И что этот древний пьяница болтал насчет
сходства моих глаз и глаз капитана Обеда? Да и тот эркхамский ученый тоже
подметил, что глаза у меня - в точности как у Маршей. Так не был ли Обед
Марш моим пра-прадедом? И кем же - чем же - была в таком случае моя
пра-прабабка?
Впрочем, все это могло быть и чистым, хотя и безумным совпадением. Эти
светло-золотистые украшения вполне могли быть куплены отцом моей прабабки,
кем бы он ни был на самом деле, у какого-нибудь иннсмаутского матроса. А эти
взгляды, запечатленные на лицах моей бабки и ее сына-самоубийцы, могли быть
всего лишь плодом моей собственной фантазии - чистейшей воды выдумкой,
приукрашенной воспоминаниями о том иннсмаутском инциденте, которые
неотступно преследовали меня все эти месяцы и дни. Но почему тогда мой дядя
покончил с собой именно после той памятной поездки по местам жизни предков в
Новой Англии?
На протяжении более, чем двух лет я с большим или меньшим успехом
отвергал все подобные сомнения. Отец способствовал получению мною хорошей
должности в страховой компании, и я постарался как можно глубже погрузиться
в атмосферу новой работы. Но зимой 1930-31 годов у меня начались странные
сновидения. Крайне разрозненные и поначалу отнюдь не навязчивые, они с
каждой неделей повторялись все чаще, получая при этом все более яркую
окраску. Передо мной словно расстилались бескрайние водные просторы, а сам я
бродил по титаническим подводным галереям и лабиринтам, составленным из
поросших водорослями циклопических стен, и рыбы были моими единственными
спутниками в этих блужданиях. Вскоре стали возникать и новые образы, которые
переполняли мою душу чудовищным страхом, но почему-то всякий раз лишь после
того как я просыпался. Непосредственно во сне они меня совершенно не
беспокоили - ведь я был одним из них, и носил какие-то причудливые,
совершенно нечеловеческие украшения, бороздил их подводные пути и совершал
чудовищные ритуальные процедуры в их располагавшихся на морском дне зловещих
храмах.
Сны мои были наполнены такой массой причудливых видений и диковинных
образов, что я смог. запомнить лишь - ничтожную толику увиденного, однако
даже того, что сохранилось в моей памяти, с лихвой хватило бы на то, чтобы
навеки прослыть безумцем, или, напротив, гением, если бы я осмелился
записать все увиденное. Одновременно с этим я чувствовал, что некая
неведомая и пугающая сила настойчиво пыталась вытащить меня из мира
нормальной и здоровой человеческой жизни и ввергнуть в пучину непроглядной
темени и чужеродного существования, что, конечно же, тяжелым камнем ложилось
мне на душу. Состояние моего здоровья и даже внешность подверглись
существенному ухудшению, так что в конце концов мне пришлось оставить свою
работу и перейти на затворнический, почти неподвижный образ жизни инвалида.
Меня словно поразил некий странный нервный недуг, отчего я временами в
буквальном смысле был не в состоянии сомкнуть глаз.
Именно тогда я со все возрастающей тревогой стал рассматривать в
зеркале собственное отражение. Едва ли человеку доставляет удовольствие
наблюдать постепенно усиливающиеся признаки развития какого-то заболевания,
но в моем случае было нечто более тонкое, неуловимое и одновременно
обескураживающее. Мой отец также стал это подмечать и поглядывать на меня с
явным недоумением, а подчас и с откровенным испугом. Что же во мне
происходило? Не могло ли так получиться, что я постепенно становился похожим
на мою бабку и дядю Дугласа?
Однажды ночью мне приснился страшный сон, в котором я якобы встретился
со своей бабкой, причем встреча эта состоялась где-то под водой, в океанской
пучине. Она жила в фосфоресцирующем дворце, состоящем из многочисленных
террас, с садами, в которых произрастали странные, какие-то чешуйчатые,
гнилостного цвета кораллы, образовавшие ветвистые, чем-то похожие на
уродливые деревья посадки. Старуха довольно тепло поприветствовала меня,
хотя было в ее манерах что-то насмешливое, почти сардоническое. Она сильно
изменилась - как существа, которые перешли на постоянную жизнь в воде, - и
сказала, что якобы вообще никогда не умирала. Вместо этого она переместилась
в такое место, о котором узнал ее сын Дуглас, и стала обитать в царстве,
чудеса которого - предназначенные также и для него - он сам отверг
дымящимся дулом своего револьвера. Это будет и мое царство - никуда мне от
этого не деться, и я тоже никогда не умру, а буду жить вместе с теми, кто
существовал уже тогда, когда на земле вообще не было людей.
