Ей не с кем было откровенно поговорить. Элисон Вудкок она могла лишь изливать свое горе, и они вместе оплакивали Николаса, но, поскольку жену Мартина Магдалена знала не очень хорошо, сделать ее своей наперсницей она не решалась. Сам Мартин все еще находился в море, и потому она не могла поделиться с ним своими сомнениями и страхами или высказать ему свои догадки относительно причин гибели корабля и его экипажа, которые категорически отказался обсуждать с ней Стивен Трейб.
И вот минувшей ночью у нее начались схватки. Она радовалась острой физической боли, воспринимала ее почти как должное, обязательное дополнение к душевным страданиям. Теперь же, когда на руках у нее лежал новорожденный сын, а матка все еще сокращалась, пытаясь вытолкнуть послед, горе и радость захлестнули ее с новой силой.
– Как назовем малыша? – спросила повитуха, осторожно дергая за пуповину, чтобы вышел из матки роженицы послед.
– Николасом. В честь его отца и в память о нем, – надтреснутым голосом ответила Магдалена, поднося укутанного в одеяло младенца к своей груди. И, когда крошечный ротик схватил сосок, терзающая боль в чреслах усилилась, разбухла и подступила к самому сердцу.
Глава 29
Николас знал, что холод убьет его раньше, чем он пойдет на дно. Он видел, как погибают в ледяном море люди, зимой – за несколько минут. Сколько времени сам он находится в воде, Николас не мог бы сказать, но конечности уже едва чувствовал. Он сознавал, что загребает ногами и руками, как пловец, но моря ни под собой, ни вокруг себя не ощущал, и каждый очередной толчок в воде давался ему труднее, чем предыдущий.
Ему хотелось подчиниться морю, уносившему его в усыпляющий зеленый мрак. Эта мысль становилась все назойливее. Зачем сопротивляться? И вдруг он увидел подле себя отца, у которого была глубокая рана в боку. Неумолимый, он плыл рядом, повторяя движения сына и вынуждая его продолжать борьбу.
– Отстань, гад, – задыхаясь, вымолвил Николас и тут же закашлялся, хлебнув полный рот соленой воды.
– Хотел умереть в собственной постели, да?
Слова прозвучали в его голове, и Николас сообразил, что это, должно быть, он сам мысленно произнес их. Отец был всего лишь видением, игрой его больного воображения.
Он подумал, что надо бы бросить вызов призраку и просто уйти под воду, но тот своими размеренными ритмичными взмахами, пусть и воображаемыми, заставлял его плыть вперед.
– Молодец, – похвалил его отец тем же снисходительным тоном, которым он при жизни подбадривал своих собак и сына. – Уже недалеко.
«Недалеко до чего?» – в недоумении подумал Николас, не осмеливаясь задать вопрос вслух, дабы вновь не хлебнуть морской воды. Явно не до берега. Нападение на корабль было совершено, когда тот находился посреди пролива, на удалении десятков миль от суши. Вплавь такого расстояния ни за что не преодолеть. Значит, до смерти, до того момента, когда он сам превратится в такую же тень, что плывет сейчас рядом с ним.
И тут он услышал живые звуки – тихий плеск весел, скрип уключин, приглушенные голоса. Николас задумался. Стоит ли звать на помощь? Не исключено, что он просто покружил в море и вернулся к тем, кто хотел убить его. Впрочем, смерть от удара кинжала мало чем отличается от гибели в воде. Какая разница, как умирать? Пожалуй, стоит попробовать. Николас глубоко вздохнул и из последних сил закричал.
Скрип уключин прекратился. Он крикнул еще раз, поперхнулся, захлебнулся и вновь закричал. Далекие голоса о чем-то невнятно заспорили, потом кто-то быстро ответил ему на французском. Весла опять заработали, и из темноты проступили мокрые очертания небольшого нефа цвета крови. На нижнем фальшборте горел фонарь, и в его свете Николас различил бледные очертания бородатых лиц, всматривающихся в воду.
– Сюда! – закричал он, размахивая руками. – Сюда!
Кто-то на борту заорал и показал на него. Маленькое судно приблизилось к нему, и Николас, сделав последние несколько гребков, ухватился за протянутое весло. Моряки вытащили его на палубу, словно огромную треску, и испуганно сгрудились вокруг него. Один из его спасителей продолжал всматриваться в море, светя на воду фонарем, потом резко повернулся и обратился к Николасу:
– С тобой был кто-нибудь еще?
Прижимаясь щекой к холодным доскам палубы, конвульсивно содрогаясь всем телом, Николас изрыгнул морскую воду и обессиленно мотнул головой:
– Нет.
