Он рассказывал о пышности двора Хвостекова тестя, о том, сколько рыцарей при нем состоит и как весело они проводят время.
Добек коварно поддакивал, толкая его к дальнейшим излияниям.
На следующий день он уже сам заговорил об этом, и Хенго стал врать без всяких опасений, подбивая его перейти на сторону молодых князей.
Тогда-де кончатся всякие веча, а будет образцовый порядок и послушание…
Минутами, слушая Хенго, Добек чувствовал, как у него руки чешутся, но продолжал его подстрекать, желая испытать, как далеко он зайдёт. Наконец, Хенго потихоньку признался, что состоит на службе у деда молодых Попелеков, и даже осмелился шепнуть, что Добек должен повидаться с ними и перейти на их сторону, побуждая к тому же других, за что впоследствии получит обширные земельные владения, а с них и дань и поборы.
— А как же до них добраться? — спросил хитрый Добек.
— Только бы вы этого пожелали, ваша милость, — шепнул немец, — а пути мы найдём.
Таким образом, представлялся случай как раз перед войной ближе узнать неприятеля, и Добек, любивший необыкновенные похождения, не мог удержаться от соблазна совершить то, чего бы не сделал никто иной. Страха он не знал, но прослыть изменником ему не хотелось. На третий день, ничего не говоря немцу, он сделал вид, что отправляется на охоту, а сам поскакал к Пястуну посоветоваться, как поступить. Вернулся он с решением использовать немца, чтобы прокрасться в неприятельский лагерь и выведать всё, что возможно.
На следующий день он нарочно уединился с Хенго, чтобы никто не мог их подслушать, и долго с ним совещался. Затем Добек позвал своего старосту и, поручив ему присматривать за домом, сел сам на коня, дал Хенго другого, и они двинулись к лесу, никому не сказав, куда и зачем едут.
Немец радовался, не догадываясь о грозящей ему опасности, и все уши прожужжал Добеку, заверяя его, что у молодых князей он будет правой рукой и вельможей при их дворе, что обретёт там несметные богатства, а в жены возьмёт их же родню, только бы оставался им верен и втихомолку склонял других свергнуть кмета и перейти на сторону прежних князей. Добек молча кивал головой, а что делалось у него в душе, этого нельзя было прочесть по глазам. Только изредка он взглядывал искоса на своего спутника и усмехался. Так они ехали несколько дней, продираясь сквозь густые заросли и ночуя на пустынных урочищах, пока не добрались до лесов на границе поморской земли. Тут Хенго была знакома каждая тропинка, знал он также, где найти людей, а через них уже легко было попасть в лагерь Попелеков.
Когда Хенго и Добек, пробиравшиеся окольными путями, подъехали, наконец, к лагерю, там ждали кашубов и других ратников, привыкших к набегам и войнам.
Оба молодых князя и дядя их Клодвиг стояли с войсками на границе, в лесу, называвшемся Дикой пущей. Место, выбранное для лагеря, было защищено двумя сливавшимися тут речками, охватывавшими его полукольцом, за которым тянулись болота. На древнем городище-были разбиты полотняные шатры и шалаши. Тут уже собрались толпы вооружённых людей и прибывали все новые.
Едва доложились они страже, которая стояла на узкой плотине, ведущей к лагерю, как к ним подошёл какой-то начальник и повёл к молодым князьям. Для братьев посреди городища наскоро соорудили сарай, державшийся на неотёсанных столбах и кое-как крытый досками и ветвями; стены в нём были плетёные, завешанные полотнищами.
Вокруг него расхаживали рыцари с мечами, заткнутыми за пояс, в ярко расшитой немецкой одежде и в железных шлемах. Копья у них были тоже окованы железом, кое у кого с флажками, однако не было недостатка и в каменных молотах и секирах.
Только взойдя в сарай, где сидели на покрытых сукном пеньках молодые князья со своим немецким дядей, Добек мог заметить ту разницу, о которой так много толковал Хенго, и увидеть описываемые им богатства.
На сколоченном из досок столе Добек успел разглядеть алую узорчатую скатерть и чеканную золотую посуду, а на самих князьях — искусно расшитую одежду, отороченную пышной каймой. На обоих были синие кафтаны до колен, отделанные по краям золотой битью, плащи, заколотые на плечах толстыми булавками, на ногах туго обтянутые обвёртки, красиво перевязанные шнурами, и разукрашенные поршни.
Но чему больше всего дивился и особенно завидовал Добек — это прямым, длинным мечам из великолепной стали, усыпанным каменьями поясам и стоявшим у стены щитам, обитым медными гвоздями, которые почти сплошь покрывали шкуру. На других, расписанных алой краской, поблёскивали медные прутья, набитые с обеих сторон. Шлемы у князей были золочёные, покрытые искусной резьбой.
