Он повернул его, и откинулась дверца тайника – это была полость, протянувшаяся по всей длине сундука. Там лежал какой-то предмет.
– Итак? – Улыбаясь, он обернулся к ней, – Ты просто подначивала меня или действительно думала, что я сдамся? – Он бережно извлек из тайника завернутую в шелк корону Матильды.
– Ни то, ни другое. – Она стиснула в складках платья кулаки, явно порываясь выхватить у него королевский венец, но сдерживая себя.
– Тогда что же?
– Хотела посмотреть, что ты будешь делать.
– Ради забавы?
– Нет. Чтобы выяснить, что в моем представлении о тебе – иллюзия, а что твердые факты, – хриплым шепотом ответила она.
Николас развернул корону, любуясь чарующим блеском золота и драгоценных камней, красота которых едва не стоила ему жизни.
– И к какому же выводу ты пришла?
– Что ты – камень, а я утопаю в зыбучем песке собственных иллюзий.
Голос выразил ее чувства даже лучше, чем слова. Николас осторожно поставил корону на сундук и повернулся к ней.
– Значит, мы оба тонем в них, – сказал он и на этот раз, не противясь своему желанию, привлек ее к себе.
Она лишь мгновение не поддавалась, как пловец под напором неумолимой волны, а потом приникла к нему, прижимаясь всем телом. Хрупкая, гибкая, податливая в его объятиях, но не покорная. Когда он прильнул к ее губам, она зарылась пальцами в его волосы, притягивая его на себя. Их поцелуй, казалось, длился целую вечность. У него заныла челюсть, от недостатка воздуха закружилась голова. Ощутив легкий толчок внизу, он вдавил ее бедра в свои, чтобы чувствовать острее, пока возбуждение не завладело им настолько, что он невольно застонал и оторвался от ее губ, хватая ртом воздух.
Она тоже задыхалась, ее глаза блестели. Она потерлась о него, и всякие намерения Николаса положить этому конец, последние искры благоразумия – все потонуло в стихии страсти, физической потребности и испепеляющего желания, так долго теснившегося в глубинах его сознания, что теперь, прорвавшись, оно захлестнуло его, словно приливная волна, сопротивляться которой было бесполезно.
В темноте, рассеиваемой мерцанием светильника и блеском короны, он расстелил на полу свой плащ и потянул за собой Мириэл на меховую подстилку.
Дрожащими руками он расстегнул концы ее платка, высвобождая шелковистые волосы, уже отросшие ниже плеч. Она была женой другого человека, но то, что они делали, не ассоциировалось у него с прелюбодеянием. Он принадлежал ей с того самого дня, когда она нашла его на болоте; она принадлежала ему с той минуты, когда сбежала от него с короной, теперешним безмолвным свидетелем их вступления в права обладания друг другом.
– Это безумие, – прошептала Мириэл, не переставая обнимать его. Ее пальцы проникли под его тунику и рубаху, лихорадочно ощупывая его кожу. Он понял, что ею владеет желание еще более острое, чем то, что испытывал он сам, желание на грани отчаяния. Как будто она приняла решение и теперь стремилась достичь поставленной цели, не растрачивая себя на заигрывания и ласковые слова. Ослепленный, тоже изнывающий от нетерпения, Николас не заставил себя ждать. Ему понадобились считанные мгновения на то, чтобы поднять на ней платье, раздеться и накрыть ее тело своим.
Он погрузился в нее и тут же почувствовал, как она напряглась, застыла под ним, услышал, как она охнула сквозь стиснутые зубы. Она впилась в него ногтями, но он знал, что это вызвано не силой ураганной страсти.
По-прежнему прижимаясь к ней, но не двигаясь, он приподнялся и заглянул ей в лицо.
– Тебе больно. Я думал, ты готова.
Она лежала зажмурившись, но при звуке его голоса открыла глаза. Взгляд у нее был озадаченный.
– Я готова. – Она погладила его по лицу кончиками пальцев. – И хочу доставить тебе удовольствие.
– Мне с тобой хорошо, но я тоже хочу доставить тебе радость.
Озадаченность в ее взгляде усилилась, и он вдруг осознал, что она не понимает, о чем он говорит, что, несмотря на ее брак с Робертом Уиллоби, она все еще целомудренна и, вероятно, никогда не знала истинного наслаждения – только легкое волнение. Так огонь, разведенный неумелой рукой, никогда не полыхает, а лишь трепещет слабыми язычками.
– Вот так, например. – Он склонил голову, пощипывая ее шею, мочки ушей, точеный подбородок. Перенеся тяжесть своего тела на одну руку, другой он гладил и ласкал ее, раздувая в ней мощное яркое пламя.
