Это их
похлопывание или постукивание казалось чудовищным, и я не смел даже взгляда
поднять на порождавших его тварей, твердо вознамерившись держать глаза
плотно закрытыми вплоть до того, как они не скроются в западном направлении.
Теперь толпа проходила почти напротив того места, где я находился -
воздух был заполнен их хриплым гавканьем, а земля, казалось, подрагивала от
нелепых, чуждых всему человеческому шагов. Я почти не дышал и собрал всю
свою волю в кулак, лишь бы - не дай Бог! - не размежить веки.
Я и до настоящего времени не в состоянии точно определить, были ли
последовавшие за этим события реальностью или всего лишь кошмарной
галлюцинацией. Недавние действия властей, предпринятые после моих отчаянных
призывов и ходатайств, скорее всего подтвердят то, что это все же было
чудовищной правдой, но не мог ли я в те минуты и в самом деле увидеть
галлюцинации, порожденные псевдогипнотическим воздействием атмосферы
древнего, околдованного, одурманенного города? Подобные города обычно
обладают странной, неведомой нам силой, и мистическое наследство безумных
легенд вполне способно повлиять на психику отнюдь не одного человека,
оказавшегося среди тех мертвых, пропитавшихся омерзительной вонью улиц,
нагромождений прогнивших крыш и рассыпающихся колоколен.
Так уж ли невозможно, чтобы в глубине той зависшей над Иннсмаутом тени
таились бациллы самого настоящего, и к тому же заразного безумия? Кто может
сказать, где проходит граница между реальностью и выдумкой, после того как
услышит вещи вроде тех, что рассказал мне старый Зэдок Аллен? Кстати,
властям так и не удалось найти его и 'они не имеют ни малейшего
представления о том, что с ним сталось. Где же кончается сумасшествие и
начинается реальная действительность? Может ли быть такое, чтобы даже мои
самые последние страхи оказались всего лишь жуткой иллюзией, фантастическим
в своей нелепости бредом?
И все же я должен хотя бы попытаться рассказать о том, что, как мне
казалось, своими глазами увидел в лучах поддразнивающей, желтоватой луны -
увидел подрагивающим и вздымающимся, прыгающим и ползущим по дороге на Роули
прямо у себя перед глазами, пока лежал в густой траве того уединенного
железнодорожного переезда. Разумеется, мне так и не удалось заставить себя
не смотреть на происходящее; наверное, это было просто предначертано мне,
ибо может ли кто-то сомкнуть глаза, когда в каких-то ста метрах от него
струятся толпы, несметные орды квакающих и лающих порождений неведомой
бездны, оглушая своими омерзительными голосами окрестности?
Мне казалось, то я был готов к самому худшему, и, в принципе,
действительно был подготовлен к нему, если учитывать все то, что мне
довелось увидеть раньше. Мои прежние преследователи и так были чудовищно
аномальны, поэтому неужели я не смог бы перенести зрелище, к которому
добавлен еще один новый фрагмент, элемент, доза этой самой уродливости, и
взглянуть на существа, в которых вообще нет ни малейшего намека на что-то
хотя бы отдаленно привычное и нормальное?
Я лежал, закрыв глаза, вплоть до тех пор, пока из какого-то
пространства, располагавшегося практически прямо передо мной, не стал
доноситься сиплый и одновременно оглушающий шум. Я понимал, что в те минуты
довольно значительная их часть как раз должна была проходить по тому месту,
где края земляного проема чуть уплощались и шоссе пересекало железнодорожную
линию - и в какое-то мгновение не мог уже более сдерживаться от того, чтобы
не посмотреть, какие же новые кошмарные чудеса преподнесет мне косой свет
желтоватой луны.
Казалось, это был настоящий конец - конец всему тому, что осталось на
земле, конец любого крохотного остатка душевного спокойствия и веры в
единство природы и человеческого разума. Ничто из того, что я мог вообразить
и представить себе, даже если бы поверил каждому слову в сумасшедшем
рассказе старого Зэдока, не могло идти ни в какое сравнение с той бесовской,
проклятой Богом реальностью, которая предстала - по крайней мере, я считаю,
что так оно и было - перед моими глазами. Я уже пытался ранее делать
отдельные робкие намеки на то, что это было, поскольку надеялся таким
примитивным образом хоть ненамного отсрочить необходимость описания всего
этого на бумаге именно сейчас. Возможно ли было такое, чтобы та самая
планета, которая сотворила человека, действительно породила подобных
существ; чтобы человеческие глаза, как объективно данный нам орган чувств, и
в самом деле увидели нечто такое, на фоне чего все знание человека является
лишь бледной, немощной фантазией и жалкой легендой?
