Все, что вводилось в Красной Армии нового - от обмундирования и вооружения до новых взглядов на тактику,- проверялось и опробовалось у нас. Поэтому в дивизии шли непрерывные большие и малые учения, требовавшие полного напряжения моральных и физических сил личного состава. Зимой и летом мы проводили в поле так много времени, как, наверно, ни одна другая часть.
Естественно, что главнейшее место в нашей боевой подготовке занимали тактика и стрельба. Я очень любил тактику.
Изучавшееся нами искусство подготовки даже мелких подразделений к бою и ведения боя в мирных условиях было похоже на тонкую и увлекательную игру. От нас, курсантов-одногодичников, будущих командиров, требовалось умело использовать местность, чтобы правильно расположить свои силы, определить задачи личному составу и огневым средствам, предугадать действия "противника", разрушить его замысел и навязать свой рисунок боя. Нет-нет, не напрасно древние греки назвали все это именно искусством. Тактика и является им по существу. И, как во всяком искусстве, для решения тактической задачи от человека требуется творческий подход, серьезная, напряженная работа мысли и психологическая гибкость.
Впрочем, во время службы в Московской Пролетарской дивизии стрельба увлекала меня не меньше. Настоящий спортивный азарт заставлял забывать об усталости. Я мог проводить на огневом рубеже по нескольку часов, совершенно не замечая времени.
А если вспомнить, сколько и как мы занимались строевой подготовкой?
Как известно, строевая подготовка - одна из составных частей военного обучения любой, в том числе и современной, армии. Это и понятно: строевая подготовка имеет огромное организующее значение Даже хорошо вооруженная масса людей продолжает оставаться толпой, если она не знает команд, не умеет подчиняться им, не представляет собой организма, всей деятельностью которого руководит воля, знание и талант военачальника - мозга этого организма. Это я ощутил, проверил на войне, в том числе и под Сталинградом.
Но вернемся на дорогу, по которой я проезжал к Городищу в январе 1943 года, направляясь к П. И Батову.
К окраине поселка с давних времен прилепилось небольшое сельское кладбище, на котором начали хоронить своих убитых и гитлеровцы, недавно еще занимавшие Городище. Кладбище не могло вместить всех фашистов, нашедших здесь смерть. Длинные правильные ряды глинистых бугорков, увенчанных березовыми крестами, вышли далеко в открытую степь...
Может быть, раньше, до войны, Городище имело свой облик, как имеет его любая деревня или город. Сейчас же все поселки фронтовой полосы имели одно лицо, страшное лицо войны: сожженные дома, развороченные снарядами печные трубы, до половины срезанные, обожженные деревья. Остатки населения и войска ютились в землянках. В землянке же находился и командный пункт Павла Ивановича Батова, который, увидев меня, проворно поднялся с места и легкой, быстрой походкой направился навстречу. Мы обнялись.
Я знал, что за время войны Батов не раз бывал на ответственнейших и труднейших участках огромного фронта. Но ни время, ни работа, ни переживания не изменили его. Он был такой же, каким я его помнил по Московской Пролетарской дивизии: невысокий, худощавый, со слегка запавшими щеками продолговатого лица, подвижный и энергичный.
За ужином разговор вертелся вокруг вопросов, связанных с положением на нашем фронте. Когда же на столе появился самовар, его уютный шум и тоненькое посвистывание вызвали то особое настроение, которое располагает к откровенности и воспоминаниям.
- А как Крейзер? Кстати, ты же с ним начинал войну. Я слышал, вы там сражались великолепно. И Крейзер, говорят, отлично себя показал. Может, расскажешь, как там все сложилось?
Я рассказал о боях под Борисовом и на Березине, о мужестве и самоотверженности бойцов, о Крейзере, пользовавшемся огромным авторитетом и любовью бойцов и командиров. А йотом шутливо спросил сам:
- А вы Батова по Пролетарке помните?
- Смутно, - поддержал шутку Павел Иванович.
- А что я Батову обязан тем, что остался служить в кадрах армии, не забыли? - спросил опять я. Батов засмеялся:
- Ну, уж ты скажешь!.. Шутник!..
