, — смущенно пробормотал он. — Исанскому языку…
— Ты уже неплохо овладел им. Хотя я могла бы расширить твой словарь. Например, мы широко используем синонимы…
— И еще история, традиции, я хотел бы проникнуть глубже в вашу жизнь. Именно этого я жду от тебя в первую очередь.
— Задавай любые вопросы, — вздохнула она. — Но помни, я не обладаю ни мудростью Квинипилис, ни силой воли Виндилис, ни колдовской силой Форсквилис, ни очарованием… но я сделаю для тебя все, что в моих силах.
Грациллонию послышалась боль в голосе королевы. Он поднял глаза и увидел горькие складки у губ. «Я тупой осел! — догадался он. — Да ведь она думает, что я ничего, кроме ума, в ней не вижу. Я совсем не это имел в виду, порази меня Юпитер, ничего подобного! Но если сейчас же сказать ей, как она хороша собой, она может подумать, что мне только и нужно, что побольше женского тела».
Он осторожно предложил:
— Не поговорить ли нам как простым смертным? Я хотел бы получше узнать тебя, Бодилис. Расскажи о своей жизни.
Она передернула плечами.
— Нечего рассказывать. Со мной, можно сказать, никогда ничего не случалось.
Грациллоний подумал, что из всех Девятерых ей легче всего было найти спасение от Колконора в своем внутреннем мире. Эта мысль оказалась для него мучительной. Он подергал себя за бородку. Щеки еще зудели, но он запретил себе чесаться. Надо продолжать беседу. Он медленно произнес:
— Ты говорила, что твоя средняя дочь хочет остаться в храме после того, как выйдет из возраста весталки? А сама ты, когда была девочкой, мечтала о том же?
В ее взгляде мелькнуло изумление, но Бодилис заставила себя откинуться на спинку кресла и улыбнуться.
— Да. Знак сошел на меня, когда я была в том же возрасте, что сейчас Керна, только я всегда была угрюмым и одиноким ребенком.
— Это… из-за обстоятельств твоего рождения? Она снова наградила его удивленным взглядом и заговорила не сразу.
— Грациллоний, ты и в самом деле замечательный человек.
— Нет! — он принужденно рассмеялся. — Просто офицер должен уметь разбираться в людях, — и сдержанно добавил: — Может быть, тебе неприятно говорить об этом? Я не хотел быть навязчивым.
Бодилис наклонилась вперед и погладила его по руке.
— Мне нечего скрывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Польщенный Грациллоний покраснел. Смотреть на нее было приятно. Бодилис надела простое серо-голубое платье с вышитыми по вырезу и рукавам серебряными звездами. Широкий алый пояс подчеркивал полную грудь и бедра. Грациллонию нравились сильные черты ее лица и глаза, того же цвета, что у Дахилис. В них не было ни подозрения, ни страха. Он взял ее за руку так свободно, словно они много лет прожили вместе.
— Идем, — сказал он, — поговорим.
Дверь в атриум была привычна для глаз римлянина, зато роспись на стенах поразила его яркостью и свежестью красок. В волнах ныряли дельфины, в небе над морем парили большие чайки. Художник стремился не столько точно передать действительность, сколько произвести впечатление прозрачности мира, за которым скрывалось нечто большее. Бодилис, заметив его интерес, произнесла немного натянуто:
— Возможно, мне следовало сохранить старые фрески. Но я тщательно скопировала их на пергамент, чтобы сохранить для будущих поколений. А если тому, кто будет жить здесь после меня, не понравятся мои росписи, он может соскрести их.
— Как? — вырвалось у него. — Это ты рисовала?
— Чистое дилетантство, конечно. Но пройдем дальше. Приличия требовали бы принять тебя в этом зале, но в моем скрипториуме мне будет… проще. Кроме того, — улыбнулась она, — Семурамат туда вход закрыт, пока не подрастет и не научится беречь вещи. Она чудо, но иногда надоедает до полусмерти.
— У тебя кажется, есть еще дочери?
Бодилис кивнула.
— Две. Обе, конечно, сами не свои от желания познакомиться с тобой. Но Талавайр прислуживает в Нимфеуме, а Керна занята уроками в храме. Она вернется к ужину.
— Девочки… от Хоэля?
— Да, все три. Знак сошел на меня в царствование Лугайда, но он погиб почти сразу после этого. Талавайр в этом году выйдет из возраста весталки. Она уже выбрала себе жениха. Через год я могу оказаться бабушкой.
— А… Керна, кажется?
— О, ей всего пятнадцать, и она вся в учении. Собирается в младшие жрицы, когда придет время. Правда, это не исключает брака, но мужчины не слишком охотно берут в жены жрицу, которая больше времени проводит в храме, чем дома. Бывшие весталки чаще приносят обет младшей жрицы после того, как овдовеют.