И все же я видел их, передвигающихся бескрайним потоком - ползущих,
прыгающих, припадающих к земле, блеющих, - видел эту массу вздымающейся
нечеловеческой плоти, освещаемую призрачным лунным сиянием, извивающихся в
зловещих корчах дикой сарабанды фантастического кошмара, На некоторых из них
были высокие тиары, сделанные из того неведомого, белесо-золотистого
металла... и те диковинные наряды, а один - тот, кто возглавлял всю эту
процессию, - был облачен в некое подобие отвратительного плаща с горбом на
спине, в полосатые брюки и фетровую шляпу, водруженную на бесформенный
отросток, который, очевидно, призван был считаться головой.
Мне показалось, что в своей массе они были серовато-зеленого цвета, но
с белыми животами. Большинство из них блестели и казались осклизлыми, а края
их спин были покрыты чем-то вроде чешуи. Очертаниями своими они лишь
отдаленно напоминали антропоидов, тогда как головы были определенно рыбьи, с
выпуклыми, даже выпученными глазами, которые никогда не закрывались. Сбоку
на их шеях виднелись трепещущие жабры, а между отростками длинных лап
поблескивали натянутые перепонки, Они вразнобой подпрыгивали, отталкиваясь
то двумя, а то всеми четырьмя конечностями, и я как-то даже обрадовался, что
у них их было всего четыре. Их хриплые, лающие голоса, явно созданные для
некоего подобия речи, несли в себе массу жутких и мрачных оттенков, с лихвой
компенсировавших малую выразительность их морд.
И все же, несмотря на всю чудовищность своего облика, они не казались
мне совершенно незнакомыми. Я слишком хорошо знал, какими они должны были
быть, поскольку в моем мозгу отчетливо запечатлелись вспоминания о той тиаре
из музея в Ньюбэрипорте. Это были те самые рыбо-лягушки, отображенные на
драгоценном украшении - но теперь живые и ужасные, - и, глядя на них, я
также знал, кого именно столь зловеще напомнил мне тот горбатый, украшенный
тиарой священник, которого я видел в темном дверном проеме церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
похлопывание или постукивание казалось чудовищным, и я не смел даже взгляда
поднять на порождавших его тварей, твердо вознамерившись держать глаза
плотно закрытыми вплоть до того, как они не скроются в западном направлении.
Теперь толпа проходила почти напротив того места, где я находился -
воздух был заполнен их хриплым гавканьем, а земля, казалось, подрагивала от
нелепых, чуждых всему человеческому шагов. Я почти не дышал и собрал всю
свою волю в кулак, лишь бы - не дай Бог! - не размежить веки.
Я и до настоящего времени не в состоянии точно определить, были ли
последовавшие за этим события реальностью или всего лишь кошмарной
галлюцинацией. Недавние действия властей, предпринятые после моих отчаянных
призывов и ходатайств, скорее всего подтвердят то, что это все же было
чудовищной правдой, но не мог ли я в те минуты и в самом деле увидеть
галлюцинации, порожденные псевдогипнотическим воздействием атмосферы
древнего, околдованного, одурманенного города? Подобные города обычно
обладают странной, неведомой нам силой, и мистическое наследство безумных
легенд вполне способно повлиять на психику отнюдь не одного человека,
оказавшегося среди тех мертвых, пропитавшихся омерзительной вонью улиц,
нагромождений прогнивших крыш и рассыпающихся колоколен.
Так уж ли невозможно, чтобы в глубине той зависшей над Иннсмаутом тени
таились бациллы самого настоящего, и к тому же заразного безумия? Кто может
сказать, где проходит граница между реальностью и выдумкой, после того как
услышит вещи вроде тех, что рассказал мне старый Зэдок Аллен? Кстати,
властям так и не удалось найти его и 'они не имеют ни малейшего
представления о том, что с ним сталось. Где же кончается сумасшествие и
начинается реальная действительность? Может ли быть такое, чтобы даже мои
самые последние страхи оказались всего лишь жуткой иллюзией, фантастическим
в своей нелепости бредом?