Видел я и ту особу, которая являлась ее бабкой. В течение восьмидесяти
тысяч лет ее предки Пт'тиа-л'йи жили в Й'хантлеи, и именно туда она
вернулась после смерти Обеда Марша. Й'ха-нтлеи не подвергся разрушению,
когда люди с верхней земли наслали в море смерть. Глубоководных вообще
невозможно уничтожить, хотя палеогеновая магия давно забытых Старожилов
иногда может причинять им отдельные неприятности. В настоящее время они
пребывают в состоянии покоя, но настанет такой день - если они еще помнили
об этом - когда они восстанут снова и воздадут должное ненасытной жажде
Великого Цтулху. В следующий раз это будет уже совершенно новый город,
гораздо более величественный, чем Иннсмаут. Они заметно расширят свое
влияние и уже подготовили тех, кто поможет им в этом деле, однако пока
должны выждать некоторое время. За то, что я вызвал смерть их людей на
верхней земле, я должен принести покаяние, но оно не будет слишком уж
тяжелым.
Это был тот самый сон, в котором я впервые увидел шоггота, и один лишь
вид его поверг меня в состояние безумного ужаса, заставившего с криком
проснуться. В то утро зеркало со всей очевидностью подтвердило мне, что я
также окончательно приобрел ту самую характерную "иннсмаутскую внешность".
Я пока решил не накладывать на себя руки, как это сделал дядя Дуглас.
Правда, я купил автоматический пистолет и однажды едва было не совершил
роковой шаг, но какие-то сны все же удержали меня. Жестокие, наиболее
пронзительные ночные видения стали постепенно стихать и сглаживаться, а
вместо того меня стало необъяснимым образом манить в морскую бездну. Во сне
я часто слышу и совершаю странные вещи, а когда просыпаюсь, то ощущаю уже не
ужас, а самый настоящий, неподдельный восторг. Я не верю в то, что мне
придется дожидаться полной перемены, на что было обречено большинство
других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
сходства моих глаз и глаз капитана Обеда? Да и тот эркхамский ученый тоже
подметил, что глаза у меня - в точности как у Маршей. Так не был ли Обед
Марш моим пра-прадедом? И кем же - чем же - была в таком случае моя
пра-прабабка?
Впрочем, все это могло быть и чистым, хотя и безумным совпадением. Эти
светло-золотистые украшения вполне могли быть куплены отцом моей прабабки,
кем бы он ни был на самом деле, у какого-нибудь иннсмаутского матроса. А эти
взгляды, запечатленные на лицах моей бабки и ее сына-самоубийцы, могли быть
всего лишь плодом моей собственной фантазии - чистейшей воды выдумкой,
приукрашенной воспоминаниями о том иннсмаутском инциденте, которые
неотступно преследовали меня все эти месяцы и дни. Но почему тогда мой дядя
покончил с собой именно после той памятной поездки по местам жизни предков в
Новой Англии?
На протяжении более, чем двух лет я с большим или меньшим успехом
отвергал все подобные сомнения. Отец способствовал получению мною хорошей
должности в страховой компании, и я постарался как можно глубже погрузиться
в атмосферу новой работы. Но зимой 1930-31 годов у меня начались странные
сновидения. Крайне разрозненные и поначалу отнюдь не навязчивые, они с
каждой неделей повторялись все чаще, получая при этом все более яркую
окраску. Передо мной словно расстилались бескрайние водные просторы, а сам я
бродил по титаническим подводным галереям и лабиринтам, составленным из
поросших водорослями циклопических стен, и рыбы были моими единственными
спутниками в этих блужданиях. Вскоре стали возникать и новые образы, которые
переполняли мою душу чудовищным страхом, но почему-то всякий раз лишь после
того как я просыпался. Непосредственно во сне они меня совершенно не
беспокоили - ведь я был одним из них, и носил какие-то причудливые,
совершенно нечеловеческие украшения, бороздил их подводные пути и совершал
чудовищные ритуальные процедуры в их располагавшихся на морском дне зловещих
храмах.