Они вышли в коридор за атриумом. Расположение комнат в этом доме напоминало дома Дахилис и Форсквилис и казалось непривычным для римлянина. Бодилис открыла дверь и пропустила Грациллония вперед. Он оказался в просторном помещении, освещенном вдобавок к свету серого дня изящными лампами. Над одной из них грелся котелок на треножнике. Оливковое масло горело почти без копоти. Рядом стояли фляги с вином и водой, стеклянные и глиняные кубки и тарелки с лакомствами. По стенам тянулись полки с рукописями. Рядом стояли миниатюрные статуэтки бегущих животных и скульптурный портрет прекрасной и суровой женщины. Большой стол в дальнем углу тоже был завален книгами, письменными принадлежностями, кистями и красками, образцами минералов и трав, раковинами. Посреди всего этого развала, положив лапу на деревянную флейту, спала кошка.
— Присядь, сделай милость, — пригласила Бодилис. — Ты любишь разбавленное вино?
— А что в этом котелке?
— Настой трав. Я пью вино только за ужином, да и то немного, — Бодилис улыбнулась. — Боюсь, не смогу составить тебе компанию.
— Наоборот. Я сам пью немного и с удовольствием попробую твоего снадобья.
Ароматный сладкий напиток с легкой горчинкой как нельзя лучше подходил для такой промозглой погоды.
— Значит, правду говорят, что ты ученая женщина, — заметил он.
— Да, мне нравится узнавать новое. К тому же я люблю долгие прогулки — пешком, через поля и леса, или на лодке. Только вот моя близорукость мешает.
— Ты, кажется, работаешь над каким-то сочинением?
— Перевожу на исанский «Агамемнона». У нас, к сожалению, мало кто читает по-гречески, а мой скромный труд даст хоть какое-то представление о гении Эсхила.
— Где ты учила греческий?
— Сама, по учебникам и словарям, которые мне прислали друзья. Эвкерий, христианский священник, помогает мне и поправляет произношение. Он родом из той части Италии, где говорят по-гречески. — Она с жаром продолжала: — О, Грациллоний, я так многое надеюсь узнать от тебя. Расскажи мне о народах Британии, вспомни песни и предания… о, для меня твое появление — чудо вдвойне!
Грациллоний уставился в чашу, словно надеялся увидеть в осадке на дне свою судьбу.
— Я рассчитывал, что сам смогу учиться у тебя, — смущенно пробормотал он. — Исанскому языку…
— Ты уже неплохо овладел им. Хотя я могла бы расширить твой словарь. Например, мы широко используем синонимы…
— И еще история, традиции, я хотел бы проникнуть глубже в вашу жизнь. Именно этого я жду от тебя в первую очередь.
— Задавай любые вопросы, — вздохнула она. — Но помни, я не обладаю ни мудростью Квинипилис, ни силой воли Виндилис, ни колдовской силой Форсквилис, ни очарованием… но я сделаю для тебя все, что в моих силах.
Грациллонию послышалась боль в голосе королевы. Он поднял глаза и увидел горькие складки у губ. «Я тупой осел! — догадался он. — Да ведь она думает, что я ничего, кроме ума, в ней не вижу. Я совсем не это имел в виду, порази меня Юпитер, ничего подобного! Но если сейчас же сказать ей, как она хороша собой, она может подумать, что мне только и нужно, что побольше женского тела».
Он осторожно предложил:
— Не поговорить ли нам как простым смертным? Я хотел бы получше узнать тебя, Бодилис. Расскажи о своей жизни.
Она передернула плечами.
— Нечего рассказывать. Со мной, можно сказать, никогда ничего не случалось.
Грациллоний подумал, что из всех Девятерых ей легче всего было найти спасение от Колконора в своем внутреннем мире. Эта мысль оказалась для него мучительной. Он подергал себя за бородку. Щеки еще зудели, но он запретил себе чесаться. Надо продолжать беседу. Он медленно произнес:
— Ты говорила, что твоя средняя дочь хочет остаться в храме после того, как выйдет из возраста весталки? А сама ты, когда была девочкой, мечтала о том же?
В ее взгляде мелькнуло изумление, но Бодилис заставила себя откинуться на спинку кресла и улыбнуться.
— Да. Знак сошел на меня, когда я была в том же возрасте, что сейчас Керна, только я всегда была угрюмым и одиноким ребенком.
— Это… из-за обстоятельств твоего рождения? Она снова наградила его удивленным взглядом и заговорила не сразу.
— Грациллоний, ты и в самом деле замечательный человек.
— Нет! — он принужденно рассмеялся. — Просто офицер должен уметь разбираться в людях, — и сдержанно добавил: — Может быть, тебе неприятно говорить об этом? Я не хотел быть навязчивым.
Бодилис наклонилась вперед и погладила его по руке.
— Мне нечего скрывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113