Немало тут было утвари, не знакомой Добеку, и в своей простоте он не мог даже угадать её назначения.
Когда они вошли и Хенго пал перед князьями ниц, в чём Добек и не думал ему подражать, непринуждённо поглядывая по сторонам, все четверо горячо и непонятно залопотали, что продолжалось довольно долго. Доставив Добека, которого он привлёк на их сторону, Хенго представлял это как большую и важную заслугу, за которую ему полагалось немалое вознаграждение. Дядя и молодые князья, видимо, опасались, что гость их — шпион и предатель, подосланный, чтобы выведать их силы и донести о них полянам.
Наконец, после долгих пререканий с Хенго старший Лешек, ещё не совсем забывший ляшский язык, заговорил с Добеком: он возмущался тем, что народ заплатил их отцу чёрной неблагодарностью за все оказанные им благодеяния и что они, его сыновья, вместо помощи, которой ждали от своих, подверглись преследованиям и едва спаслись от грозившей им смерти, вследствие чего погиб дед их Милош, а они оказались вынужденными искать поддержки у материнской родни или добиваться её подкупом, дабы вернуть свою вотчину.
Затем дядя его и младший браг принялись наперебой ругать полян, стуча кулаками по столу и изрыгая яростные угрозы и проклятия.
Добек не мог перечить и терпеливо слушал. Он стоял, словно онемев, пока разговор не стал спокойнее и князья не остыли.
Старший, смягчившись, стал его уговаривать перейти на их сторону и перетянуть своих приятелей. Клодвиг повторил то же по-немецки, а Хенго перевёл, прибавив от себя обещание всяческих милостей.
— От вас одного, — говорил дядя, — хоть бы вы и пошли с нами, по правде сказать, мало проку, ибо люди, готовые показать дорогу, у нас есть. Две руки, даже весьма деятельные, мало чем могут помочь. А если вы имеете желание нам послужить, то должны это сделать иначе. Возвращайтесь домой, возьмите на себя командование, выступите против нас в поход, но оставайтесь в тылу. Когда начнётся сражение, мы бросимся с одной стороны, а вы с другой. Возьмём их в клещи, чтобы никто не убежал. Остальных, а особенно более знатных, уговорите поступить так же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Добек коварно поддакивал, толкая его к дальнейшим излияниям.
На следующий день он уже сам заговорил об этом, и Хенго стал врать без всяких опасений, подбивая его перейти на сторону молодых князей.
Тогда-де кончатся всякие веча, а будет образцовый порядок и послушание…
Минутами, слушая Хенго, Добек чувствовал, как у него руки чешутся, но продолжал его подстрекать, желая испытать, как далеко он зайдёт. Наконец, Хенго потихоньку признался, что состоит на службе у деда молодых Попелеков, и даже осмелился шепнуть, что Добек должен повидаться с ними и перейти на их сторону, побуждая к тому же других, за что впоследствии получит обширные земельные владения, а с них и дань и поборы.
— А как же до них добраться? — спросил хитрый Добек.
— Только бы вы этого пожелали, ваша милость, — шепнул немец, — а пути мы найдём.
Таким образом, представлялся случай как раз перед войной ближе узнать неприятеля, и Добек, любивший необыкновенные похождения, не мог удержаться от соблазна совершить то, чего бы не сделал никто иной. Страха он не знал, но прослыть изменником ему не хотелось. На третий день, ничего не говоря немцу, он сделал вид, что отправляется на охоту, а сам поскакал к Пястуну посоветоваться, как поступить. Вернулся он с решением использовать немца, чтобы прокрасться в неприятельский лагерь и выведать всё, что возможно.
На следующий день он нарочно уединился с Хенго, чтобы никто не мог их подслушать, и долго с ним совещался. Затем Добек позвал своего старосту и, поручив ему присматривать за домом, сел сам на коня, дал Хенго другого, и они двинулись к лесу, никому не сказав, куда и зачем едут.
Немец радовался, не догадываясь о грозящей ему опасности, и все уши прожужжал Добеку, заверяя его, что у молодых князей он будет правой рукой и вельможей при их дворе, что обретёт там несметные богатства, а в жены возьмёт их же родню, только бы оставался им верен и втихомолку склонял других свергнуть кмета и перейти на сторону прежних князей. Добек молча кивал головой, а что делалось у него в душе, этого нельзя было прочесть по глазам. Только изредка он взглядывал искоса на своего спутника и усмехался. Так они ехали несколько дней, продираясь сквозь густые заросли и ночуя на пустынных урочищах, пока не добрались до лесов на границе поморской земли. Тут Хенго была знакома каждая тропинка, знал он также, где найти людей, а через них уже легко было попасть в лагерь Попелеков.