Но я не шутил. Это было действительно так. К концу первого года службы в Московской Пролетарской дивизии я, как и полагалось одногодичникам, сдал экзамен и получил право уйти в запас командиром взвода. Однако я решил остаться в армии и продолжать служить в дивизии. Решение пришло не случайно. Служба в армии привлекала своей организованностью и, я бы сказал, ясностью. Ясностью - это не значит простотой, примитивностью. Скорее, наоборот, привлекало сознание и ощущение серьезности, значимости, сложности тех обязанностей, которые лежат на командире.
Я уже говорил о своем интересе к тактике. Пожалуй, он был одним из существенных факторов в выборе мною профессии. Говорят, ни с чем не сравнимое удовлетворение испытывают создатели материальных ценностей. Но нечто подобное испытывает и командир во время и после воплощения в жизнь своего тактического замысла. Ты принял решение. Выполняя его, десятки, сотни людей действуют определенным образом, обеспечивая успех порученного тебе дела. В военных условиях при этом на карту ставится жизнь твоих бойцов и твоя собственная. Ты отвечаешь за всех и за все. Ты тоже чувствуешь себя творцом и, по существу, являешься им. Теперь, на войне, я это испытывал постоянно и в полной мере. А тогда, когда выбором профессии я решил свою судьбу, понять это, так сказать, теоретически, умозрительно помог не кто иной, как Павел Иванович Батов.
Именно он в первый год моей службы в Московской Пролетарской дивизии, часто привлекая меня к штабной работе, раскрыл мне высокий и благородный смысл деятельности кадрового командира, военной профессии.
Павел Иванович Батов каким-то образом понял, что я военный по призванию раньше, чем я сам, и настойчиво рекомендовал мне остаться на службе в кадрах Красной Армии.
- Вот хочу спросить тебя, - раздумчиво сказал Батов, наливая из самовара очередной стакан чая, - теперь, когда ты сам стал не только взрослым, думающим командиром, но когда у тебя за плечами уже немалый опыт войны, даже двух войн, как тебе кажется: правильно велась у нас в Пролетарской боевая подготовка? Тебе лично пригодилось, помогло то, чему ты научился в дивизии до войны?
- Безусловно. Особенно если соединить в одно и передать молодым командирам все то, чему учили разные командиры Пролетарской дивизии: Крейзер - быстро и продуманно готовить опорный пункт; Батов - безупречно организовать штабы; Бирюзов - налаживать лыжную подготовку; Галицкий - ценить и использовать личную инициативу, воспитывать умение принять самостоятельное решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Естественно, что главнейшее место в нашей боевой подготовке занимали тактика и стрельба. Я очень любил тактику.
Изучавшееся нами искусство подготовки даже мелких подразделений к бою и ведения боя в мирных условиях было похоже на тонкую и увлекательную игру. От нас, курсантов-одногодичников, будущих командиров, требовалось умело использовать местность, чтобы правильно расположить свои силы, определить задачи личному составу и огневым средствам, предугадать действия "противника", разрушить его замысел и навязать свой рисунок боя. Нет-нет, не напрасно древние греки назвали все это именно искусством. Тактика и является им по существу. И, как во всяком искусстве, для решения тактической задачи от человека требуется творческий подход, серьезная, напряженная работа мысли и психологическая гибкость.
Впрочем, во время службы в Московской Пролетарской дивизии стрельба увлекала меня не меньше. Настоящий спортивный азарт заставлял забывать об усталости. Я мог проводить на огневом рубеже по нескольку часов, совершенно не замечая времени.
А если вспомнить, сколько и как мы занимались строевой подготовкой?
Как известно, строевая подготовка - одна из составных частей военного обучения любой, в том числе и современной, армии. Это и понятно: строевая подготовка имеет огромное организующее значение Даже хорошо вооруженная масса людей продолжает оставаться толпой, если она не знает команд, не умеет подчиняться им, не представляет собой организма, всей деятельностью которого руководит воля, знание и талант военачальника - мозга этого организма. Это я ощутил, проверил на войне, в том числе и под Сталинградом.
Но вернемся на дорогу, по которой я проезжал к Городищу в январе 1943 года, направляясь к П. И Батову.
К окраине поселка с давних времен прилепилось небольшое сельское кладбище, на котором начали хоронить своих убитых и гитлеровцы, недавно еще занимавшие Городище. Кладбище не могло вместить всех фашистов, нашедших здесь смерть. Длинные правильные ряды глинистых бугорков, увенчанных березовыми крестами, вышли далеко в открытую степь...
