Его следовало бы именовать Эдуардом и, соответственно, по отчеству: Семеновичем, Львовичем, Ивановичем Батьковичем, словом... Один раз женщина обратилась к нему по имени-отчеству и тогда выяснилось, что он действительно не Эдик. И даже не Эдуард. Женщина назвала Эдика Эдинотом Григорьевичем.
Эдик же величал свою спутницу Азой. Часто - уменьшительно - Азочкой, Азулей, Азонькой. Аза отзывалась готовно, лучилась, будто ясное солнышко, радовала глаз.
- Мы приехали предложить вам непыльную, с хорошим наваром работу, сказал Эдик Сергею Климченко и достал из кожаного кейса бутылку "Белого аиста", на которой было нарисовано не пять, что раньше означало высшую степень качества, а целых семь звездочек, Климченко даже сощурился подумал, что в глазах у него зарябило, начало двоиться, закрыл их, открыл нет, не рябит. На этикетке действительно было семь звездочек.
"Неисповедимы дела твои, Господи", - ахнул про себя Климченко. Когда-то он ездил проводником пассажирского вагона в Молдавию и коньяка этого, с белой изящной птицей на этикетке, перепробовал видимо-невидимо, но семь звездочек ни разу не встречал.
- И что это будет за работа? - сдерживая в голосе радостную дрожь, спросил у гостя Климченко.
- Высокооплачиваемая, - Эдик в назидательном жесте поднял указательный палец, - это р-раз! Культурная - это два. Вам не надо будет стоять у станка и корячиться под тяжелыми стальными болванками. Третий фактор со знаком плюс - это работа в Москве. Вы будете жить и трудиться в столице нашей Родины, как любили говаривать разные товарищи в пору моей юности! - Эдик поднял указательный палец ещё выше. - Дальше. У вас будет прекрасная благоустроенная квартира, апартаменты! - Эдик вскинул руку и зажал на ней один за другим сразу все пальцы, все пять. - Видите, сколько здесь плюсов? - Он показал пальцы хозяину. - Так что собирайтесь!
Эдик быстро и ловко открыл коньяк - семизвездочный по запаху мало чем напоминал пятизвездочный, который Климченко хорошо знал, - от пятизвездочного пахло коньяком, молдавским солнцем и немного дубовой бочкой, а от семизвездочного - сахарином, химией, сапожной ваксой и селедкой одновременно - видать, для приготовления благородного семизвездочного напитка шли совсем иные компоненты, чем для пятизвездочного. Но тем не менее Климченко не отказался выпить, взял стопочку в руки, одолел её одним глотком - побоялся обидеть доброжелательного гостя, хотя его едва не вывернуло наизнанку от семизвездочной бормотухи... Климченко не поморщился, даже вежливо улыбнулся, да понюхал сгиб пальца. Эдик же выпил с удовольствием, шумно затянулся воздухом.
- Умеют же все-таки братья-молдаване варить великолепные коньяки, слово "коньяки" он произнес на одесский манер, с ударением на "я". - Ах! ещё раз радостно воскликнул Эдик и снова взялся за бутылку. - Так что, Сергей Георгиевич, собирайтесь!
"Вона, он даже мое отчество знает", - отметил Климченко, поинтересовался:
- А что же все-таки это за работа? Какого характера?
- Все узнаете в Москве. Пусть это будет для вас сюрпризом. Собирайтесь! Билет уже заказан.
- Не надо мне никакого билета. У меня - бесплатный проезд. Я же железнодорожник.
Эдик перевел взгляд на Азу.
- Азонька, тут мы с тобой лопухнулись. Не надо было платить деньги за бронирование.
Климченко успокаивающе поднял руку:
- Деньги вам вернут, нет проблем. Я скажу - все до единой копейки возвратят...
Эдик смутился. От смущения у него покраснели даже мочки ушей.
- Не надо, не надо, - забормотал он торопливо, - пусть деньги останутся в железнодорожной кассе... Что с возу упало, то пропало. Да и не на вашей станции мы заказывали билет - в Харцызске. Давайте лучше выпьем ещё по стопке за доброе дело. Божественный напиток!
Климченко накрыл стакан тяжелой ладонью:
- У меня - норма!
- Уважаю! - Эдик довольно засмеялся, в прохладном сумраке дома полыхнуло жаром, стало светло - золото во рту гостя горячо и дорого засветилось. - Жил когда-то один писатель, Горький его фамилия. Сейчас совсем уже забытый и немодный. Горький говорил, что пьющих людей он не любит, выпивающих уважает, а непьющих боится... Мудрый был человек, царствие ему небесное... - Эдик сложил пальцы в щепоть, хотел было перекреститься, но увидел выражение, возникшее на лице Климченко, крякнул и потянулся к коньяку. - Я тоже отношусь к числу выпивающих, к тем, кто в меру... Значит, уважаемый человек.
- Мне иногда бывает трудно обиходить себя, - Климченко виновато развел руки в стороны, - не привык еще... Инвалидом-то стал совсем недавно...
- Ничего, это дело наживное, - бодро успокоил его Эдик.
- Мне помогает Леночка, дочка моя... А что, если я её тоже возьму в Москву?
Эдик быстро переглянулся с Азой, та приподняла полное круглое плечо, взгляд её сделался озабоченным, но в следующий миг, пошевелив губами и что-то подсчитав про себя, Аза согласно наклонила голову.
- Только из уважения к вам, Сергей Георгиевич, - сказал Эдик, - для других исключений мы не делаем. Работа есть работа, дочка может отвлекать... Но из уважения к вам... - Эдик прижал к груди пухлую, украшенную перстнями руку, - только из уважения.
В Москву выехали вчетвером: Эдик с Азой в вагоне "СВ" - спальном, самом дорогом, значит, а Климченко с дочкой в купейном, поскольку билеты ныне стали стоить оглушающе дорого - никакой зарплаты на них не хватит.
В первопрестольную прибыли ранним утром, по крышам домов только что побежали розовые солнечные зайчики, самого солнца ещё не было видно - не выплыло, улицы были чисты и тихи, не заплеваны бензиновым выхлопом и прочим смрадом, который выделяет транспорт во всяком крупном городе. Эдик разом сделался озабоченным, неприступным, словно памятник. Азы не было - она либо сошла с поезда раньше, либо незамеченной растворилась в толчее перрона. Эдик сделал повелительный жест рукой, подзывая к себе Климченко. Тот на длинных неудобных костылях неуклюже перекинул по перрону к нему свое тело.
- Значит, так, - проговорил Эдик суровым офицерским тоном, сейчас он совсем не был похож на того добродушного, улыбчивого, осиянного светом собственных зубов Эдика, который два дня назад впервые появился перед Климченко, - дисциплина для всех, кто работает со мной - одинаковая. Воинская. Подчинение беспрекословное. Правило одно, соблюдается железно: "Я - начальник, ты - дурак, ты - начальник, я - дурак". Никакой отсебятины, никаких вольностей, никаких походов на сторону, в самоволку и так далее... Все ясно-понятно?
- Все ясно-понятно, - повторил за Эдиком Климченко, хотя, честно говоря, не очень понимал, к чему такие казарменные строгости, пожал плечами, покосился на дочку - он неожиданно почувствовал себя виноватым перед ней. Не втянул ли он Лену в некую авантюру? Сам вляпался - это ладно, в конце концов он мужик, выпутается - оставит кусок чуба в чужих руках и удерет, но вот дочка - ей-то за каким лихом всякие жизненные испытания?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94