– Я мог бы поклясться, что видел двоих…
– Вторым, наверно, был мой отец, – прохрипел Николас, – только его уж двенадцать лет как нет в живых.–..Он обмяк и затих, смутно сознавая, как его сначала раздели догола и затем, словно младенца, завернули в грубые сухие одеяла. Тело его сотрясалось будто в припадке. Гребцы заняли свои места и дружно взмахнули веслами. Изможденный, Николас устало смежил веки и провалился в сон, в глубокое забытье сродни смерти.
Пробудился он на рассвете. Открыв глаза, он увидел розовато-серые клочья облаков, пронизанные лучами восходящего солнца. Маленький неф, зарываясь носом в невысокую волну, держал курс к бугорку суши на горизонте. Поднятый парус в яркую зелено-золотую полоску полнился ветром. Николас взглянул на хлопающую парусину и облизнул губы. Жгучий вкус засохшей соли на языке воскресил воспоминания. Он понятия не имел, кто его спасители, но благодаря им он остался жив.
Робко, осторожно он приподнялся и сел. Парусником управляли четверо мужчин и юноша, почти мальчик, и все они делали свое дело с энтузиазмом, бодро, как люди, не только радующиеся скорому возвращению домой, но и чувствующие себя абсолютно уверенно и непринужденно в обществе друг друга.
Мальчик первым заметил, что Николас проснулся, и сообщил об этом рослом белокурому мужчине, сидевшему за кормовым веслом. Тот кивнул, передал весло подростку и вразвалку, как и подобает бывалому моряку, подошел к Николасу.
– Повезло тебе, – обратился он к Николасу, пристально щуря свои серые глаза. – Мало кому из потерпевших кораблекрушение или упавших за борт случается быть подобранным в море. – Он говорил по-французски, но со странным акцентом, который был Николасу незнаком.
– Знаю, – отвечал он, – и крайне признателен за это и вам, и Господу.
Моряк крякнул:
– Не спеши благодарить судьбу. Не все из нас хотели вытащить тебя из могилы. Некоторые утверждали, что ты – добыча моря и твое место на дне. – Он глянул через плечо на двух моряков, шутливо переговаривающихся друг с другом. В их улыбающихся лицах, озаренных утренним светом, не было и тени злобы.
– Тогда почему же вы не оставили меня на съедение рыбам? – Николас плотнее укутался в одеяло. Он по-прежнему никак не мог согреться; казалось, вместо костей у него лед.
– Из-за твоей одежды. Судя по ней, тебе, возможно, стоит сохранить жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
И вот минувшей ночью у нее начались схватки. Она радовалась острой физической боли, воспринимала ее почти как должное, обязательное дополнение к душевным страданиям. Теперь же, когда на руках у нее лежал новорожденный сын, а матка все еще сокращалась, пытаясь вытолкнуть послед, горе и радость захлестнули ее с новой силой.
– Как назовем малыша? – спросила повитуха, осторожно дергая за пуповину, чтобы вышел из матки роженицы послед.
– Николасом. В честь его отца и в память о нем, – надтреснутым голосом ответила Магдалена, поднося укутанного в одеяло младенца к своей груди. И, когда крошечный ротик схватил сосок, терзающая боль в чреслах усилилась, разбухла и подступила к самому сердцу.
Глава 29
Николас знал, что холод убьет его раньше, чем он пойдет на дно. Он видел, как погибают в ледяном море люди, зимой – за несколько минут. Сколько времени сам он находится в воде, Николас не мог бы сказать, но конечности уже едва чувствовал. Он сознавал, что загребает ногами и руками, как пловец, но моря ни под собой, ни вокруг себя не ощущал, и каждый очередной толчок в воде давался ему труднее, чем предыдущий.
Ему хотелось подчиниться морю, уносившему его в усыпляющий зеленый мрак. Эта мысль становилась все назойливее. Зачем сопротивляться? И вдруг он увидел подле себя отца, у которого была глубокая рана в боку. Неумолимый, он плыл рядом, повторяя движения сына и вынуждая его продолжать борьбу.
– Отстань, гад, – задыхаясь, вымолвил Николас и тут же закашлялся, хлебнув полный рот соленой воды.
– Хотел умереть в собственной постели, да?
Слова прозвучали в его голове, и Николас сообразил, что это, должно быть, он сам мысленно произнес их. Отец был всего лишь видением, игрой его больного воображения.
Он подумал, что надо бы бросить вызов призраку и просто уйти под воду, но тот своими размеренными ритмичными взмахами, пусть и воображаемыми, заставлял его плыть вперед.
