Хорошо, если Их недовольство ограничится этим.
— И я тоже боюсь, — наконец заговорила Иннилис. — Что, если боги разгневаются на него, как… и на прошлого короля? То, что Дахилис узнала… не Их ли это знак?
Квинипилис насторожилась, как старая собака, взявшая след.
— А? Что такое? Кажется, вы еще не все сказали?
— Не все, — призналась Дахилис. Запинаясь на каждом слове, она поведала о митраистском обряде над ручьем, посвященным Белисаме, и о том, что Грациллоний упорно отказывается раскаяться в содеянном. — Он заверил, что не причинил никому вреда, и он так умен и властен, что я… я заставила себя поверить ему… Но тут открылось про Иннилис и Виндилис — и я не спала всю ночь… Скажи, что делать!
— Хм-хм… — Квинипилис задумчиво погладила подбородок. — Мне это не нравится. Он уже оскорбил Лера, похоронив того солдата на мысу Ванис. И мне не верится, что Таранису по нраву его пренебрежение к остальным женам. Боги терпеливы, однако…
Она встала и заходила по комнате, сцепив руки за спиной. Видно было, что каждый шаг причиняет ей боль. Молодые женщины безмолвно следили за ней взглядами. Наконец старуха остановилась — ее высокая фигура заслонила собой окно, и в комнате заметно потемнело — и сказала:
— Он стоит того, чтобы бороться за его спасение. Он принес в Ис надежду. Хоэль и Вулфгар тоже были хорошие люди, но им недоставало его искусства в войне и политике, да и времена на их долю выпали поспокойнее. Если он не желает искупить свои грехи, мы, Девятеро, должны сделать это за него. Таков жребий женщины. Каким образом? Не знаю. В таких делах я невежда — во мне слишком много земного, слишком мало воздуха, огня и морской воды. Позвольте мне обратиться к Форсквилис. Она молода, но моей внучке открыто многое.
Дахилис и Иннилис вздрогнули.
— Без сомнения, это потребует времени, — продолжала Квинипилис. — Между тем постараемся уже сейчас успокоить богов. Прежде всего, Грациллоний должен найти время и зачать плод в тех галликенах, которые еще способны рожать. Если сам он не пойдет на это — придется нам сделать первый шаг.
Дахилис понурилась.
— Я старалась, — пробормотала она. — И Бодилис говорит, что упрекнула его, и после этого они… Я так обрадовалась. Но он все время говорит… говорит, что займется этим, когда… когда я отяжелею. Что я еще могу сделать?
Квинипилис хрипло хихикнула.
— Неужели старой карге доведется учить девчонок? Ответ у вас в крови, — она вздохнула. — Слишком вы горды, молодые. Скрываете обиду. А вы не думали, что он вас просто боится? Может, и сам того не знает. Внушил себе, что ему никто не нужен, кроме Дахилис. А в глубине души… он ведь сознает ваше могущество, и… каждый мужчина боится спасовать перед женщиной. Ему-то это не грозит ни с одной из вас — но верит ли он в это на самом деле?
Она положила узловатую руку на плечо Иннилис.
— Приди к нему, не бойся. Открой себя для радости. О, я помню…
— Я постараюсь, — тоненько и неуверенно прозвучало в ответ.
Квинипилис отстранилась и сверху вниз посмотрела на хрупкую болезненную фигурку. Целебное прикосновение, дарованное богиней, не могло помочь самой маленькой королеве.
Наконец Квинипилис покачала головой.
— Я забыла. Ты ведь едва не умерла, рожая дочь от Хоэля; и Одрис — болезненная девочка и не совсем в своем уме. Да, это причина, чтобы полюбить женщин, — она с видимым трудом нагнулась и обняла Сестру. — Не спеши, девочка. Наберись храбрости. Уступи черед другим. Дахилис поможет тебе. И не забывай, что существуют травы. Если боги не поразили нас за то, что ни одна не выносила плод Колконора, то, конечно, простят тебе желание сохранить здоровье, а может, даже и жизнь. Но когда ты почувствуешь, что готова, приди к нему. Не бойся полюбить.
Глава девятнадцатая
I
Праздник Середины Лета длился три дня. Часть времени была отведена обрядам. В канун солнцестояния по всей округе разжигали костры, люди танцевали, пели, предавались любви на полях, читали заговоры, прося благоденствия для семьи и дома, скота и урожая — как по всей Арморике, так и по всей Европе. Следующий день исанцы посвящали ритуалам в храмах Трех. По улицам проходили шествия, где все Великие Дома и гильдии старались блеснуть богатством и красотой, браво маршировали моряки, а в этом году их перещеголяли легионеры. По традиции ткачи подносили в дар Белисаме новое одеяние, лошадники приводили новую упряжку для колесницы Тараниса, а моряки выходили в море и приносили в жертву Леру пойманного тюленя — единственного тюленя, которого дозволялось убить в Исе. Случались и другие приношения богам — дела древние, тайные, темные.
