Узоры эти наводили на мысль об отдаленных тайнах
и невообразимых безднах космоса и монотонной морской пучины, и в своем
хитросплетении производили почти зловещее впечатление. Были среди
изображений некие зловещие чудовища - с виду наполовину рыбы, наполовину
земноводные, - поражавшие воображение своей отвратительной гротескностью и
неукротимой яростью; и поневоле возбуждавшие завораживающие и тревожные
псевдовоспоминания, как если бы они вызывали образы, порожденные в глубинах
клеток и тканей, где еще сохранились функции самого что ни на есть древнего
и первобытного свойства. Иногда мне даже казалось, что каждая. черточка этих
отвратительных полурыб-полулягушек наполнена концентрированной смесью
неведомого и нечеловеческого зла.
По странному контрасту с внешним видом тиары история ее появления в
музее, прозвучавшая из уст мисс Тилтон, показалась мне весьма короткой и
даже прозаической. В 1873 году ее оставил в ломбарде на Стэйт-стрит в
качестве залога за какую-то ничтожную сумму денег пьяный иннсмаутский
матрос, впоследствии убитый в уличной драке. В музей Общества она попала
непосредственно из рук владельца ломбарда, после чего заняла в экспозиции
место, подобающее ее пышному великолепию. С тех пор было принято считать,
что она имеет какое-то восточно-индийское или индо- китайское происхождение,
хотя подобные оценки, разумеется, носили самый приблизительный характер.
Сама мисс Тилтон провела скрупулезное сравнение всевозможных версий
относительно происхождения тиары и ее появления в Новой Англии, и была
склонна считать, что это украшение является составной частью древнего
пиратского клада, в свое время обнаруженного капитаном Обедом Маршем.
Подобная точка зрения нашла свое серьезное подкрепление и в том, что сразу
после того, как украшение было выставлено для всеобщего обозрения, со
стороны семейства Маршей стали поступать предложения продать им тиару,
причем за очень крупную сумму; следовало признать, что они и поныне
продолжают выступать с аналогичными идеями, однако Общество уже неоднократно
заявляло им, что не продаст тиару ни при каких условиях.
Провожая меня к входной двери, добрая дама прямо сказала, что особой
популярностью "пиратская" теория происхождения состояния Марша пользовалась
именно в кругах местной интеллигенции. Ее собственное отношение к мрачному
Иннсмауту - в котором она, кстати сказать, не бывала ни разу в жизни -
заключается в полнейшем презрении, как к опустившейся и растратившей всякое
человеческое достоинство человеческой общности. При этом она заметила, что
слухи насчет поклонения его жителей культу дьявола отчасти имеют под собой
реальное основание, поскольку там и поныне якобы существует некая культовая
группа, со временем набравшая сил и даже подчинившая себе все местные
ортодоксальные церкви.
Называется эта группа, как сказала женщина, "Тайный орден Дэгона",, и в
эти края, несомненно, проникла откуда-то с востока, когда рыбный промысел
иннсмаутцев грозил вот вот прекратить свое существование. Столь необычайную
живучесть подобной секты сама она склонна объяснять вполне естественными
причинами, а именно тем, что вскоре после ее создания рыбаки вновь стали
возвращаться с ловли с большими уловами. Одним словом, довольно скоро она
приобрела доминирующее влияние во всем городе, вытеснив все прежние
религиозные общины и избрав в качестве своей резиденции старое здание
Масонского зала на Нью-Черч Грин.
Всего этою оказалось вполне достаточно для набожной мисс Тилтон, чтобы
она на пушечный выстрел не приближалась к древнему городу, ставшему
цитаделью упадка и разорения, тогда как для меня последнее обстоятельство
стало дополнительным стимулом для крепнувшего желания как можно скорее его
посетить. К моим прежним интересам сугубо архитектурного и исторического
профиля сейчас прибавилась также известная толика антропологического пыла, а
потому я стал с нетерпением поджидать, когда истекут часы, отведенные на
ночной отдых, чтобы как можно скорее отправиться в путешествие в этот
загадочный город.