Сны мои были наполнены такой массой причудливых видений и диковинных
образов, что я смог. запомнить лишь - ничтожную толику увиденного, однако
даже того, что сохранилось в моей памяти, с лихвой хватило бы на то, чтобы
навеки прослыть безумцем, или, напротив, гением, если бы я осмелился
записать все увиденное. Одновременно с этим я чувствовал, что некая
неведомая и пугающая сила настойчиво пыталась вытащить меня из мира
нормальной и здоровой человеческой жизни и ввергнуть в пучину непроглядной
темени и чужеродного существования, что, конечно же, тяжелым камнем ложилось
мне на душу. Состояние моего здоровья и даже внешность подверглись
существенному ухудшению, так что в конце концов мне пришлось оставить свою
работу и перейти на затворнический, почти неподвижный образ жизни инвалида.
Меня словно поразил некий странный нервный недуг, отчего я временами в
буквальном смысле был не в состоянии сомкнуть глаз.
Именно тогда я со все возрастающей тревогой стал рассматривать в
зеркале собственное отражение. Едва ли человеку доставляет удовольствие
наблюдать постепенно усиливающиеся признаки развития какого-то заболевания,
но в моем случае было нечто более тонкое, неуловимое и одновременно
обескураживающее. Мой отец также стал это подмечать и поглядывать на меня с
явным недоумением, а подчас и с откровенным испугом. Что же во мне
происходило? Не могло ли так получиться, что я постепенно становился похожим
на мою бабку и дядю Дугласа?
Однажды ночью мне приснился страшный сон, в котором я якобы встретился
со своей бабкой, причем встреча эта состоялась где-то под водой, в океанской
пучине. Она жила в фосфоресцирующем дворце, состоящем из многочисленных
террас, с садами, в которых произрастали странные, какие-то чешуйчатые,
гнилостного цвета кораллы, образовавшие ветвистые, чем-то похожие на
уродливые деревья посадки. Старуха довольно тепло поприветствовала меня,
хотя было в ее манерах что-то насмешливое, почти сардоническое. Она сильно
изменилась - как существа, которые перешли на постоянную жизнь в воде, - и
сказала, что якобы вообще никогда не умирала. Вместо этого она переместилась
в такое место, о котором узнал ее сын Дуглас, и стала обитать в царстве,
чудеса которого - предназначенные также и для него - он сам отверг
дымящимся дулом своего револьвера. Это будет и мое царство - никуда мне от
этого не деться, и я тоже никогда не умру, а буду жить вместе с теми, кто
существовал уже тогда, когда на земле вообще не было людей.
Видел я и ту особу, которая являлась ее бабкой. В течение восьмидесяти
тысяч лет ее предки Пт'тиа-л'йи жили в Й'хантлеи, и именно туда она
вернулась после смерти Обеда Марша. Й'ха-нтлеи не подвергся разрушению,
когда люди с верхней земли наслали в море смерть. Глубоководных вообще
невозможно уничтожить, хотя палеогеновая магия давно забытых Старожилов
иногда может причинять им отдельные неприятности. В настоящее время они
пребывают в состоянии покоя, но настанет такой день - если они еще помнили
об этом - когда они восстанут снова и воздадут должное ненасытной жажде
Великого Цтулху. В следующий раз это будет уже совершенно новый город,
гораздо более величественный, чем Иннсмаут. Они заметно расширят свое
влияние и уже подготовили тех, кто поможет им в этом деле, однако пока
должны выждать некоторое время. За то, что я вызвал смерть их людей на
верхней земле, я должен принести покаяние, но оно не будет слишком уж
тяжелым.
Это был тот самый сон, в котором я впервые увидел шоггота, и один лишь
вид его поверг меня в состояние безумного ужаса, заставившего с криком
проснуться. В то утро зеркало со всей очевидностью подтвердило мне, что я
также окончательно приобрел ту самую характерную "иннсмаутскую внешность".
Я пока решил не накладывать на себя руки, как это сделал дядя Дуглас.
Правда, я купил автоматический пистолет и однажды едва было не совершил
роковой шаг, но какие-то сны все же удержали меня. Жестокие, наиболее
пронзительные ночные видения стали постепенно стихать и сглаживаться, а
вместо того меня стало необъяснимым образом манить в морскую бездну. Во сне
я часто слышу и совершаю странные вещи, а когда просыпаюсь, то ощущаю уже не
ужас, а самый настоящий, неподдельный восторг. Я не верю в то, что мне
придется дожидаться полной перемены, на что было обречено большинство
других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32