Речь шла о каком-то своде под полом, и этот свод должен был быть выложен мрамором.
Насколько Дикон знал, все важные персоны были погребены так, что их тела покоились не в земле, а на поверхности, в богато декорированных саркофагах, в которые помещали гробы с телами усопших.
– Новая идея заключается в том, чтобы ставить гробы под саркофаги, – объяснил Дикону мастер Дэйл, видя, как растерян его ученик.
– Но это так… так непривычно, – тихо возразил Дикон. – Когда человек смотрит на красивый саркофаг, он знает, что тело того, кого он не забыл и оплакивает, находится именно здесь, в этом саркофаге. И эта мысль утешает его.
Роберт Вертье наклонился вперед и стал показывать Дикону набросок большого надгробия с лестницей, ведущей вниз в огромное помещение.
– Вы понимаете, Брум, что саркофаг имеет очень ограниченный объем. В нем может быть место для мужа, жены и, возможно, для их детей. А если нам удастся реализовать свою идею, мы создадим усыпальницу, в которой хватит места для целой семьи или – смеем ли мы предположить? – для целой династии.
Дикон прекрасно понимал все, что ему объясняли, но ему было очень трудно с этим согласиться.
– Бедный Генрих Шестой! Его жена и сын умерли. Он сам был очень болезненным человеком. – Дикон показал на чертеж и посмотрел на присутствующих, улыбаясь своей открытой и доброй улыбкой. – Его тонкие кости едва ли заполнят все это пространство…
Наступило молчание, и Дикон впервые осознал, что его собеседники чего-то не договаривают. Однако Роберта Вертье то ли тронула улыбка юноши, то ли ему действительно нужен был помощник, полностью посвященный в его идеи и разделяющий их, который сможет заменить его, когда он сам уже не в силах будет работать, но только он решил рассказать Дикону все, что было известно ему самому об этом проекте.
– Мастер Дэйл считает вас надежным и благоразумным человеком, – сказал он, откидываясь в кресле. – Честь, которая будет оказана Генриху Шестому, это только начало. Это жест, назначение которого – заручиться согласием аббата и получить необходимые деньги. Ибо работа, которая нам предстоит, будет стоить очень дорого. Понадобятся сотни новых, блестящих соверенов, которые отчеканит король. Мы построим семейную усыпальницу Тюдоров, которой предстоит прославить в веках эту блестящую династию. И сейчас, когда у короля родился первый сын, он больше, чем когда-либо, хочет преодолеть все трудности, чтобы мы могли начать работу.
Дикон медленно положил на стол необыкновенный чертеж. Он постепенно начинал понимать и сознавать все происходящее.
– Вы хотите сказать, сэр, что это будет часовня Генриха Седьмого, усыпальница его семьи? – спросил он, слишком потрясенный, чтобы спрятать свои чувства и придать голосу деловой характер.
Роберт Вертье не мог не заметить волнение Дикона, но приписал его тому впечатлению, которое произвело на юношу величие поставленной цели.
– Да. И Его Величество сам посвящает этому плану каждую свободную минуту. Король сам делает эскизы и наброски, хотя могут пройти месяцы прежде, чем мы сможем приступить к работе. Король более деловой человек, чем многие клерки в его Казначействе, и лучше, чем они, понимает, откуда можно будет взять деньги. Его Величество гордится своим уэльским происхождением и своим родством с герцогом Ланкастером, третьим сыном короля Эдуарда Третьего. Эта часовня и эта усыпальница навсегда сохранят память о нем, как об основателе великой династии Тюдоров.
А в это время истерзанные останки последнего Плантагенета в забвении покоятся в монастырском саду, подумал Дикон. Он вдруг заметил, что, как и Танзи с мачехой в свое время, ведет два диалога – один молча, а второй – вслух.
– Сам аббат постепенно начинает склоняться на нашу сторону и разделяет наши намерения и планы, – продолжал Роберт Вертье. – А ведь он не имеет никакого отношения к строительству. Слава об этой усыпальнице дойдет до Рима. Вам предстоит работать с лучшими архитекторами, строителями и мастерами. Его Величество собирается пригласить из Италии самого мастера Ториджиано, чтобы он сделал портреты на саркофагах. И непременно предполагается выбрать какой-то символ, который будет многократно повторен на оградах, решетках и в нишах.
– Какой символ? Эмблема? – запинаясь, произнес Дикон, привыкший только к эмблеме Плантагенетов – щит, на котором шкура леопарда, и геральдические лилии.