Незадолго перед тем, как часы пробили десять раз, я уже стоял перед
зданием аптеки Хэммонда на старой
рыночной площади в ожидании иннсмаутского автобуса. По мере приближения
назначенного часа я заметил, что место, где я находился, все более
превращалось в некий изолированный островок, тогда как массы людей,
спешивших по делам в самых различных направлениях, определенно стремились
оказаться подальше от него, Таким образом, я воочию убедился в
справедливости слов железнодорожного кассира относительно неприязни горожан
как к самому Иннсмауту, так и ко всему, что было с ним связано, даже к его
автобусу. Через несколько минут я заметил появившийся из-за угла небольшой и
неимоверно старый драндулет отвратительного грязносерого цвета, который
прогрохотал по Стэйт-стрит, сделал разворот и подкатил к тротуару, на
котором я стоял. Я сразу же понял, что это именно то транспортное средство,
которого я ожидал, причем моя догадка вскоре нашла свое подтверждение в едва
читаемой вывеске над лобовым стеклом автобуса : "Эркхам - Иннсмаут -
Ньюбэрипорт".
В салоне сидело всего три пассажира - двое смуглых, довольно угрюмых
мужчин и парень, - и когда автобус остановился, они неуклюже выбрались из
него и молча, как-то даже крадучись, направились вверх по Стэйт-стрит.
Водитель тоже вышел из своей кабины и я проводил его взглядом, пока он
переходил дорогу в направлении аптеки, где, очевидно, намеревался сделать
какие-то покупки. Это, как я понял, и был Джо Сарджент, о котором
рассказывал мне кассир; однако не успел я еще как следует рассмотреть черты
его лица, как меня внезапно охватило, словно волной захлестнуло, чувство
смутной неприязни и даже брезгливости, которую я не мог ни понять, и
объяснить. Мне почему-то показалось вполне естественным, что местные жители
избегают ездить на автобусе, которым управляет подобный человек, и вообще
стараются свести к минимуму любые контакты как с ним самим, так и с его
земляками.
Когда водитель вышел из аптеки, я пристальнее пригляделся к нему,
пытаясь уяснить для себя причину внезапно нахлынувшего чувства. Это был
худой мужчина ростом где-то под метр восемьдесят, с покатыми плечами, одетый
в потрепанное гражданское платье синего цвета и потертую кепку для гольфа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
и невообразимых безднах космоса и монотонной морской пучины, и в своем
хитросплетении производили почти зловещее впечатление. Были среди
изображений некие зловещие чудовища - с виду наполовину рыбы, наполовину
земноводные, - поражавшие воображение своей отвратительной гротескностью и
неукротимой яростью; и поневоле возбуждавшие завораживающие и тревожные
псевдовоспоминания, как если бы они вызывали образы, порожденные в глубинах
клеток и тканей, где еще сохранились функции самого что ни на есть древнего
и первобытного свойства. Иногда мне даже казалось, что каждая. черточка этих
отвратительных полурыб-полулягушек наполнена концентрированной смесью
неведомого и нечеловеческого зла.
По странному контрасту с внешним видом тиары история ее появления в
музее, прозвучавшая из уст мисс Тилтон, показалась мне весьма короткой и
даже прозаической. В 1873 году ее оставил в ломбарде на Стэйт-стрит в
качестве залога за какую-то ничтожную сумму денег пьяный иннсмаутский
матрос, впоследствии убитый в уличной драке. В музей Общества она попала
непосредственно из рук владельца ломбарда, после чего заняла в экспозиции
место, подобающее ее пышному великолепию. С тех пор было принято считать,
что она имеет какое-то восточно-индийское или индо- китайское происхождение,
хотя подобные оценки, разумеется, носили самый приблизительный характер.
Сама мисс Тилтон провела скрупулезное сравнение всевозможных версий
относительно происхождения тиары и ее появления в Новой Англии, и была
склонна считать, что это украшение является составной частью древнего
пиратского клада, в свое время обнаруженного капитаном Обедом Маршем.
Подобная точка зрения нашла свое серьезное подкрепление и в том, что сразу
после того, как украшение было выставлено для всеобщего обозрения, со
стороны семейства Маршей стали поступать предложения продать им тиару,
причем за очень крупную сумму; следовало признать, что они и поныне
продолжают выступать с аналогичными идеями, однако Общество уже неоднократно
заявляло им, что не продаст тиару ни при каких условиях.