Оставалось время и для светского празднества. Свадьбы, сыгранные на Середине Лета, по общему признанию, приносили счастье. В эти дни примирялись рассорившиеся родичи, устраивались грандиозные пиры, и старшие закрывали глаза на проказы молодежи. Короткая светлая ночь звенела песнями, музыкой и смехом. Над каждой дверью висели зеленые ветви. Люди прощали обиды, платили долги, одаривали бедняков. На сон не оставалось времени.
И еще в день солнцестояния собирался ежегодный Совет суффетов.
Как правило, событие это считалось рядовым и не привлекало внимания. Ис, под легким покрывалом Белисамы, не знал земных забот. Однако ничто не вечно.
Взойдя на помост, Грациллоний поднял Молот и произнес традиционное:
— Во имя Тараниса, мир. Да защитит он нас.
Поднялась Ланарвилис.
— Во имя Белисамы, мир. Да благословит она нас.
Итак, отметил Грациллоний, сегодня Девятеро доверили ей говорить от имени всех. Почему? Не потому ли, что она в дружбе с Сореном Картаги, главным противником всех его начинаний?
Встал Ханнон Балтизи.
— Во имя Лера, мир. Да минует нас его гнев.
Древко трезубца ударило в пол.
Грациллоний передал Молот Админию и с минуту стоял неподвижно, оглядывая лица собравшихся и встречая их напряженные взгляды. Тишина углублялась. Пора начинать, подумал он.
— Позвольте мне прежде всего поблагодарить вас за терпение и поддержку в эти трудные месяцы, — он улыбнулся. — Сегодня мы можем говорить по-исански.
Немногие ответили на улыбку.
— Мы выдержали сильную бурю. Море еще неспокойно, но верю, совместными усилиями мы достигнем безопасной гавани.
Не надо напоминать им о том, как они ворчали, роптали и едва не подняли мятеж. Удержались на самом краю — но удержались, и это главное.
— Мы разбили скоттов. Не скоро они решатся снова появиться у наших берегов. Мы избежали превратностей гражданской войны, которая раздирает Рим, и защитили от них Арморику. Магн Максим благодарен нам за это. Я получил от него послание. Некоторые из вас уже ознакомились с ним, а остальные могут сделать это в любой момент. Я служил под его началом и могу заверить, что он не забывает услуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— И я тоже боюсь, — наконец заговорила Иннилис. — Что, если боги разгневаются на него, как… и на прошлого короля? То, что Дахилис узнала… не Их ли это знак?
Квинипилис насторожилась, как старая собака, взявшая след.
— А? Что такое? Кажется, вы еще не все сказали?
— Не все, — призналась Дахилис. Запинаясь на каждом слове, она поведала о митраистском обряде над ручьем, посвященным Белисаме, и о том, что Грациллоний упорно отказывается раскаяться в содеянном. — Он заверил, что не причинил никому вреда, и он так умен и властен, что я… я заставила себя поверить ему… Но тут открылось про Иннилис и Виндилис — и я не спала всю ночь… Скажи, что делать!
— Хм-хм… — Квинипилис задумчиво погладила подбородок. — Мне это не нравится. Он уже оскорбил Лера, похоронив того солдата на мысу Ванис. И мне не верится, что Таранису по нраву его пренебрежение к остальным женам. Боги терпеливы, однако…
Она встала и заходила по комнате, сцепив руки за спиной. Видно было, что каждый шаг причиняет ей боль. Молодые женщины безмолвно следили за ней взглядами. Наконец старуха остановилась — ее высокая фигура заслонила собой окно, и в комнате заметно потемнело — и сказала:
— Он стоит того, чтобы бороться за его спасение. Он принес в Ис надежду. Хоэль и Вулфгар тоже были хорошие люди, но им недоставало его искусства в войне и политике, да и времена на их долю выпали поспокойнее. Если он не желает искупить свои грехи, мы, Девятеро, должны сделать это за него. Таков жребий женщины. Каким образом? Не знаю. В таких делах я невежда — во мне слишком много земного, слишком мало воздуха, огня и морской воды. Позвольте мне обратиться к Форсквилис. Она молода, но моей внучке открыто многое.
Дахилис и Иннилис вздрогнули.
— Без сомнения, это потребует времени, — продолжала Квинипилис. — Между тем постараемся уже сейчас успокоить богов. Прежде всего, Грациллоний должен найти время и зачать плод в тех галликенах, которые еще способны рожать. Если сам он не пойдет на это — придется нам сделать первый шаг.
Дахилис понурилась.
— Я старалась, — пробормотала она. — И Бодилис говорит, что упрекнула его, и после этого они… Я так обрадовалась. Но он все время говорит… говорит, что займется этим, когда… когда я отяжелею. Что я еще могу сделать?
