Появились гуськом – седой, «костюм» и молодой; задержались, давая мне возможность определить, кто где сядет. Седого я посадила к себе ближе всех, что-то подсказывало мне, что он главный в их компании, Шульца подальше, но тоже на диван, а Талера – на принесенный им пуфик, между ним и мной оказался стол. Итак, к седому я сидела вполоборота, к Шульцу лицом и к Талеру боком. Поздравляю, господа, идеальная расстановка для допроса. Начнем.
Я посмотрела на седого, выжидающе подняв бровь.
– Эрих Трамп, атташе по связям с общественностью, – ответил он низким голосом, по-своему стараясь меня расположить к себе; похоже, это было неосознанно, как рефлекс. Ага, папочкин коллега, ну и дурацкий же титул у него.
– Очень приятно, – на лице маска спокойствия и вежливости, взгляд из-под ресниц, голос такой же вежливый. Читайте господа, читайте.
– И о чем же вы хотели побеседовать, господа? – секундное замешательство, и Шульц ринулся в бой.
– Вы везете целый кофр инфокрисов.
Спокойный взгляд в ответ. А что мне вам отвечать, у меня есть право их везти.
– Вы скопировали всю библиотеку училища, зачем? – подошел он с другого бока.
– У меня есть право скопировать и увезти все материалы, которые я изучала, это прописано в контракте, – я слегка передернула плечами, давая понять, что разговор бессодержательный, и в легком недоумении уставилась на Шульца.
– Даже планы транспортных кораблей? Их не было в вашем курсе, – не сдавался тот.
– Они были в библиотеке, и я их изучала, – тоном, отработанным еще на Илис, ответила я. Шульц слегка опешил, но тут подключился Талер.
– Скажите, а все синто такие… хладнокровные? – причем «хладнокровные» явно прозвучало, как «конченные отморозки».
– Скажите, а все тропезцы – эгоцентричные посредственности? – вежливо и светски парировала я. Талер уже открыл рот, чтобы выдать какой-нибудь перл…
– Брейк, – подал голос Трамп; он улыбался, словно все происходящее доставляло ему массу удовольствия. Может, так оно и было.
– Леди Викен, конечно, благодаря нашей ошибке, у вас было право вывезти всю эту информацию, но что вы хотите делать с ней дальше? – сказал он своим чарующим низким голосом. Похоже, он начинает мне нравиться. Я одарила Трампа совершенно светлой и радостной улыбкой гейши, Шульца от нее аж передернуло.
– Ну, во-первых, не льстите, уж вы-то знаете, что я не Викен, а Викен-Синоби, и разницу вы понимаете. А что я буду делать с информацией, вы и так прекрасно знаете: отдам ее нашим инженерам, и они ее проработают на предмет чего-то нового для себя. – Сказано это было с прежней улыбкой и доброжелательно.
– Вы ее отдадите ВАШИМ инженерам? – вклинился Шульц. Я опять уставилась на него, выражая неодобрительное недоумение. Шульц начал тихонько багроветь.
– А чьим? – все-таки спросила я.
– Я был категорически не согласен с тем, чтобы вас взяли, – зло бросил он, и в ответ получил взгляд из разряда «и кто теперь виноват?»
Все происходящее мне решительно не нравилось, разговор шел не о том, и Шульц чуть переигрывал. Я вспомнила, что отец как-то отзывался о нем в уважительном тоне, и что он действительно мешал моему поступлению, он не мог быть тем тупицей, которого изображал. Значит, главный ход еще не сделан. Что же им нужно? А может, они знают, что я писала учебный процесс, курсантов, учителей и полетную практику, ведь это действительно незаконно. Да нет, тогда бы меня просто не выпустили, а не устраивали этот спектакль. В таком случае, что же?
– Почему вы так подчеркиваете «Викен-Синоби», разве ваш отец не назвал вас наследницей? Или вы подчеркиваете родство с сильной семьей? – это опять Трамп. Проявляет академический интерес, видите ли.
– Я ничего не подчеркиваю, господин Трамп, это просто норма речи, такая же, как и двойное имя, – опять вежливо и доброжелательно.
– Я правильно понимаю, что двойное имя – это прерогатива женщин-аристократок?
– В общем, да.
– А в частности? – рассмеялся Трамп.
– А в частности – аристократок второго и первого ранга, – мне становилось все труднее сохранять выбранный тон.
– Но отец назвал вас наследницей, – полуутвердительно произнес Трамп.
– Нет, слишком рано называть наследника, нам с братом нет и восемнадцати. – Талер дернулся, будто бы его удивил мой возраст. – И впредь не стоит задавать подобных вопросов, это слишком личное, – закончила я, глядя Трампу в глаза. Тот развел руками в извиняющемся жесте.
– Вы выглядите старше, – сказал Талер. Хорошо он изображает дурака, правдиво.
Я решила его поддразнить.
– Правда? – голова к нему в пол-оборота, на лице самое проказливое и ребячливое выражение, на какое я способна. Он опешил. А я уже опять в маске вежливости и спокойствия. Напротив меня Шульц, которому хорошо виден весь этот спектакль. Я задержала взгляд на нем.
– Как умерла ваша мать? – неожиданно спросил Трамп. Оказывается, словом действительно можно ударить; хорошо, что меня учили держать удар. Я перевела взгляд на него и стала буквально ощупывать его лицо. Оно показывало светский интерес. Когда ты в кого-то открыто всматриваешься, это помогает не выдавать собственных мыслей.
– Она умерла в космосе; это все, что я знаю. А вы испытываете мое терпение, – голос спокойный, может, даже чересчур. Талер и Шульц снимаются со своих мест и как-то тихо, ничего не говоря, уходят. Я смотрю на Трампа, сейчас будет кульминация нашей недолгой игры.
– Тогда вам будет интересно узнать, что она взошла в качестве пассажира на борт эсминца «Гевалтиг», не дошедшего до места назначения, пропавшего…
– Не знала, что на эсминцах могут быть пассажиры, – мой ледяной тон не смутил этого профессионала, он продолжил все в той же манере светского сплетника.
– Да… а недавно в одной из «пустышек» появились беспилотные разведчики, которые пропали шестнадцать лет назад и так же, как «Гевалтиг», вошли и не вышли… И вот надо же…
Туше. Весь спектакль ради этой фразы. Надеюсь, он прочитал на моем лице не больше, чем я на его. Я состроила вежливый, но фальшивый интерес и бросила что-то вроде: «Занятно».
– Да, занятно, – согласился Трамп. – Ну, не смею больше вам надоедать, а то скоро переход. Вы весьма милая и серьезная девушка, приятно было с вами познакомиться. – На этих словах он опять включил свое обаяние на все сто. – Передавайте привет отцу, – добавил он и с поклоном удалился.
Тут динамик вкрадчиво призвал сесть; а по возможности, лечь и приготовиться. Переход вызывает временную потерю ориентации, особо чувствительные люди падают в обморок, многих тошнит. Я за собой ничего подобного не замечала, поэтому осталась сидеть, как сидела. Начался обратный отсчет, на цифре ноль мир потерял четкость форм и расплылся. Я прикрыла глаза – говорят, никто не может пережить переход, не закрыв глаз;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172