Приведя себя в приличный вид, Мириэл надела накидку, взяла чехол и отправилась на рынок у церкви Святой Марии, раскинувшийся чуть выше на склоне холма. Рынок находился на этом месте со времен англосаксонского завоевания и не утратил своего значения даже после того, как на противоположной стороне города был сооружен замок и у подножия холма появилась еще одна, более крупная, базарная площадь. Теперь, когда до наступления темноты оставался час, торговцы убирали с прилавков свои товары. Многие уже ушли, чтобы успеть покинуть город до закрытия на ночь городских ворот.
У оставшихся торговцев Мириэл купила хлеб и сыр на ужин и маленький горшочек меда, чтобы было чем позавтракать утром следующего дня, а у аптекаря приобрела мазь от паразитов, дабы вывести вшей, перекочевавших к ней вместе с серым платьем, на которое она сменила монашеское одеяние.
Галантерейщик уже убрал почти весь товар, но при виде блеска монет согласился распаковать узлы. Мириэл выбрала две полоски кожи на ремень и пару серебряных пряжек, а также купила иголки, нитки и ножницы.
Тряпичная лавка была не закрыта, и Мириэл, поторговавшись с его хозяйкой, щуплой сухопарой женщиной, приобрела для себя шерстяное платье теплого красновато-коричневого оттенка.
– Хорошее платье, – прошамкала старушка почти беззубым ртом. – Его носила жена торговца гипсом, царство ей небесное.
Мириэл содрогнулась. Опять одежда покойницы. Скорей бы уж обзавестись собственными нарядами.
– Это тоже ничего. – Старушка извлекла из вороха тряпья платье из дорогой ткани густого сине-серого цвета и добавила: – Спереди немного подпалено, но можно поставить заплатку.
Приталенное, с широкой юбкой и нависающими рукавами, это платье было сшито по излюбленному фасону богатых женщин, у которых есть слуги для того, чтобы разводить огонь и готовить пищу. Не очень практичное, но в нем можно произвести впечатление, решила Мириэл.
– Его прежняя владелица тоже умерла? – спросила девушка, поморщив нос.
Лавочница удивленно глянула на нее и презрительно фыркнула:
– Нет, госпожа. Если уж ты такая привередливая, за это платье не бойся. Это наряд жены шерифа. Она отдала его своей горничной, после того как посадила подпалину, ну а та тоже носить не стала. С такими рукавами разве можно мешать в котле? Вот она и продала его мне.
– Сколько ты хочешь?
Женщина назвала неправдоподобную сумму. Торговаться Мириэл умела и любила. Дедушка посмеивался над этим ее даром, но и пестовал его. И сейчас она охотно вступила в торг.
Некоторое время спустя, торжествующая, раскрасневшаяся от удовольствия, с обоими платьями – синим и красновато-коричневым, – переброшенными через одну руку, она уже высматривала среди быстро редеющих рыночных рядов торговца тканями. Наконец она нашла нужную лавку, но ее хозяин уже собрался уходить. Мириэл чарующе улыбнулась, строя ему глазки, и тот, сдавшись на ее уговоры, опять выложил свой товар. Она набрала материи на два комплекта нижнего белья, а для верхней одежды купила отрез нарядной серой шерсти с вкраплениями из темно-зеленой нити. Ее взгляд с тоской задержался на рулоне мягкой материи сливового цвета, почти такой же, из которой было пошито ее любимое платье в Линкольне, но девушка устояла перед соблазном. Раз уж она представилась вдовой, значит, должна пока довольствоваться строгими нарядами темных оттенков.
Когда потемнело, а с реки потянуло вечерним холодом, Мириэл пошла домой. Из окон домов доносились запахи готовящейся пищи и горящих свечей. Она шла в потоке людей, разбредавшихся к своим очагам, и это дарило ей ощущение сопричастности. В толпе она чувствовала себя менее одинокой.
В своем маленьком домике она развела огонь и налила в котелок воду, потом, напевая себе под нос, зажгла свечи в железных подсвечниках. Пока вода грелась, она поужинала сыром и хлебом и принялась разбирать покупки. Красновато-коричневое платье будет ее повседневным нарядом, решила девушка, сине-серое – для более торжественных случаев. С иголкой и ниткой она управляется ловко, а потому подпалина – не проблема. Нижнее белье тоже шить недолго, ну а красивое платье из серо-зеленой ткани она закажет у швеи.
Мириэл со вздохом обвела взглядом маленькую голую комнату, лишенную каких бы то ни было украшений, некогда создававших домашний уют. От ее прежнего хозяина здесь ничего не осталось. Пожалуй, только опрятный вид помещения и свидетельствовал о том, что это было пристанище холостяка, не обремененного большой семьей. При этой мысли Мириэл мрачно улыбнулась. И опять здесь поселилось одиночество: изменились только пол и возраст нового жильца. Девушка тряхнула головой. Завтра же она купит тюфяк на постель и яркое одеяло, стены завесит драпировкой, полку заставит керамической посудой с зеленой обливкой, и комната из монашеской кельи сразу превратится в уютное жилье.
Теперь наступил момент, которого она ждала с огромным нетерпением. Мириэл разложила на коленях чехол и с благоговением извлекла из пурпурного шелка корону. На золото легли блики пламени, и драгоценные камни замерцали темным блеском, отражая переливы жемчуга. У Мириэл возникло искушение примерить корону, но суеверный страх удержал ее от соблазна. Только королеве дано такое право, да и то лишь милостью Божией. Но эта корона символизировала могущество, которым некогда обладала женщина. Тем она и влекла Мириэл.
Облако пара, поднимающееся из котелка, вывело ее из раздумий. Она аккуратно завернула корону в кусок шелка, убрала ее в чехол и спрятала под двумя платьями. Потом занялась собой. Ненавистное серое платье полетело в угол. Она подумала, что надо бы сжечь это одеяние, но затем решила дать ему еще один шанс. Пожалуй, она попробует поколотить его в кипятке, сдобренном средством от паразитов. В худшем случае платье сядет, но поскольку сейчас оно все равно висит на ней, как полог на кровати, то это даже к лучшему.
Раздевшись догола, Мириэл взяла ножницы и отрезала квадратный кусок от купленного полотна. При виде укусов вшей, особенно обильных под мышками и в паху, девушка содрогнулась и, смочив тряпку в воде, теперь уже почти нестерпимо горячей, принялась мыть себя.
Ее белое тело, от холода покрывшееся гусиной кожей, под энергичными движениями ее руки быстро розовело. Где-то в сознании пульсировала мысль, что вместе с грязью она сейчас смывает с себя прошлое и превращается в новую личность, которая отныне сама будет устанавливать правила. Она тщательно скребла каждую складку в паху, бездумно и без всякой стыдливости касаясь своего интимного естества, которое монахини считали греховным местом, а многие священники сравнивали с вратами ада. От пощипывания между ног в животе приятно защемило, но она не стала прислушиваться к этим ощущениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120