Бретонская Библия у меня в руках, и в ближайшее время я займусь ее изучением. Мне интересно знать, кто же перевел ее на нижнебретонское наречие: сам ли Жан Юэльван или неизвестный мне человек?
Заканчивая послание еще раз, желаю тебе поправить свое здоровье и надеюсь увидеть тебя до Пасхи. Кланяйся от меня известной тебе персоне.
Луи Ле Пеллетье.
– 9 -
Пока я читала письмо, Володя без спросу оккупировал мой телефон и вел какой-то деловой разговор, постоянно кому-то поддакивая и говоря, что собеседник совершенно прав.
– Извини, Риточка, я тут заболтался, – сказал он, когда вернулся ко мне на кухню. – Ну, так что ты можешь мне об этом сказать?
– Письмо написано Луи ле Пеллетье, если это не подделка.
– А как определить, подделка или нет?
– Насколько я могу судить при моем знании французского…
– Ой, Риточка, не прибедняйся, ты отлично знаешь французский!
– Так вот, насколько я могу судить, оно вполне могло быть написано в восемнадцатом веке.
– Так могло или…?
– Надо бы отдать его на экспертизу кому-нибудь знающему, я могла бы обратиться в МГУ, у меня есть знакомые на романской кафедре. И они уже по лексическим и грамматическим параметрам, по…
– Ладно, в общем, ты отдаешь это на экспертизу… Не в службу, а в дружбу, а? С тех пор как Володя бросил науку и ударился в журналистику (как острила его жена "и больно при этом ударился"), он невзлюбил длинные и точные фразы и предпочитал короткие и обтекаемые. Поэтому он часто прерывал собеседника на полуслове, если, как ему казалось, человек выдавал что-то слишком длинное и умное.
– Ну, хорошо. Я попрошу кого-нибудь, сделаем.
– Отлично. А вот это тебе на экспертизу.
Он достал из прозрачной папки еще одну ксерокопию. Это тоже был рукописный текст, но написанный другим почерком, более ровным, с идеальным легким наклоном вправо и затейливыми росчерками над и под строками. Несмотря на то, что на копии кое-где были пятна (видимо, эти пятна были и в рукописи), текст читался без особых усилий.
– Ну, опознаешь язык? – спросил Володя. Он заволновался и подвинул табуретку вплотную к моей, так что стукнулся об нее коленом.
– Да, бретонский. Но не современный, а…
– Я так и думал! А перевести можешь?
– Ну чего тут переводить-то? "…Услышали это книжники и первосвященники и искали, как бы погубить Его; ибо боялись Его, потому что весь народ удивлялся учению Его…"
– "Его" – это кого?
– Иисуса Христа. Это Евангелие от Марка, глава 11…
– Библия что ли?
– Да, библейский текст.
Володя заволновался, вскочил, схватил с крючка кухонное полотенце, снял очки и стал нервно протирать их.
– А это может быть та самая Библия? Про которую этот написал… – он кивнул на первый листок.
– Судя по орфографии, текст написан до девятнадцатого века. В девятнадцатом была орфографическая реформа, и…
– Да плевать на все это реформы! – Володя, что называется, завелся. – Риточка, чудо мое! Это же сенсация! Я про это такую статью напишу!
– Володя, какая сенсация? Я не могу утверждать, что речь идет о той самой Библии, которую нашел Ле Пеллетье. Даже если это письмо подлинное, и он действительно ее нашел. Кто гарантирует, что на этом вот листочке, – я помахала ксерокопией, – отрывок из перевода Библии? А может быть, это какой-нибудь религиозный трактат с развернутой цитатой, или, я не знаю… И вообще, откуда у тебя это?
– Иришка дала. Приходит вчера вечером и говорит "Пап, ты тут искал, про что бы такое написать, вот тебе сюжет, просто суперский". И дала мне эти бумажки.
– А она откуда взяла?
Честно говоря, я ни разу еще не видела, чтобы у Володи было такое глупое лицо. Мне было просто неприятно смотреть на него: он застыл с открытым ртом и наморщенным лбом, как живая иллюстрация к крыловскому "слона-то я не приметил"
– Ты знаешь, Рит, как-то вот не догадался спросить. Может, я сейчас ей позвоню? На мобильник, а?
– Не надо пороть горячку. До МГУ я дойду не раньше, чем в среду. И потом, мне надо еще вчитаться в бретонский текст, хотя датировать его можно только приблизительно. В любом случае, нужно отыскать оригинал письма и той страницы, с которой было снято вот это.
– Да у Иришки надо спросить, и как я не догадался!
– Кстати, как там она?
– Да нормально.
– На первом курсе?
– Не, на втором уже.
– Быстро как… еще недавно школу заканчивала.
