Грациллоний поморщился. Что это с ним? Он ведь не суеверный варвар, в конце концов, он римлянин!… Но римлянам не по душе дикие леса. В такой глуши можно встретить Пана — и, обезумев, бежать в ужасе, в слепой панике, под хохот всемогущего божества… Здесь чувствовалось Присутствие. Сердце сжалось. Демон Аримана? Лучше возвратиться.
Подходя к дому, он услышал первое бормотание грома.
На священной земле дышалось легче, мощеный, чисто выметенный двор был открыт небу и распахнут на Дорогу Шествий, с него открывался вид на холмы и домики предместий, на пастбища мыса Ванис, где нес свою долгую вахту Эпилл. Но и здесь ощущалось невнятное предвестие. Облака совсем скрыли небо, зелень лета потускнела, словно налилась темной кровью. Дуб Вызова нависал над двором, поблескивая медью, в которую из раза в раз ударял Молот. Сквозь багровую краску, покрывавшую стены Дома, угрожающе просвечивали древние бревна. Город маячил вдали, словно пригрезившееся видение.
Внезапно, словно при вспышке молнии, он увидел три фигуры на дороге. Как не заметил раньше? Они уже подходили к Дому. Он заставил себя спокойно ожидать их приближения. Налетел ветер. Молот качнулся на цепи, задел медный щит. Послышался приглушенный гул. Вдали сверкнула молния, громче прозвучал раскат грома.
Перед королем встали три женские фигуры. Грациллоний узнал под покрывалами Форсквилис, Виндилис и Малдунилис — и не смог подавить дрожь.
— Привет тебе, повелитель, — произнесла Форсквилис. — Мы пришли позаботиться о тебе.
Грациллоний попытался смочить губы, но и язык оказался сухим.
— Благодарю… однако я не искал… вашего общества.
На сухом лице Виндилис вспыхнули глаза.
— Не искал, — признала она. Не презрение ли прозвучало в ее голосе? — Из всех Девятерых ты меньше всего хотел бы видеть здесь нас троих.
Форсквилис подняла ладонь.
— Мир, — серые глаза Афины перехватили взгляд Грациллония и не отпускали его. — Да, — сказала она. — Именно мы удерживали здесь Колконора, пока не настал час его рока. Это было неизбежное зло. Пришло время оправдать его.
Малдунилис подобралась поближе и потянула мужчину за рукав.
— Тебе с нами будет хорошо, милый, очень хорошо, — и хихикнула.
Ярко сверкнула молния, ударил гром, гулом отозвался щит. Будто с порывом ветра на Грациллония налетел обжигающий гнев.
— Слушайте, вы, — рявкнул он. — Я верю, что у вас добрые намерения, и, возможно, я пренебрег своими обязанностями, но я предпочел бы спокойно и разумно уладить все в свое время.
— А мы — нет, — отвечала Форсквилис. Она говорила спокойно, но при этом отпустила складки своего плаща, и он взметнулся у нее за плечами, как огромные крылья. — Мы делаем, что должно, дабы поток времени не покинул доброе русло невозвратно. Я посылала свой дух. Он не достиг богов, это не в моих силах, но приблизился так, что расслышал Их шепот. Следуй за мной, — она шагнула к дому.
Грациллоний молча повиновался. По бокам его шли Виндилис и Малдунилис.
Дверь в Дом зияла как ход в пещеру. Слуги зажгли факелы, но их мрачный свет лишь углублял колеблющиеся тени. Колонны, истертые знамена давних сражений, казалось, шевелятся в полумраке. Дым раздражал ноздри, мешал видеть. Завывающий снаружи ветер почти заглушал потрескивание горящего дерева.
— Уходите, — приказала Форсквилис собравшимся слугам. — Идите в город, да поторопитесь, чтобы вас не застал ливень. Не возвращайтесь, пока луна не пойдет на убыль.
Грациллоний сухим кивком подтвердил ее слова. А что еще ему оставалось?
— Мы позаботимся о тебе, — шепнула ему в ухо Малдунилис. — Отлично позаботимся. — От ее прикосновения у него по коже побежали мурашки.
Оставшись с ним наедине, все трое сбросили плащи. Под ними оказались королевские одеяния. Королевы выстроились перед ним в ряд.
— Король, мой повелитель, — серьезно сказала Форсквилис. — В нас — в тебе и в твоих королевах — земной облик богов. Мы — почва и семя, вода и воздух, круговорот времен года и морских приливов, движение звезд и веков. Мы оплодотворяем, мы даем рождение, мы питаем, засыпаем, и умираем, и снова возрождаемся в детях каждой весны, и снова умираем с каждой осенней жатвой. Если мы не исполним свой долг, Ис погибнет, ибо мы — это Ис. А потому — пусть то, что было содеяно в ненависти, повторится ныне с любовью. Пусть откроются лона, что были замкнуты. Таранис, приди к Белисаме!
Ослепительная вспышка, и сразу — могучий удар грома. Град ударил по крыше, земля побелела, щит отозвался раскатистым звоном — и потоком хлынул дождь.
Грациллоний словно со стороны видел, как мужчина оказался в объятиях Форсквилис. Не стало ни мужчины, ни женщины, а было то, что было, и более ничего.
…Свет лампы озарял спальню, глаза Форсквилис в этом свете светились желтым, как глаза коршуна, лицо стало ликом Медузы, локоны змеями расползлись по подушке, она цепко обхватила его тело руками и ногами и встречала каждое движение приглушенным криком.
— …Напрасно я прогнала тебя, — тихо шептала в темноте Виндилис. — Дай мне новую дочь, новое дитя, которое я могла бы полюбить.
— Но ты сказала, что тебе неприятно…!
— Я должна была научить тебя, как сделать, чтобы было приятно. Хоэль не мог понять, но Бодилис и Дахилис уверяют, что ты готов слушать.
— Готов. Потому что мне нужна ты, а не просто покорное тело…
— Попробуем, может быть… Позволь мне направлять твою руку.
…Сонное полуденное солнце согревало пышные формы Малдунилис.
— Мы, знаешь ли, собираемся выдоить тебя досуха, — засмеялась она, и это не прозвучало кощунством — боги тоже понимают шутки; и в любви, и в смерти есть место смеху, приносящему свежесть душе. Рядом резвились Виндилис и Форсквилис, и Грациллоний видел, что Малдунилис в самом деле желает его. В нем вспыхнул жар…
…Бык был в нем. И он был быком среди своих коров, а иногда, в мгновенных проблесках озарения, сознавал себя самцом тюленя на горбатых рифах Сена.
…Последняя ночь была на исходе. Заходящая луна побледнела в лучах рассвета. Все четверо устали так, что едва сумели подняться на ноги. Но все же Грациллоний и Виндилис — да, Виндилис — вышли на росистую траву на опушке.
— Теперь веришь? — тихо спросила она.
— Стараюсь, — ответил он.
В ее черных волосах воинским султаном блестела белая прядь.
— Мы были — боги. Едва ли такое может повториться. Плоть выгорит дотла. Нет, мы снова станем, кем были, может, чуть мудрее, немного сильнее, чем прежде, но смертными. И все же мы были богами!
Поднялось солнце, возвещая славу Митры Непобедимого. Грациллоний задохнулся.
Он молча позволил Оратору и жрецам проводить его и королев обратно в Ис. Дахилис встретила его во дворце, поцеловала, нежно пошутила, заметив, что он заслужил хороший отдых, проводила в покои с занавешенными окнами и оставила одного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113