Во влажной духоте «Зеленой ветки» Роберт решал судьбу своего предприятия по торговле шерстью. Выложив на стол мешочек с серебром, он шепотом давал указания мужчине могучего телосложения со шрамами на лице, сидевшему напротив него.
– Несчастный случай, ясно? Все должно выглядеть как несчастный случай.
Серло Рыжебородый, прежде служивший рядовым наемником в армии короля Иоанна, а теперь зарабатывавший на жизнь нерегулярными, но значительно более выгодными заказами, накрыл кулаком мешочек с деньгами и кивнул.
– Можете на меня положиться, – сказал он, обнажая гнилые желтые зубы, разрушенные почти по самые десны. Густая медная борода, из-за которой он и получил свое прозвище, обрамляла его лицо, словно шарф. – Никто ведь не заподозрил, что вы имеете отношение к исчезновению старого ткача, верно?
– Верно, – подтвердил Роберт, водя по столу чашей, которая оставляла на дереве мокрые круги. Было видно, что его гложут сомнения. Порой ему приходилось рисковать, чтобы добиться желаемого, и он был готов к опасностям, но заносчивость де Лаполя, возомнившего, что он может раздавить его, как муху, пошатнула его уверенность. Убрать с дороги Найджела Фуллера и старого ткача было нетрудно. Но Морис де Лаполь – добыча более крупная, и риск, соответственно, больше.
– Разумеется, вы всегда можете нанять кого-то другого, если мне не доверяете. – Серло Рыжебородый отодвинул от себя мешочек с серебром.
– Я доверю всякому, пока он остается в поле моего зрения, – рявкнул Роберт. – Ты прекрасно знаешь, что, обратившись к кому-то другому, я поставлю себя под двойной удар.
Рыжебородый ухмыльнулся, но ухмылка быстро слетела с его лица, когда Роберт добавил:
– И чтобы в какой-то степени обезопасить себя, я буду вынужден заплатить тому человеку вдвое больше, дабы избавиться от тебя. Так что не переоценивай себя, господин Рыжебородый. Пока ты справляешься со своей работой и знаешь свое место, ты мне полезен, и я плачу тебе достаточное вознаграждение за твои труды и за молчание. Надеюсь, мы понимаем друг друга, – Он навалился на стол, впившись взглядом в своего собеседника. Тот кивнул и отвел глаза.
– Да, господин, понимаем.
– Вот и отлично. Придешь ко мне, когда дело будет сделано, – получишь вторую половину. – Рыжебородый запихнул деньги в мешочек на поясе, и Роберт предостерегающе поднял палец – Но помни:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
– Итак? – Улыбаясь, он обернулся к ней, – Ты просто подначивала меня или действительно думала, что я сдамся? – Он бережно извлек из тайника завернутую в шелк корону Матильды.
– Ни то, ни другое. – Она стиснула в складках платья кулаки, явно порываясь выхватить у него королевский венец, но сдерживая себя.
– Тогда что же?
– Хотела посмотреть, что ты будешь делать.
– Ради забавы?
– Нет. Чтобы выяснить, что в моем представлении о тебе – иллюзия, а что твердые факты, – хриплым шепотом ответила она.
Николас развернул корону, любуясь чарующим блеском золота и драгоценных камней, красота которых едва не стоила ему жизни.
– И к какому же выводу ты пришла?
– Что ты – камень, а я утопаю в зыбучем песке собственных иллюзий.
Голос выразил ее чувства даже лучше, чем слова. Николас осторожно поставил корону на сундук и повернулся к ней.
– Значит, мы оба тонем в них, – сказал он и на этот раз, не противясь своему желанию, привлек ее к себе.
Она лишь мгновение не поддавалась, как пловец под напором неумолимой волны, а потом приникла к нему, прижимаясь всем телом. Хрупкая, гибкая, податливая в его объятиях, но не покорная. Когда он прильнул к ее губам, она зарылась пальцами в его волосы, притягивая его на себя. Их поцелуй, казалось, длился целую вечность. У него заныла челюсть, от недостатка воздуха закружилась голова. Ощутив легкий толчок внизу, он вдавил ее бедра в свои, чтобы чувствовать острее, пока возбуждение не завладело им настолько, что он невольно застонал и оторвался от ее губ, хватая ртом воздух.
Она тоже задыхалась, ее глаза блестели. Она потерлась о него, и всякие намерения Николаса положить этому конец, последние искры благоразумия – все потонуло в стихии страсти, физической потребности и испепеляющего желания, так долго теснившегося в глубинах его сознания, что теперь, прорвавшись, оно захлестнуло его, словно приливная волна, сопротивляться которой было бесполезно.
В темноте, рассеиваемой мерцанием светильника и блеском короны, он расстелил на полу свой плащ и потянул за собой Мириэл на меховую подстилку.