И все же я должен хотя бы попытаться рассказать о том, что, как мне
казалось, своими глазами увидел в лучах поддразнивающей, желтоватой луны -
увидел подрагивающим и вздымающимся, прыгающим и ползущим по дороге на Роули
прямо у себя перед глазами, пока лежал в густой траве того уединенного
железнодорожного переезда. Разумеется, мне так и не удалось заставить себя
не смотреть на происходящее; наверное, это было просто предначертано мне,
ибо может ли кто-то сомкнуть глаза, когда в каких-то ста метрах от него
струятся толпы, несметные орды квакающих и лающих порождений неведомой
бездны, оглушая своими омерзительными голосами окрестности?
Мне казалось, то я был готов к самому худшему, и, в принципе,
действительно был подготовлен к нему, если учитывать все то, что мне
довелось увидеть раньше. Мои прежние преследователи и так были чудовищно
аномальны, поэтому неужели я не смог бы перенести зрелище, к которому
добавлен еще один новый фрагмент, элемент, доза этой самой уродливости, и
взглянуть на существа, в которых вообще нет ни малейшего намека на что-то
хотя бы отдаленно привычное и нормальное?
Я лежал, закрыв глаза, вплоть до тех пор, пока из какого-то
пространства, располагавшегося практически прямо передо мной, не стал
доноситься сиплый и одновременно оглушающий шум. Я понимал, что в те минуты
довольно значительная их часть как раз должна была проходить по тому месту,
где края земляного проема чуть уплощались и шоссе пересекало железнодорожную
линию - и в какое-то мгновение не мог уже более сдерживаться от того, чтобы
не посмотреть, какие же новые кошмарные чудеса преподнесет мне косой свет
желтоватой луны.
Казалось, это был настоящий конец - конец всему тому, что осталось на
земле, конец любого крохотного остатка душевного спокойствия и веры в
единство природы и человеческого разума. Ничто из того, что я мог вообразить
и представить себе, даже если бы поверил каждому слову в сумасшедшем
рассказе старого Зэдока, не могло идти ни в какое сравнение с той бесовской,
проклятой Богом реальностью, которая предстала - по крайней мере, я считаю,
что так оно и было - перед моими глазами. Я уже пытался ранее делать
отдельные робкие намеки на то, что это было, поскольку надеялся таким
примитивным образом хоть ненамного отсрочить необходимость описания всего
этого на бумаге именно сейчас. Возможно ли было такое, чтобы та самая
планета, которая сотворила человека, действительно породила подобных
существ; чтобы человеческие глаза, как объективно данный нам орган чувств, и
в самом деле увидели нечто такое, на фоне чего все знание человека является
лишь бледной, немощной фантазией и жалкой легендой?
И все же я видел их, передвигающихся бескрайним потоком - ползущих,
прыгающих, припадающих к земле, блеющих, - видел эту массу вздымающейся
нечеловеческой плоти, освещаемую призрачным лунным сиянием, извивающихся в
зловещих корчах дикой сарабанды фантастического кошмара, На некоторых из них
были высокие тиары, сделанные из того неведомого, белесо-золотистого
металла... и те диковинные наряды, а один - тот, кто возглавлял всю эту
процессию, - был облачен в некое подобие отвратительного плаща с горбом на
спине, в полосатые брюки и фетровую шляпу, водруженную на бесформенный
отросток, который, очевидно, призван был считаться головой.
Мне показалось, что в своей массе они были серовато-зеленого цвета, но
с белыми животами. Большинство из них блестели и казались осклизлыми, а края
их спин были покрыты чем-то вроде чешуи. Очертаниями своими они лишь
отдаленно напоминали антропоидов, тогда как головы были определенно рыбьи, с
выпуклыми, даже выпученными глазами, которые никогда не закрывались. Сбоку
на их шеях виднелись трепещущие жабры, а между отростками длинных лап
поблескивали натянутые перепонки, Они вразнобой подпрыгивали, отталкиваясь
то двумя, а то всеми четырьмя конечностями, и я как-то даже обрадовался, что
у них их было всего четыре. Их хриплые, лающие голоса, явно созданные для
некоего подобия речи, несли в себе массу жутких и мрачных оттенков, с лихвой
компенсировавших малую выразительность их морд.
И все же, несмотря на всю чудовищность своего облика, они не казались
мне совершенно незнакомыми. Я слишком хорошо знал, какими они должны были
быть, поскольку в моем мозгу отчетливо запечатлелись вспоминания о той тиаре
из музея в Ньюбэрипорте. Это были те самые рыбо-лягушки, отображенные на
драгоценном украшении - но теперь живые и ужасные, - и, глядя на них, я
также знал, кого именно столь зловеще напомнил мне тот горбатый, украшенный
тиарой священник, которого я видел в темном дверном проеме церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32