– Молодец, – похвалил его отец тем же снисходительным тоном, которым он при жизни подбадривал своих собак и сына. – Уже недалеко.
«Недалеко до чего?» – в недоумении подумал Николас, не осмеливаясь задать вопрос вслух, дабы вновь не хлебнуть морской воды. Явно не до берега. Нападение на корабль было совершено, когда тот находился посреди пролива, на удалении десятков миль от суши. Вплавь такого расстояния ни за что не преодолеть. Значит, до смерти, до того момента, когда он сам превратится в такую же тень, что плывет сейчас рядом с ним.
И тут он услышал живые звуки – тихий плеск весел, скрип уключин, приглушенные голоса. Николас задумался. Стоит ли звать на помощь? Не исключено, что он просто покружил в море и вернулся к тем, кто хотел убить его. Впрочем, смерть от удара кинжала мало чем отличается от гибели в воде. Какая разница, как умирать? Пожалуй, стоит попробовать. Николас глубоко вздохнул и из последних сил закричал.
Скрип уключин прекратился. Он крикнул еще раз, поперхнулся, захлебнулся и вновь закричал. Далекие голоса о чем-то невнятно заспорили, потом кто-то быстро ответил ему на французском. Весла опять заработали, и из темноты проступили мокрые очертания небольшого нефа цвета крови. На нижнем фальшборте горел фонарь, и в его свете Николас различил бледные очертания бородатых лиц, всматривающихся в воду.
– Сюда! – закричал он, размахивая руками. – Сюда!
Кто-то на борту заорал и показал на него. Маленькое судно приблизилось к нему, и Николас, сделав последние несколько гребков, ухватился за протянутое весло. Моряки вытащили его на палубу, словно огромную треску, и испуганно сгрудились вокруг него. Один из его спасителей продолжал всматриваться в море, светя на воду фонарем, потом резко повернулся и обратился к Николасу:
– С тобой был кто-нибудь еще?
Прижимаясь щекой к холодным доскам палубы, конвульсивно содрогаясь всем телом, Николас изрыгнул морскую воду и обессиленно мотнул головой:
– Нет.
– Я мог бы поклясться, что видел двоих…
– Вторым, наверно, был мой отец, – прохрипел Николас, – только его уж двенадцать лет как нет в живых.–..Он обмяк и затих, смутно сознавая, как его сначала раздели догола и затем, словно младенца, завернули в грубые сухие одеяла. Тело его сотрясалось будто в припадке. Гребцы заняли свои места и дружно взмахнули веслами. Изможденный, Николас устало смежил веки и провалился в сон, в глубокое забытье сродни смерти.
Пробудился он на рассвете. Открыв глаза, он увидел розовато-серые клочья облаков, пронизанные лучами восходящего солнца. Маленький неф, зарываясь носом в невысокую волну, держал курс к бугорку суши на горизонте. Поднятый парус в яркую зелено-золотую полоску полнился ветром. Николас взглянул на хлопающую парусину и облизнул губы. Жгучий вкус засохшей соли на языке воскресил воспоминания. Он понятия не имел, кто его спасители, но благодаря им он остался жив.
Робко, осторожно он приподнялся и сел. Парусником управляли четверо мужчин и юноша, почти мальчик, и все они делали свое дело с энтузиазмом, бодро, как люди, не только радующиеся скорому возвращению домой, но и чувствующие себя абсолютно уверенно и непринужденно в обществе друг друга.
Мальчик первым заметил, что Николас проснулся, и сообщил об этом рослом белокурому мужчине, сидевшему за кормовым веслом. Тот кивнул, передал весло подростку и вразвалку, как и подобает бывалому моряку, подошел к Николасу.
– Повезло тебе, – обратился он к Николасу, пристально щуря свои серые глаза. – Мало кому из потерпевших кораблекрушение или упавших за борт случается быть подобранным в море. – Он говорил по-французски, но со странным акцентом, который был Николасу незнаком.
– Знаю, – отвечал он, – и крайне признателен за это и вам, и Господу.
Моряк крякнул:
– Не спеши благодарить судьбу. Не все из нас хотели вытащить тебя из могилы. Некоторые утверждали, что ты – добыча моря и твое место на дне. – Он глянул через плечо на двух моряков, шутливо переговаривающихся друг с другом. В их улыбающихся лицах, озаренных утренним светом, не было и тени злобы.
– Тогда почему же вы не оставили меня на съедение рыбам? – Николас плотнее укутался в одеяло. Он по-прежнему никак не мог согреться; казалось, вместо костей у него лед.
– Из-за твоей одежды. Судя по ней, тебе, возможно, стоит сохранить жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120