Когда Хенго и Добек, пробиравшиеся окольными путями, подъехали, наконец, к лагерю, там ждали кашубов и других ратников, привыкших к набегам и войнам.
Оба молодых князя и дядя их Клодвиг стояли с войсками на границе, в лесу, называвшемся Дикой пущей. Место, выбранное для лагеря, было защищено двумя сливавшимися тут речками, охватывавшими его полукольцом, за которым тянулись болота. На древнем городище-были разбиты полотняные шатры и шалаши. Тут уже собрались толпы вооружённых людей и прибывали все новые.
Едва доложились они страже, которая стояла на узкой плотине, ведущей к лагерю, как к ним подошёл какой-то начальник и повёл к молодым князьям. Для братьев посреди городища наскоро соорудили сарай, державшийся на неотёсанных столбах и кое-как крытый досками и ветвями; стены в нём были плетёные, завешанные полотнищами.
Вокруг него расхаживали рыцари с мечами, заткнутыми за пояс, в ярко расшитой немецкой одежде и в железных шлемах. Копья у них были тоже окованы железом, кое у кого с флажками, однако не было недостатка и в каменных молотах и секирах.
Только взойдя в сарай, где сидели на покрытых сукном пеньках молодые князья со своим немецким дядей, Добек мог заметить ту разницу, о которой так много толковал Хенго, и увидеть описываемые им богатства.
На сколоченном из досок столе Добек успел разглядеть алую узорчатую скатерть и чеканную золотую посуду, а на самих князьях — искусно расшитую одежду, отороченную пышной каймой. На обоих были синие кафтаны до колен, отделанные по краям золотой битью, плащи, заколотые на плечах толстыми булавками, на ногах туго обтянутые обвёртки, красиво перевязанные шнурами, и разукрашенные поршни.
Но чему больше всего дивился и особенно завидовал Добек — это прямым, длинным мечам из великолепной стали, усыпанным каменьями поясам и стоявшим у стены щитам, обитым медными гвоздями, которые почти сплошь покрывали шкуру. На других, расписанных алой краской, поблёскивали медные прутья, набитые с обеих сторон. Шлемы у князей были золочёные, покрытые искусной резьбой.
Немало тут было утвари, не знакомой Добеку, и в своей простоте он не мог даже угадать её назначения.
Когда они вошли и Хенго пал перед князьями ниц, в чём Добек и не думал ему подражать, непринуждённо поглядывая по сторонам, все четверо горячо и непонятно залопотали, что продолжалось довольно долго. Доставив Добека, которого он привлёк на их сторону, Хенго представлял это как большую и важную заслугу, за которую ему полагалось немалое вознаграждение. Дядя и молодые князья, видимо, опасались, что гость их — шпион и предатель, подосланный, чтобы выведать их силы и донести о них полянам.
Наконец, после долгих пререканий с Хенго старший Лешек, ещё не совсем забывший ляшский язык, заговорил с Добеком: он возмущался тем, что народ заплатил их отцу чёрной неблагодарностью за все оказанные им благодеяния и что они, его сыновья, вместо помощи, которой ждали от своих, подверглись преследованиям и едва спаслись от грозившей им смерти, вследствие чего погиб дед их Милош, а они оказались вынужденными искать поддержки у материнской родни или добиваться её подкупом, дабы вернуть свою вотчину.
Затем дядя его и младший браг принялись наперебой ругать полян, стуча кулаками по столу и изрыгая яростные угрозы и проклятия.
Добек не мог перечить и терпеливо слушал. Он стоял, словно онемев, пока разговор не стал спокойнее и князья не остыли.
Старший, смягчившись, стал его уговаривать перейти на их сторону и перетянуть своих приятелей. Клодвиг повторил то же по-немецки, а Хенго перевёл, прибавив от себя обещание всяческих милостей.
— От вас одного, — говорил дядя, — хоть бы вы и пошли с нами, по правде сказать, мало проку, ибо люди, готовые показать дорогу, у нас есть. Две руки, даже весьма деятельные, мало чем могут помочь. А если вы имеете желание нам послужить, то должны это сделать иначе. Возвращайтесь домой, возьмите на себя командование, выступите против нас в поход, но оставайтесь в тылу. Когда начнётся сражение, мы бросимся с одной стороны, а вы с другой. Возьмём их в клещи, чтобы никто не убежал. Остальных, а особенно более знатных, уговорите поступить так же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114