Квинипилис хрипло хихикнула.
— Неужели старой карге доведется учить девчонок? Ответ у вас в крови, — она вздохнула. — Слишком вы горды, молодые. Скрываете обиду. А вы не думали, что он вас просто боится? Может, и сам того не знает. Внушил себе, что ему никто не нужен, кроме Дахилис. А в глубине души… он ведь сознает ваше могущество, и… каждый мужчина боится спасовать перед женщиной. Ему-то это не грозит ни с одной из вас — но верит ли он в это на самом деле?
Она положила узловатую руку на плечо Иннилис.
— Приди к нему, не бойся. Открой себя для радости. О, я помню…
— Я постараюсь, — тоненько и неуверенно прозвучало в ответ.
Квинипилис отстранилась и сверху вниз посмотрела на хрупкую болезненную фигурку. Целебное прикосновение, дарованное богиней, не могло помочь самой маленькой королеве.
Наконец Квинипилис покачала головой.
— Я забыла. Ты ведь едва не умерла, рожая дочь от Хоэля; и Одрис — болезненная девочка и не совсем в своем уме. Да, это причина, чтобы полюбить женщин, — она с видимым трудом нагнулась и обняла Сестру. — Не спеши, девочка. Наберись храбрости. Уступи черед другим. Дахилис поможет тебе. И не забывай, что существуют травы. Если боги не поразили нас за то, что ни одна не выносила плод Колконора, то, конечно, простят тебе желание сохранить здоровье, а может, даже и жизнь. Но когда ты почувствуешь, что готова, приди к нему. Не бойся полюбить.
Глава девятнадцатая
I
Праздник Середины Лета длился три дня. Часть времени была отведена обрядам. В канун солнцестояния по всей округе разжигали костры, люди танцевали, пели, предавались любви на полях, читали заговоры, прося благоденствия для семьи и дома, скота и урожая — как по всей Арморике, так и по всей Европе. Следующий день исанцы посвящали ритуалам в храмах Трех. По улицам проходили шествия, где все Великие Дома и гильдии старались блеснуть богатством и красотой, браво маршировали моряки, а в этом году их перещеголяли легионеры. По традиции ткачи подносили в дар Белисаме новое одеяние, лошадники приводили новую упряжку для колесницы Тараниса, а моряки выходили в море и приносили в жертву Леру пойманного тюленя — единственного тюленя, которого дозволялось убить в Исе. Случались и другие приношения богам — дела древние, тайные, темные.
Оставалось время и для светского празднества. Свадьбы, сыгранные на Середине Лета, по общему признанию, приносили счастье. В эти дни примирялись рассорившиеся родичи, устраивались грандиозные пиры, и старшие закрывали глаза на проказы молодежи. Короткая светлая ночь звенела песнями, музыкой и смехом. Над каждой дверью висели зеленые ветви. Люди прощали обиды, платили долги, одаривали бедняков. На сон не оставалось времени.
И еще в день солнцестояния собирался ежегодный Совет суффетов.
Как правило, событие это считалось рядовым и не привлекало внимания. Ис, под легким покрывалом Белисамы, не знал земных забот. Однако ничто не вечно.
Взойдя на помост, Грациллоний поднял Молот и произнес традиционное:
— Во имя Тараниса, мир. Да защитит он нас.
Поднялась Ланарвилис.
— Во имя Белисамы, мир. Да благословит она нас.
Итак, отметил Грациллоний, сегодня Девятеро доверили ей говорить от имени всех. Почему? Не потому ли, что она в дружбе с Сореном Картаги, главным противником всех его начинаний?
Встал Ханнон Балтизи.
— Во имя Лера, мир. Да минует нас его гнев.
Древко трезубца ударило в пол.
Грациллоний передал Молот Админию и с минуту стоял неподвижно, оглядывая лица собравшихся и встречая их напряженные взгляды. Тишина углублялась. Пора начинать, подумал он.
— Позвольте мне прежде всего поблагодарить вас за терпение и поддержку в эти трудные месяцы, — он улыбнулся. — Сегодня мы можем говорить по-исански.
Немногие ответили на улыбку.
— Мы выдержали сильную бурю. Море еще неспокойно, но верю, совместными усилиями мы достигнем безопасной гавани.
Не надо напоминать им о том, как они ворчали, роптали и едва не подняли мятеж. Удержались на самом краю — но удержались, и это главное.
— Мы разбили скоттов. Не скоро они решатся снова появиться у наших берегов. Мы избежали превратностей гражданской войны, которая раздирает Рим, и защитили от них Арморику. Магн Максим благодарен нам за это. Я получил от него послание. Некоторые из вас уже ознакомились с ним, а остальные могут сделать это в любой момент. Я служил под его началом и могу заверить, что он не забывает услуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113