Был уже вечер. Двина пылала под лучами заката, и железнодорожный мост чернел на ней чугунным кружевом.
Молчание Гриши было, видно, только на руку Сергею Леховичу. Сам он теперь говорил без умолку.
В городе он жил уже четвертый год. Здесь ему были известны не только все улицы с переулками, но и люди, обитавшие на этих улицах.
- Наш город особенный: пестрый, как ситцевое одеяло.
- Одеяло? - переспросил Гриша.
- Ну да, как старое ситцевое одеяло, из кусочков сшитое. Тут тебе и латыши, и русские, и поляки, и литовцы, и евреи, и немцы, и эстонцы...
По словам Леховича выходило, что люди в городе были разделены невидимыми перегородками. Даже гулять они ходят в особицу: поляки гуляют по одной улице, евреи - по другой, немцы ходят по дамбе, больше под вечер - любуются закатом. Латыши - те даже друг от друга отгораживаются: уроженца Риги или Курземе никогда не сведешь с "чонгалом" из Латгалии.
- А кто это - чонгал?
- Ну, по-нашему - серый, неотесанный... деревенщина. Примерно так.
А русские - староверы - гуляют, оказывается, только раз в году: на масленой. Молодцы в чуйках, в поддевках шагают тогда по Рижской улице навстречу девицам, оглядывая их с ног до головы и отпуская шуточки. Девицы плывут сплошным косяком. Это - ежегодная ярмарка невест.
- Тебе, впрочем, рано об этом... - спохватился Сергей.
- Вот еще! Что я, маленький? Может, я уже видал такую ярмарку, почем ты знаешь?
Гриша даже зажмурился на минутку - и ясно увидал несчастных каменнолицых невест и молодцов с разбойничьими глазами, похожих на Евлашку Лещова.
А когда открыл глаза - чуть не споткнулся: навстречу ему медленно шел немец Дамберг с неизменным своим фотоаппаратом на ремне через плечо. Рядом с ним шагал прыщавый юнец, совсем еще мальчишка, со странно угрюмым лицом, в крохотной, с наперсток, шапочке, еле державшейся на гладко остриженной макушке.
Дамберг скользнул холодным, равнодушным взглядом поверх Гришиной головы и прошел мимо: не узнал, конечно.
Гриша шепнул Сергею:
- Того, с сумкой, я знаю: это - Дамберг. Ох, он и жох!
- А я случайно другого знаю - Розенберга Альфредку. Изображает из себя... фу ты, ну ты! А сам младше меня. Он из Риги приехал. Я слышал, как он хвастался за бильярдом у Познанского.
- Ты бываешь у Познанского? - с ужасом спросил Гриша.
"Познанский" - это большая пивная с зелено-желтой вывеской, на которой нарисована кружка с колпаком из белой пены, а рядом - два бильярдных шара и длинный, как копье, кий.
- Заглядываю иногда, - небрежно сказал Лехович, - сыграть партию-другую.
И он заговорил теперь о бильярде, о том, что заходить к Познанскому, конечно, рискованное дело: туда может заглянуть и Стрелецкий - он норовит зайти с черного хода. И кого уж из реалистов поймает, тому не поздоровится. Но у реалистов с хозяином пивной договоренность: прежде чем впустить надзирателя в черную дверь, он выпускает их через парадную. Правда, там неподалеку стоит городовой, но он отворачивается, когда из пивной выходят гимназисты и реалисты: у него тоже имеется своя договоренность с Познанским.
Бильярда Гриша не видал ни разу, видел только шары на вывеске. Он попросил Сергея рассказать, в чем состоит игра, из чего шары сделаны, как по ним бьют кием.
За разговором о бильярде скоро забыли они о только что прошедших мимо немцах: о Дамберге и Альфреде Розенберге, которому суждено было ровно через сорок лет окончить дни свои в Нюрнберге, на виселице.
