Но мама была исключительным человеком, она знала Лану и была о ней хорошего мнения. Мама официально предложила так провести смотрины, чтобы гордый и сильный род Синоби не оскорбился. Мальчик оказался смуглым, как его мать, что не есть хорошо, и только глаза папины. Опять же, смутно представляю, что там творилось, но, в обход всех предрассудков и правил, мама предложила взять ребенка в семью Викен, как, собственно, предполагалось изначально. Раз предложение исходило от высокородной жены, папа мог только благодарно согласиться, а Лана – разрыдаться от неслыханного счастья. Мамин род, то есть Синоби могли хмуриться по поводу блажи своей второй дочери, но возразить не могли. Так у меня появился брат. Мы воспитывались вместе в семье Синоби, я бесплатно, за Ронана платили. В девять лет, когда все базовые навыки получены, нас разделили, и брат стал больше времени проводить в учебном кресле, а я в тренировочном зале. Из меня делали бойца, а из него стратега, так, по крайней мере, я это поняла тогда. Как я ему завидовала! Физподготовка в доме Синоби включала в себя массу неприятных вещей, а для него это теперь шло в облегченном варианте. Иностранцы бы пришли в дикий ужас, узнав, допустим, что нас учили терпеть боль без гримас и изменений голоса и даже дыхания, отключать боль, различать ее виды, оказывать самим себе первую помощь. И не зря. В первый раз при разрыве артерии я была так поражена зрелищем и ощущениями, что когда справилась с эмоциями, было уже поздно. Пришлось валяться в регенераторе. Во второй раз было уже намного лучше, регенератор понадобился лишь для того, чтобы заживить рану. То же с переломами и вывихами. А насчет боли мне не повезло, у меня рефлекс – слезы. Лицо спокойное, говорю нормальным голосом, а слезы льются. Ох, и мучили меня, ничего не помогало; потом, хвала Судьбе, научили как можно раньше отключать боль и отстали. И все эти «тренировки» на фоне занятий математикой, физикой, психологией и спецпредметами. Ронану тоже перепало с самопомощью, но с болью его не доставали. Что самое интересное, благодаря нашим воспитателям, мы не воспринимали происходящее с нами как нечто ужасное, это было просто приобретение необходимых навыков – да, неприятно, но нужно. Тяжело в учении – легко в жизни.
Когда мне было двенадцать, отец приехал в поместье Синоби и долго разговаривал с Первым рода, потом вышел и сообщил, что теперь я полгода буду жить у Синоби, а полгода у Ланы Алани, и к ней я поеду через месяц. Я в шоке поклонилась в знак покорности и благодарности. А дедушка Синоби, который был моим основным учителем, потом промывал мне мозги, что если я де разленюсь за эти полгода и потеряю форму, что очень легко в период роста, то могу вообще не приходить и зваться Викен-Алани, как мой братец. Последнее, кстати, было жутким оскорблением, и угрозой, что семья Синоби откажется признавать мое родство. Полугодия у Ланы были просто сказкой, мир красоты, изящества и чувственности. Там я впервые поняла, что я – женщина, это было ошеломляющее открытие. Вопрос с поддержкой формы решился легко: танцы – прекрасная нагрузка, а еще пение, игра на различных инструментах и, конечно же, особая психология. Последнее было самым важным и самым сложным для меня. Гейши – странные существа, очень добрые и очень влюбчивые, они умеют находить в человеке достоинства и не замечать или оправдывать недостатки, если этих качеств нет – то, как бы ни учили, получается лишь дорогая проститутка. Лана Алани, как оказалось, вместе с мамой проходила обучение мастерству гейши, и от Ланы я узнала о маме больше, чем от отца и Синоби вместе взятых. То, что мама этому училась, меня не очень удивило: в аристократических семьях принято, чтобы девочки проходили начальный курс, но мама прошла полный и проучилась несколько лет, так что между делом Лана рассказывала истории – смешные и не очень о маме, о том, какой она была. Я очень благодарна Алани за то, что я узнала маму как человека, а не как героя, отдавшего свою жизнь за Синто.
Пока мама была жива, мы мало общались: во-первых, в семье Синоби это было не принято; во-вторых, у нее всегда были важные дела и, как правило, за пределами планеты. Так что мы виделись урывками, и я сильно робела перед ней. Я точно знаю, что она меня любила, но она никогда не баловала меня своей любовью. И в тот последний раз, когда перед отлетом она встретилась со мной, мы почти не разговаривали, мама отдала мне «душу» на хранение, такое уже было один раз, и я испугалась за нее, но не сильно. В ту последнюю встречу, она в первый раз сказала, что очень любит меня и очень мной гордится. Я ей ответила: «Возвращайся». Через двадцать пять дней камень на маминой «душе» треснул; когда я увидела трещину, то упала, меня перестали держать ноги, я просидела в ступоре несколько часов, пока меня не нашел дедушка. Он посмотрел на камень и, впервые обняв меня, сказал:
– Она уничтожила эсминец, который шел к нам…
КАК? Как она смогла это сделать? Мое горе перенаправилось на то, чтобы узнать, как маме удалось уничтожить то, что считалось неуязвимым; желание узнать, что же она сделала, дало мне силы жить дальше. Скоро я почувствовала, что очень нужна отцу, с ним я виделась еще реже, чем с мамой, но тогда мне просто было нужно его увидеть. Меня привезли в наше поместье, папа сидел в зашторенной комнате, он был похож на покойника, серое лицо, остановившийся взгляд. Горе придало мне сил, я не хотела потерять еще и отца. По какому-то наитию я набросилась на него с кулаками. Молча била, куда попаду, пока он не отшвырнул меня. Я отлетела и упала на пол. Он удивленно посмотрел на меня, как будто я только что появилась из воздуха. Я встала насколько можно быстро после такого удара и направилась к нему, готовая повторить все с начала, но он сгреб меня в охапку и разрыдался. Плакал он долго, а я не могла ничего поделать, потому что мои руки оказались зажатыми между нами, отец прижимал меня к себе так, что, казалось, раздавит. Когда судорожные рыдания сменились просто потоком слез и он ослабил хватку, я поцеловала его в щеку и молча ушла. Мне нечего было ему сказать. Мы никогда не вспоминали об этом случае, как будто его и не было, но наши отношения с тех пор из совершенно формальных стали чуть более доверительными.
Через год после смерти матери я попала к Лане; после первого полугодия жизни у нее мне было очень страшно возвращаться к Синоби, я знала, что дедушка устроит мне какую-нибудь каверзу. Так и вышло. Как только я зашла в ворота поместья, меня тут же отправили в зал, на бой с несколькими противниками. Сменялись виды оружия, сменялись противники, по моим ощущениям, это длилось не один час, я получила несколько несерьезных ранений и два опасных. Все кончилось тем, что я провалилась в беспамятство из-за сильного пропущенного удара – или пропустила удар или от потери крови, до сих пор не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172