Дрожащими руками он расстегнул концы ее платка, высвобождая шелковистые волосы, уже отросшие ниже плеч. Она была женой другого человека, но то, что они делали, не ассоциировалось у него с прелюбодеянием. Он принадлежал ей с того самого дня, когда она нашла его на болоте; она принадлежала ему с той минуты, когда сбежала от него с короной, теперешним безмолвным свидетелем их вступления в права обладания друг другом.
– Это безумие, – прошептала Мириэл, не переставая обнимать его. Ее пальцы проникли под его тунику и рубаху, лихорадочно ощупывая его кожу. Он понял, что ею владеет желание еще более острое, чем то, что испытывал он сам, желание на грани отчаяния. Как будто она приняла решение и теперь стремилась достичь поставленной цели, не растрачивая себя на заигрывания и ласковые слова. Ослепленный, тоже изнывающий от нетерпения, Николас не заставил себя ждать. Ему понадобились считанные мгновения на то, чтобы поднять на ней платье, раздеться и накрыть ее тело своим.
Он погрузился в нее и тут же почувствовал, как она напряглась, застыла под ним, услышал, как она охнула сквозь стиснутые зубы. Она впилась в него ногтями, но он знал, что это вызвано не силой ураганной страсти.
По-прежнему прижимаясь к ней, но не двигаясь, он приподнялся и заглянул ей в лицо.
– Тебе больно. Я думал, ты готова.
Она лежала зажмурившись, но при звуке его голоса открыла глаза. Взгляд у нее был озадаченный.
– Я готова. – Она погладила его по лицу кончиками пальцев. – И хочу доставить тебе удовольствие.
– Мне с тобой хорошо, но я тоже хочу доставить тебе радость.
Озадаченность в ее взгляде усилилась, и он вдруг осознал, что она не понимает, о чем он говорит, что, несмотря на ее брак с Робертом Уиллоби, она все еще целомудренна и, вероятно, никогда не знала истинного наслаждения – только легкое волнение. Так огонь, разведенный неумелой рукой, никогда не полыхает, а лишь трепещет слабыми язычками.
– Вот так, например. – Он склонил голову, пощипывая ее шею, мочки ушей, точеный подбородок. Перенеся тяжесть своего тела на одну руку, другой он гладил и ласкал ее, раздувая в ней мощное яркое пламя.
Во влажной духоте «Зеленой ветки» Роберт решал судьбу своего предприятия по торговле шерстью. Выложив на стол мешочек с серебром, он шепотом давал указания мужчине могучего телосложения со шрамами на лице, сидевшему напротив него.
– Несчастный случай, ясно? Все должно выглядеть как несчастный случай.
Серло Рыжебородый, прежде служивший рядовым наемником в армии короля Иоанна, а теперь зарабатывавший на жизнь нерегулярными, но значительно более выгодными заказами, накрыл кулаком мешочек с деньгами и кивнул.
– Можете на меня положиться, – сказал он, обнажая гнилые желтые зубы, разрушенные почти по самые десны. Густая медная борода, из-за которой он и получил свое прозвище, обрамляла его лицо, словно шарф. – Никто ведь не заподозрил, что вы имеете отношение к исчезновению старого ткача, верно?
– Верно, – подтвердил Роберт, водя по столу чашей, которая оставляла на дереве мокрые круги. Было видно, что его гложут сомнения. Порой ему приходилось рисковать, чтобы добиться желаемого, и он был готов к опасностям, но заносчивость де Лаполя, возомнившего, что он может раздавить его, как муху, пошатнула его уверенность. Убрать с дороги Найджела Фуллера и старого ткача было нетрудно. Но Морис де Лаполь – добыча более крупная, и риск, соответственно, больше.
– Разумеется, вы всегда можете нанять кого-то другого, если мне не доверяете. – Серло Рыжебородый отодвинул от себя мешочек с серебром.
– Я доверю всякому, пока он остается в поле моего зрения, – рявкнул Роберт. – Ты прекрасно знаешь, что, обратившись к кому-то другому, я поставлю себя под двойной удар.
Рыжебородый ухмыльнулся, но ухмылка быстро слетела с его лица, когда Роберт добавил:
– И чтобы в какой-то степени обезопасить себя, я буду вынужден заплатить тому человеку вдвое больше, дабы избавиться от тебя. Так что не переоценивай себя, господин Рыжебородый. Пока ты справляешься со своей работой и знаешь свое место, ты мне полезен, и я плачу тебе достаточное вознаграждение за твои труды и за молчание. Надеюсь, мы понимаем друг друга, – Он навалился на стол, впившись взглядом в своего собеседника. Тот кивнул и отвел глаза.
– Да, господин, понимаем.
– Вот и отлично. Придешь ко мне, когда дело будет сделано, – получишь вторую половину. – Рыжебородый запихнул деньги в мешочек на поясе, и Роберт предостерегающе поднял палец – Но помни:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120