– Золотая корона на ветке терновника, в память о Босворте, – пояснил Уильям Вертье, не подозревая, что именно эти его слова сыграли решающую роль в намерениях Дикона, к осуществлению которых он уже был близок.
Корона моего отца, которую предательски похитили, – эта мысль, не переставая, звучала в его голове. И я должен украшать этой эмблемой Тюдоровский мемориал! Множество изображений с отцовской короны!
– На строительстве будут работать не только признанные мастера. Кроме вас, будут и другие молодые люди, – доброжелательно добавил Роберт Вертье, видя смущение и растерянность Дикона. – Такие же талантливые и многообещающие, как вы, потому что мы обязаны сохранить строительное искусство и мастерство в Англии. Мне самому осталось немного, но прежде, чем уйти, я надеюсь увидеть, как создается это чудо. После того, как не станет ни меня, ни моего брата, – кто знает? – может быть, именно вам выпадет честь стать королевским мастером, архитектором Генриха Седьмого?
Дикон видел, что и мастер Уильям, и Орланд Дэйл начали рассматривать его с новым интересом, почти с восторгом.
Я скорее умру, чем стану мастером Генриха Седьмого, подумал он.
Между тем, за столом продолжалась дискуссия, в которой обсуждались различные технические детали и то, насколько трудоемким будет само строительство.
Дикон, молча и неподвижно, стоял, как одна из тех статуй, о которых они говорили.
Мастер Дэйл поблагодарил братьев за то, что они пригласили его и познакомили с проектом, и поскольку казалось, что беседа подходит к концу, собрался откланяться с видимым облегчением.
– Прекрасно, Брум, с вами все в порядке, – сказал он весело, похлопывая Дикона по плечу. – И вряд ли кто-нибудь рад этому больше, чем я.
– Подождите, Дэйл, вы нужны мне, – сказал Уильям Вертье деловым тоном, поскольку он слышал все, что мастер говорил юноше. – Мне едва ли следует предупреждать вас, Брум, что пройдут недели прежде, чем мы начнем работать. Конечно, мы предупредим вас. Я знаю, что вы живете в Ричмонде, недалеко от дома моего брата. Но вам следует подписать контракт, включающий и обещание держать в тайне все, о чем вы сегодня от нас узнали, до тех пор, пока об этом не будет сообщено всем. Вам надо подписать его сейчас, пока мастер Дэйл еще здесь и может быть свидетелем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Насколько Дикон знал, все важные персоны были погребены так, что их тела покоились не в земле, а на поверхности, в богато декорированных саркофагах, в которые помещали гробы с телами усопших.
– Новая идея заключается в том, чтобы ставить гробы под саркофаги, – объяснил Дикону мастер Дэйл, видя, как растерян его ученик.
– Но это так… так непривычно, – тихо возразил Дикон. – Когда человек смотрит на красивый саркофаг, он знает, что тело того, кого он не забыл и оплакивает, находится именно здесь, в этом саркофаге. И эта мысль утешает его.
Роберт Вертье наклонился вперед и стал показывать Дикону набросок большого надгробия с лестницей, ведущей вниз в огромное помещение.
– Вы понимаете, Брум, что саркофаг имеет очень ограниченный объем. В нем может быть место для мужа, жены и, возможно, для их детей. А если нам удастся реализовать свою идею, мы создадим усыпальницу, в которой хватит места для целой семьи или – смеем ли мы предположить? – для целой династии.
Дикон прекрасно понимал все, что ему объясняли, но ему было очень трудно с этим согласиться.
– Бедный Генрих Шестой! Его жена и сын умерли. Он сам был очень болезненным человеком. – Дикон показал на чертеж и посмотрел на присутствующих, улыбаясь своей открытой и доброй улыбкой. – Его тонкие кости едва ли заполнят все это пространство…
Наступило молчание, и Дикон впервые осознал, что его собеседники чего-то не договаривают. Однако Роберта Вертье то ли тронула улыбка юноши, то ли ему действительно нужен был помощник, полностью посвященный в его идеи и разделяющий их, который сможет заменить его, когда он сам уже не в силах будет работать, но только он решил рассказать Дикону все, что было известно ему самому об этом проекте.
– Мастер Дэйл считает вас надежным и благоразумным человеком, – сказал он, откидываясь в кресле. – Честь, которая будет оказана Генриху Шестому, это только начало. Это жест, назначение которого – заручиться согласием аббата и получить необходимые деньги. Ибо работа, которая нам предстоит, будет стоить очень дорого. Понадобятся сотни новых, блестящих соверенов, которые отчеканит король. Мы построим семейную усыпальницу Тюдоров, которой предстоит прославить в веках эту блестящую династию. И сейчас, когда у короля родился первый сын, он больше, чем когда-либо, хочет преодолеть все трудности, чтобы мы могли начать работу.