...С реки потянуло пронзительной прохладой. Волны Двины уже тускнели, противоположный берег слился в одну темную полосу; порыв ветра донес оттуда запах хвои.
Не сговариваясь, Лехович с Гришей спустились с дамбы вниз.
На берегу ивы тянулись черными ветвями к розовому небу. Одно дерево нагнулось над водой, почти касаясь ее своим стволом; на стволе, ловко примостившись, сидел кто-то верхом, как в седле.
Подошли ближе - и Гриша узнал Вячеслава Довгелло.
- Ты что тут делаешь?
Вячеслав соскочил на землю.
- П-погляди, - сказал он.
За рекой стоял на берегу двухэтажный дом. Окна в верхнем этаже блистали багрово, отражая закат.
- А что там глядеть? Дом и дом. Самый обыкновенный.
- Н-нет, не обыкновенный. Там был последний бой лесных братьев с жандармами.
- Откуда ты знаешь про лесных братьев? - воскликнул Гриша - и даже сердце у него зашлось...
Вячеслав молчал.
За него ответил Лехович:
- Ну, не так давно в городе только и разговору было, что про них. Ты сам недавно здесь, потому, может, и не слыхал.
- Нет, я слыхал, - ревниво сказал Гриша, - и я видал их! Своими глазами!
Лехович присвистнул протяжно - видно, не поверил.
И Гриша начал торопливо рассказывать про Кейнина, про лютеранскую церковь в Пеньянах - там тоже был бой, в день "лиго"... После боя лесные братья ушли неизвестно куда. И больше их никто не видал.
- Ага, - сказал Сергей Лехович, - значит, последний, кто их видел, это был Шумов Григорий.
Насмешка была явной. Гриша обиделся.
- А знаешь, почему ты их не любишь? - спросил он Леховича. - Ты не любишь лесных братьев потому, что ты богатенький. А они не за богатых, нет. Они за тех, кто нужду терпит.
- Спасибо. Рассудил, - холодновато ответил Лехович. - А с чего ты взял, что я их не люблю?
- Ты сам сколько раз говорил, что твой отец богатый. А богачи - ну, там разные помещики, купцы, - они лесных братьев боятся.
- Дурень ты!
- Не глупей тебя.
Перекоряясь, мальчики незаметно очутились около железнодорожного моста. Длинный - с версту - товарный состав прогремел по его настилу, и чугунные балки долго гудели басовитой струной...
- Ступай один! - окончательно рассердился Гриша на Сергея Леховича. А я пойду вместе с Вячеславом.
- Ах, и дурень!
- Поумней тебя!
Сергей пожал плечами, подумал, глянул на Гришу. Потом, беспечно посвистывая, помахивая стеком, пошел назад один.
Гриша поглядел ему вслед... Нет, жалеть не стоит; отец-то понимает людей. "С богатым не водись".
Довгелло стоял, глубоко засунув руки в карманы, слегка сгорбившись.
- Холодно тебе, что ли? - сердито спросил Гриша.
- Нет.
- Отчего ж съежился?
- Я не съежился.
Да, с таким, как Довгелло, разговору настоящего не получится. И все-таки не будет Гриша жалеть о Сергее Леховиче, хоть он и третьеклассник и речист за двоих! Пусть он свои разговоры разговаривает со Львом Сапегой или с кем там еще из своей компании.
- Ты почему обозвал давеча семиклассника Дзиконского крючком? спросил он Вячеслава.
- Д-да ведь всех полицейских так дразнят. И городового и полицмейстера. Ну, а его - из-за отца.
- И жандармов так кличут?
- И жандармов тоже.
- Ты расскажешь мне про лесных братьев все, что знаешь?
- Пойдем ко мне. Расскажу. Ты так и не зашел. А обещал.
- Знаешь, почему я к тебе не зашел? Я сызнова начал перечитывать "Тараса Бульбу". К тебе идти - значит, надо отнести книгу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72