– Чужие дети вообще быстро растут. А свои – тем более. Безобразница. Думает, поступила, так теперь и делать ничего не надо. Так и говорит: я на вступительных выложилась по полной программе, теперь до пятого курса отдыхать могу. – Но ведь в РГГУ программа такая насыщенная… Могу ошибаться, конечно, я там сама не преподаю…
– Да я даже не представляю, как она там учится и что делает. Целый день ее нет. Сначала учеба, потом с подругами куда-то едут, вечные разговоры, ля-ля да то се, да еще свидания, да еще по вторникам бегает на танцы да на концерты в свой клуб, в общем, иногда сутками ее не вижу. Когда младшая подрастет, вообще дурдом будет.
– Что за комиссия, создатель…
– …Быть взрослой дочери отцом. А тут сразу две. Во времена Грибоедова, кстати, девушки по ночным клубам не шастали и отцов своих уважали.
– Да, сейчас молодежь совсем другая. В наше время такого не было.
– Угу, не было. Другие они совсем, – Володя снова сел на табуретку, слегка сгорбился, как будто старался подчеркнуть свой возраст. – Я не могу сказать, что хуже, просто другие. Некоторые боятся вот так дочерей отпускать, а я считаю… Ну вот хорошо, положим, я ей запретил. Все ходят в этот клуб, а она не ходит. И поговорить ей не о чем, ни впечатлениями с подружками обменяться. Ну и с мальчиками знакомиться тоже надо, я ж все понимаю. – Он вздохнул и еще больше ссутулился – А все-таки знаешь, волнуюсь. Приходит поздно, полпервого. И вообще поначалу думал: черт его знает, чего за место такое? Говорю "Ириш, для моего спокойствия давай я разок с тобой туда схожу, посмотрю, что да как. Можешь делать вид, что ты не со мной, если стесняешься."
– И что, она послала тебя куда следует?
– Представь себе, нет. "Давай, говорит, пап, поедем, мне даже приятно будет". Ну мы приехали. Подвальчик такой, в самом центре города, чуть ли не напротив Кремля. Стены светлые, все так симпатично, ресторанчик вполне ничего. Публика нормальная, Иришка говорит. день на день не приходится в смысле публики, но по вторникам там эти собираются, твои любимые…
– Кто? – насторожилась я.
– Ну, кельтанутые твои!
Надо же! Второй раз за сегодняшний день мне пришлось объяснять, что я не имею ничего общего с теми, кого я именовала несколько мягче – кельтоманами.
– Ой, Риточка, ну почему ты так это в штыки воспринимаешь? Молодежь собирается, студенты, им же надо чем-то увлекаться? Вот мы с друзьями в наше время после занятий знаешь, куда шли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Заканчивая послание еще раз, желаю тебе поправить свое здоровье и надеюсь увидеть тебя до Пасхи. Кланяйся от меня известной тебе персоне.
Луи Ле Пеллетье.
– 9 -
Пока я читала письмо, Володя без спросу оккупировал мой телефон и вел какой-то деловой разговор, постоянно кому-то поддакивая и говоря, что собеседник совершенно прав.
– Извини, Риточка, я тут заболтался, – сказал он, когда вернулся ко мне на кухню. – Ну, так что ты можешь мне об этом сказать?
– Письмо написано Луи ле Пеллетье, если это не подделка.
– А как определить, подделка или нет?
– Насколько я могу судить при моем знании французского…
– Ой, Риточка, не прибедняйся, ты отлично знаешь французский!
– Так вот, насколько я могу судить, оно вполне могло быть написано в восемнадцатом веке.
– Так могло или…?
– Надо бы отдать его на экспертизу кому-нибудь знающему, я могла бы обратиться в МГУ, у меня есть знакомые на романской кафедре. И они уже по лексическим и грамматическим параметрам, по…
– Ладно, в общем, ты отдаешь это на экспертизу… Не в службу, а в дружбу, а? С тех пор как Володя бросил науку и ударился в журналистику (как острила его жена "и больно при этом ударился"), он невзлюбил длинные и точные фразы и предпочитал короткие и обтекаемые. Поэтому он часто прерывал собеседника на полуслове, если, как ему казалось, человек выдавал что-то слишком длинное и умное.
– Ну, хорошо. Я попрошу кого-нибудь, сделаем.
– Отлично. А вот это тебе на экспертизу.
Он достал из прозрачной папки еще одну ксерокопию. Это тоже был рукописный текст, но написанный другим почерком, более ровным, с идеальным легким наклоном вправо и затейливыми росчерками над и под строками. Несмотря на то, что на копии кое-где были пятна (видимо, эти пятна были и в рукописи), текст читался без особых усилий.
– Ну, опознаешь язык? – спросил Володя. Он заволновался и подвинул табуретку вплотную к моей, так что стукнулся об нее коленом.
– Да, бретонский. Но не современный, а…
– Я так и думал! А перевести можешь?
– Ну чего тут переводить-то? "…Услышали это книжники и первосвященники и искали, как бы погубить Его; ибо боялись Его, потому что весь народ удивлялся учению Его…"
– "Его" – это кого?