Может быть, раньше, до войны, Городище имело свой облик, как имеет его любая деревня или город. Сейчас же все поселки фронтовой полосы имели одно лицо, страшное лицо войны: сожженные дома, развороченные снарядами печные трубы, до половины срезанные, обожженные деревья. Остатки населения и войска ютились в землянках. В землянке же находился и командный пункт Павла Ивановича Батова, который, увидев меня, проворно поднялся с места и легкой, быстрой походкой направился навстречу. Мы обнялись.
Я знал, что за время войны Батов не раз бывал на ответственнейших и труднейших участках огромного фронта. Но ни время, ни работа, ни переживания не изменили его. Он был такой же, каким я его помнил по Московской Пролетарской дивизии: невысокий, худощавый, со слегка запавшими щеками продолговатого лица, подвижный и энергичный.
За ужином разговор вертелся вокруг вопросов, связанных с положением на нашем фронте. Когда же на столе появился самовар, его уютный шум и тоненькое посвистывание вызвали то особое настроение, которое располагает к откровенности и воспоминаниям.
- А как Крейзер? Кстати, ты же с ним начинал войну. Я слышал, вы там сражались великолепно. И Крейзер, говорят, отлично себя показал. Может, расскажешь, как там все сложилось?
Я рассказал о боях под Борисовом и на Березине, о мужестве и самоотверженности бойцов, о Крейзере, пользовавшемся огромным авторитетом и любовью бойцов и командиров. А йотом шутливо спросил сам:
- А вы Батова по Пролетарке помните?
- Смутно, - поддержал шутку Павел Иванович.
- А что я Батову обязан тем, что остался служить в кадрах армии, не забыли? - спросил опять я. Батов засмеялся:
- Ну, уж ты скажешь!.. Шутник!..
Но я не шутил. Это было действительно так. К концу первого года службы в Московской Пролетарской дивизии я, как и полагалось одногодичникам, сдал экзамен и получил право уйти в запас командиром взвода. Однако я решил остаться в армии и продолжать служить в дивизии. Решение пришло не случайно. Служба в армии привлекала своей организованностью и, я бы сказал, ясностью. Ясностью - это не значит простотой, примитивностью. Скорее, наоборот, привлекало сознание и ощущение серьезности, значимости, сложности тех обязанностей, которые лежат на командире.
Я уже говорил о своем интересе к тактике. Пожалуй, он был одним из существенных факторов в выборе мною профессии. Говорят, ни с чем не сравнимое удовлетворение испытывают создатели материальных ценностей. Но нечто подобное испытывает и командир во время и после воплощения в жизнь своего тактического замысла. Ты принял решение. Выполняя его, десятки, сотни людей действуют определенным образом, обеспечивая успех порученного тебе дела. В военных условиях при этом на карту ставится жизнь твоих бойцов и твоя собственная. Ты отвечаешь за всех и за все. Ты тоже чувствуешь себя творцом и, по существу, являешься им. Теперь, на войне, я это испытывал постоянно и в полной мере. А тогда, когда выбором профессии я решил свою судьбу, понять это, так сказать, теоретически, умозрительно помог не кто иной, как Павел Иванович Батов.
Именно он в первый год моей службы в Московской Пролетарской дивизии, часто привлекая меня к штабной работе, раскрыл мне высокий и благородный смысл деятельности кадрового командира, военной профессии.
Павел Иванович Батов каким-то образом понял, что я военный по призванию раньше, чем я сам, и настойчиво рекомендовал мне остаться на службе в кадрах Красной Армии.
- Вот хочу спросить тебя, - раздумчиво сказал Батов, наливая из самовара очередной стакан чая, - теперь, когда ты сам стал не только взрослым, думающим командиром, но когда у тебя за плечами уже немалый опыт войны, даже двух войн, как тебе кажется: правильно велась у нас в Пролетарской боевая подготовка? Тебе лично пригодилось, помогло то, чему ты научился в дивизии до войны?
- Безусловно. Особенно если соединить в одно и передать молодым командирам все то, чему учили разные командиры Пролетарской дивизии: Крейзер - быстро и продуманно готовить опорный пункт; Батов - безупречно организовать штабы; Бирюзов - налаживать лыжную подготовку; Галицкий - ценить и использовать личную инициативу, воспитывать умение принять самостоятельное решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85