Провожая меня к входной двери, добрая дама прямо сказала, что особой
популярностью "пиратская" теория происхождения состояния Марша пользовалась
именно в кругах местной интеллигенции. Ее собственное отношение к мрачному
Иннсмауту - в котором она, кстати сказать, не бывала ни разу в жизни -
заключается в полнейшем презрении, как к опустившейся и растратившей всякое
человеческое достоинство человеческой общности. При этом она заметила, что
слухи насчет поклонения его жителей культу дьявола отчасти имеют под собой
реальное основание, поскольку там и поныне якобы существует некая культовая
группа, со временем набравшая сил и даже подчинившая себе все местные
ортодоксальные церкви.
Называется эта группа, как сказала женщина, "Тайный орден Дэгона",, и в
эти края, несомненно, проникла откуда-то с востока, когда рыбный промысел
иннсмаутцев грозил вот вот прекратить свое существование. Столь необычайную
живучесть подобной секты сама она склонна объяснять вполне естественными
причинами, а именно тем, что вскоре после ее создания рыбаки вновь стали
возвращаться с ловли с большими уловами. Одним словом, довольно скоро она
приобрела доминирующее влияние во всем городе, вытеснив все прежние
религиозные общины и избрав в качестве своей резиденции старое здание
Масонского зала на Нью-Черч Грин.
Всего этою оказалось вполне достаточно для набожной мисс Тилтон, чтобы
она на пушечный выстрел не приближалась к древнему городу, ставшему
цитаделью упадка и разорения, тогда как для меня последнее обстоятельство
стало дополнительным стимулом для крепнувшего желания как можно скорее его
посетить. К моим прежним интересам сугубо архитектурного и исторического
профиля сейчас прибавилась также известная толика антропологического пыла, а
потому я стал с нетерпением поджидать, когда истекут часы, отведенные на
ночной отдых, чтобы как можно скорее отправиться в путешествие в этот
загадочный город.
Незадолго перед тем, как часы пробили десять раз, я уже стоял перед
зданием аптеки Хэммонда на старой
рыночной площади в ожидании иннсмаутского автобуса. По мере приближения
назначенного часа я заметил, что место, где я находился, все более
превращалось в некий изолированный островок, тогда как массы людей,
спешивших по делам в самых различных направлениях, определенно стремились
оказаться подальше от него, Таким образом, я воочию убедился в
справедливости слов железнодорожного кассира относительно неприязни горожан
как к самому Иннсмауту, так и ко всему, что было с ним связано, даже к его
автобусу. Через несколько минут я заметил появившийся из-за угла небольшой и
неимоверно старый драндулет отвратительного грязносерого цвета, который
прогрохотал по Стэйт-стрит, сделал разворот и подкатил к тротуару, на
котором я стоял. Я сразу же понял, что это именно то транспортное средство,
которого я ожидал, причем моя догадка вскоре нашла свое подтверждение в едва
читаемой вывеске над лобовым стеклом автобуса : "Эркхам - Иннсмаут -
Ньюбэрипорт".
В салоне сидело всего три пассажира - двое смуглых, довольно угрюмых
мужчин и парень, - и когда автобус остановился, они неуклюже выбрались из
него и молча, как-то даже крадучись, направились вверх по Стэйт-стрит.
Водитель тоже вышел из своей кабины и я проводил его взглядом, пока он
переходил дорогу в направлении аптеки, где, очевидно, намеревался сделать
какие-то покупки. Это, как я понял, и был Джо Сарджент, о котором
рассказывал мне кассир; однако не успел я еще как следует рассмотреть черты
его лица, как меня внезапно охватило, словно волной захлестнуло, чувство
смутной неприязни и даже брезгливости, которую я не мог ни понять, и
объяснить. Мне почему-то показалось вполне естественным, что местные жители
избегают ездить на автобусе, которым управляет подобный человек, и вообще
стараются свести к минимуму любые контакты как с ним самим, так и с его
земляками.
Когда водитель вышел из аптеки, я пристальнее пригляделся к нему,
пытаясь уяснить для себя причину внезапно нахлынувшего чувства. Это был
худой мужчина ростом где-то под метр восемьдесят, с покатыми плечами, одетый
в потрепанное гражданское платье синего цвета и потертую кепку для гольфа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32