– Иисуса Христа. Это Евангелие от Марка, глава 11…
– Библия что ли?
– Да, библейский текст.
Володя заволновался, вскочил, схватил с крючка кухонное полотенце, снял очки и стал нервно протирать их.
– А это может быть та самая Библия? Про которую этот написал… – он кивнул на первый листок.
– Судя по орфографии, текст написан до девятнадцатого века. В девятнадцатом была орфографическая реформа, и…
– Да плевать на все это реформы! – Володя, что называется, завелся. – Риточка, чудо мое! Это же сенсация! Я про это такую статью напишу!
– Володя, какая сенсация? Я не могу утверждать, что речь идет о той самой Библии, которую нашел Ле Пеллетье. Даже если это письмо подлинное, и он действительно ее нашел. Кто гарантирует, что на этом вот листочке, – я помахала ксерокопией, – отрывок из перевода Библии? А может быть, это какой-нибудь религиозный трактат с развернутой цитатой, или, я не знаю… И вообще, откуда у тебя это?
– Иришка дала. Приходит вчера вечером и говорит "Пап, ты тут искал, про что бы такое написать, вот тебе сюжет, просто суперский". И дала мне эти бумажки.
– А она откуда взяла?
Честно говоря, я ни разу еще не видела, чтобы у Володи было такое глупое лицо. Мне было просто неприятно смотреть на него: он застыл с открытым ртом и наморщенным лбом, как живая иллюстрация к крыловскому "слона-то я не приметил"
– Ты знаешь, Рит, как-то вот не догадался спросить. Может, я сейчас ей позвоню? На мобильник, а?
– Не надо пороть горячку. До МГУ я дойду не раньше, чем в среду. И потом, мне надо еще вчитаться в бретонский текст, хотя датировать его можно только приблизительно. В любом случае, нужно отыскать оригинал письма и той страницы, с которой было снято вот это.
– Да у Иришки надо спросить, и как я не догадался!
– Кстати, как там она?
– Да нормально.
– На первом курсе?
– Не, на втором уже.
– Быстро как… еще недавно школу заканчивала.
– Чужие дети вообще быстро растут. А свои – тем более. Безобразница. Думает, поступила, так теперь и делать ничего не надо. Так и говорит: я на вступительных выложилась по полной программе, теперь до пятого курса отдыхать могу. – Но ведь в РГГУ программа такая насыщенная… Могу ошибаться, конечно, я там сама не преподаю…
– Да я даже не представляю, как она там учится и что делает. Целый день ее нет. Сначала учеба, потом с подругами куда-то едут, вечные разговоры, ля-ля да то се, да еще свидания, да еще по вторникам бегает на танцы да на концерты в свой клуб, в общем, иногда сутками ее не вижу. Когда младшая подрастет, вообще дурдом будет.
– Что за комиссия, создатель…
– …Быть взрослой дочери отцом. А тут сразу две. Во времена Грибоедова, кстати, девушки по ночным клубам не шастали и отцов своих уважали.
– Да, сейчас молодежь совсем другая. В наше время такого не было.
– Угу, не было. Другие они совсем, – Володя снова сел на табуретку, слегка сгорбился, как будто старался подчеркнуть свой возраст. – Я не могу сказать, что хуже, просто другие. Некоторые боятся вот так дочерей отпускать, а я считаю… Ну вот хорошо, положим, я ей запретил. Все ходят в этот клуб, а она не ходит. И поговорить ей не о чем, ни впечатлениями с подружками обменяться. Ну и с мальчиками знакомиться тоже надо, я ж все понимаю. – Он вздохнул и еще больше ссутулился – А все-таки знаешь, волнуюсь. Приходит поздно, полпервого. И вообще поначалу думал: черт его знает, чего за место такое? Говорю "Ириш, для моего спокойствия давай я разок с тобой туда схожу, посмотрю, что да как. Можешь делать вид, что ты не со мной, если стесняешься."
– И что, она послала тебя куда следует?
– Представь себе, нет. "Давай, говорит, пап, поедем, мне даже приятно будет". Ну мы приехали. Подвальчик такой, в самом центре города, чуть ли не напротив Кремля. Стены светлые, все так симпатично, ресторанчик вполне ничего. Публика нормальная, Иришка говорит. день на день не приходится в смысле публики, но по вторникам там эти собираются, твои любимые…
– Кто? – насторожилась я.
– Ну, кельтанутые твои!
Надо же! Второй раз за сегодняшний день мне пришлось объяснять, что я не имею ничего общего с теми, кого я именовала несколько мягче – кельтоманами.
– Ой, Риточка, ну почему ты так это в штыки воспринимаешь? Молодежь собирается, студенты, им же надо чем-то увлекаться? Вот мы с друзьями в наше время после занятий знаешь, куда шли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81