Дикон медленно положил на стол необыкновенный чертеж. Он постепенно начинал понимать и сознавать все происходящее.
– Вы хотите сказать, сэр, что это будет часовня Генриха Седьмого, усыпальница его семьи? – спросил он, слишком потрясенный, чтобы спрятать свои чувства и придать голосу деловой характер.
Роберт Вертье не мог не заметить волнение Дикона, но приписал его тому впечатлению, которое произвело на юношу величие поставленной цели.
– Да. И Его Величество сам посвящает этому плану каждую свободную минуту. Король сам делает эскизы и наброски, хотя могут пройти месяцы прежде, чем мы сможем приступить к работе. Король более деловой человек, чем многие клерки в его Казначействе, и лучше, чем они, понимает, откуда можно будет взять деньги. Его Величество гордится своим уэльским происхождением и своим родством с герцогом Ланкастером, третьим сыном короля Эдуарда Третьего. Эта часовня и эта усыпальница навсегда сохранят память о нем, как об основателе великой династии Тюдоров.
А в это время истерзанные останки последнего Плантагенета в забвении покоятся в монастырском саду, подумал Дикон. Он вдруг заметил, что, как и Танзи с мачехой в свое время, ведет два диалога – один молча, а второй – вслух.
– Сам аббат постепенно начинает склоняться на нашу сторону и разделяет наши намерения и планы, – продолжал Роберт Вертье. – А ведь он не имеет никакого отношения к строительству. Слава об этой усыпальнице дойдет до Рима. Вам предстоит работать с лучшими архитекторами, строителями и мастерами. Его Величество собирается пригласить из Италии самого мастера Ториджиано, чтобы он сделал портреты на саркофагах. И непременно предполагается выбрать какой-то символ, который будет многократно повторен на оградах, решетках и в нишах.
– Какой символ? Эмблема? – запинаясь, произнес Дикон, привыкший только к эмблеме Плантагенетов – щит, на котором шкура леопарда, и геральдические лилии.
– Золотая корона на ветке терновника, в память о Босворте, – пояснил Уильям Вертье, не подозревая, что именно эти его слова сыграли решающую роль в намерениях Дикона, к осуществлению которых он уже был близок.
Корона моего отца, которую предательски похитили, – эта мысль, не переставая, звучала в его голове. И я должен украшать этой эмблемой Тюдоровский мемориал! Множество изображений с отцовской короны!
– На строительстве будут работать не только признанные мастера. Кроме вас, будут и другие молодые люди, – доброжелательно добавил Роберт Вертье, видя смущение и растерянность Дикона. – Такие же талантливые и многообещающие, как вы, потому что мы обязаны сохранить строительное искусство и мастерство в Англии. Мне самому осталось немного, но прежде, чем уйти, я надеюсь увидеть, как создается это чудо. После того, как не станет ни меня, ни моего брата, – кто знает? – может быть, именно вам выпадет честь стать королевским мастером, архитектором Генриха Седьмого?
Дикон видел, что и мастер Уильям, и Орланд Дэйл начали рассматривать его с новым интересом, почти с восторгом.
Я скорее умру, чем стану мастером Генриха Седьмого, подумал он.
Между тем, за столом продолжалась дискуссия, в которой обсуждались различные технические детали и то, насколько трудоемким будет само строительство.
Дикон, молча и неподвижно, стоял, как одна из тех статуй, о которых они говорили.
Мастер Дэйл поблагодарил братьев за то, что они пригласили его и познакомили с проектом, и поскольку казалось, что беседа подходит к концу, собрался откланяться с видимым облегчением.
– Прекрасно, Брум, с вами все в порядке, – сказал он весело, похлопывая Дикона по плечу. – И вряд ли кто-нибудь рад этому больше, чем я.
– Подождите, Дэйл, вы нужны мне, – сказал Уильям Вертье деловым тоном, поскольку он слышал все, что мастер говорил юноше. – Мне едва ли следует предупреждать вас, Брум, что пройдут недели прежде, чем мы начнем работать. Конечно, мы предупредим вас. Я знаю, что вы живете в Ричмонде, недалеко от дома моего брата. Но вам следует подписать контракт, включающий и обещание держать в тайне все, о чем вы сегодня от нас узнали, до тех пор, пока об этом не будет сообщено всем. Вам надо подписать его сейчас, пока мастер Дэйл еще здесь и может быть свидетелем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70